Бессердечный ублюдок (страница 28)
– Разве? Я полагала, ты теперь с моей сестрой. – Губы против воли ломает горькая усмешка. – Ты не находишь, что, перед тем как объявить кого-то своей девушкой, следовало для начала аннулировать наш брак?
На каменном лице Островского ни тени смущения. Лишь лёгкое раздражение.
– Так было нужно. Тебя это совершенно не касается.
Он запускает руку в свою шевелюру, ероша волосы. Отмахивается от моих обвинений, будто они – докучливая муха.
От его слов меня разбирает смех.
– А ей ты что говоришь? «Мы с женой не спим вместе. У нас фиктивный брак»? – пытаюсь спародировать его интонации, ощущая, как горечь растекается по языку. – Чёрт, похоже, хоть кому-то ты не врёшь.
Артём бросает на меня нечитаемый взгляд. И вопреки моему желанию находиться как можно дальше от него, пересекает мою иллюзорную красную линию.
– Нам следует это исправить, – заявляет, посылая своим глубоким низким голосом мурашки по коже.
В удивлении приподнимаю брови. О чём он?
– Я хочу тебя трахнуть, – добавляет для непонятливой меня. А чтобы слова приобрели вес, касается большим пальцем моей нижней губы.
В кожу вонзаются миллиарды маленьких иголочек, вновь пробуждая возбуждение. Пульс в венах ускоряется. В голове шумит.
А в его глазах – голод и жажда.
Трахнуть. Чёрт. Как мило.
– Боже, какая честь, сам Артём Островский признался в том, что хочет меня. Даже не знаю, чем я заслужила такую честь.
Я театрально прикладываю руку к груди, всем своим видом показывая, что его слова неуместны. Проскальзываю между ним и стеной.
От злости меня буквально колотит.
– И не подходи ко мне! – Тычу в него указательным пальцем, сжимая губы, когда Островский вновь оказывается рядом.
И он слушается, наблюдая за моим нервным копошением.
Дрожащими от волнения руками собираю вещи. Запираюсь в ванной. Умываюсь ледяной водой и натягиваю шмотки.
Ключей от квартиры у меня не имелось. Но Лина предупредила, что дверь можно просто захлопнуть.
Мне оставалось лишь порадоваться, что на лестничной площадке нас никто не поджидал. Ни отец, ни люди Островского.
– А что ты хочешь услышать от меня, Пустышка? Признание в любви? – Его насмешливый и холодный голос догнал меня у лифта.
Было бы неплохо.
Но, судя по словам Соф, его ледяное сердечко уже занято.
Только я бы предпочла, чтобы моей гордости скормили сладкую ложь. В которой я могла бы найти оправдание своему поведению. А вместо неё мне дарят пресную правду.
– Нет. – Давлю на единичку и заявляю, глядя ему в глаза: – Я хочу поцелуй.
Похоже, мне удалось удивить мужа.
Артём нажимает на кнопку «СТОП», и лифт останавливается.
В узком пространстве мне некуда спрятаться. Остаётся лишь поражаться, откуда во мне взялась эта отчаянная смелость.
– Поцелуй, значит, – повторяет, плотоядно изучая моё тело, скрытое вполне скромной одеждой. Но почему-то сейчас, одетая в простую футболку и свободные джинсы, я ощущаю себя желанной.
Рука Артёма оказывается на моей шее, слегка сжимая. Глядя мне в глаза, он поглаживает большим пальцем моё горло, демонстрируя свою власть над моим телом. Его прикосновение – одновременно нежное и требовательное, заставляет меня плавиться. Сгорать в его огне.
Широкой ладонью он скользит вниз, по футболке. На мгновение останавливается у солнечного сплетения. Будто вслушиваясь в биение моего сердца. Продолжает путь к животу. Сжимает в кулаке ткань и поднимает выше, получая доступ к голой коже.
Грубые пальцы забираются под пояс джинсов. Пульс давно ускакал за пределы лифта и раньше нас добрался до первого этажа.
Я смотрю на него ошалевшими глазами, задыхаясь от острого всплеска желания, прокатившегося по телу.
Не успеваю моргнуть, как он ловко вытаскивает пуговицы из петель. Сглатываю, когда его пальцы касаются моей промежности. Он мягко поглаживает меня там. Будто я испуганное животное, которое нужно успокоить. И приручить.
Внизу живота зарождается тёплая, тягучая пульсация, пока его пальцы рисуют восьмёрки на моём клиторе. По промокшим от возбуждения трусикам. Снова.
Ловлю выражение довольства на его лице.
И не успеваю отреагировать, когда он стягивает вниз мои джинсы.
В голове пробегают мысли о том, что кто-то может вызвать мастера и в любой момент двери лифта могут распахнуться. Но, когда Артём опускается передо мной на колени, эти мысли мгновенно улетучиваются.
Видеть его в таком положении – самое захватывающее зрелище в моей жизни. И я не нахожу в себе сил, чтобы его прервать.
Его горячее дыхание опаляет кожу, отчего тонкие светлые волоски на животе встают дыбом.
– Что ты творишь?
Тупой вопрос. Похоже, он хочет продолжить то, на чём нас прервал отец.
– Ты ведь хотела поцелуй, – напоминает он, оттягивая ткань моих трусиков вбок.
– В губы, – глупо поясняю.
– В губы, – соглашается Артём, после чего его язык скользит по моему клитору.
Глава 42
Я задыхаюсь от шока, смущения, растерянности и острого наслаждения, когда язык Артёма рисует на моём клиторе колдовские символы. Древние рунические знаки, скрепляющие наш брак не хуже штампа в ЗАГСе.
Голову посещают ревнивые мысли. Он знает, что делать. Его прикосновения уверенные, медленные, мучительно правильные.
Моё влюблённое сердце, как расплавленный от горения воск, утекло вниз живота. И живёт там. Бьётся, отдавая пульсацией в клитор. Жар от прикосновений затягивает в свои огненные путы всё моё естество.
Я неловко цепляюсь в стену за спиной, будто желая присосаться к ней ладонями. Как улитка к морскому пирсу. Но стена абсолютно ровная, и мне даже не за что ухватиться. А именно сейчас мне нужен спасательный круг, чтобы не стечь голой задницей на грязный пол.
Неловко вцепляюсь в единственно найденную опору – густую шевелюру мужа, продолжая своё моральное падение вниз.
Всё, что он творит с моим телом, – запредельное, непозволительное удовольствие. Из тех, за которые последует расплата. Потому что мне слишком хорошо. А я в своей жизни ничего не получала просто так.
Откидываю голову назад, когда горячий язык Артёма забирается в моё влагалище, потрахивая его и слизывая стекающую из меня влагу. Даже в самых грязных фантазиях я не представляла подобных пошлых картинок. И пребывала в полной уверенности, что парни вроде Островского из орального секса приемлемым считают только минет.
Предпочитая брать, а не давать.
Когда язык заменяет палец, я прикусываю губу, ощущая непривычное давление, чтобы заглушить рвущийся наружу стон.
– Тёма, – шепчу я, и мой голос звучит хрипло, низко, жалобно.
Моральные принципы, тревожащие меня последний час, отступают. Сейчас я всего лишь плоть. Голодная, податливая, мягкая. В его руках.
– Ты такая узенькая, – комментирует Артём, отрываясь от моей промежности. – Сколько у тебя было парней?
Он вытирает большим пальцем свои губы, блестящие от моих выделений, продолжая ласкать меня свободной рукой. С трудом собираю оставшиеся мозговые клетки в кучу, чтобы сообразить, о чём он спрашивает.
Жмурюсь, когда Артём всасывает мой клитор в рот не хуже секс-игрушки. Мышцы выворачивает от удовольствия. Меня буквально трясёт.
Я чувствую, как Артём сжимает широкими ладонями мои ягодицы, вдавливая мою промежность в своё лицо. Вгрызаясь в меня, будто я грейпфрут, сочащийся соком. Пока я ощущаю себя тающим на солнце желе.
Низ живота сводит, по телу пробегают волны. Сначала слабые, едва ощутимые, сковывающие мои мышцы, ласковые, нежные. Но каждое новое движение языка Артёма грозит катаклизмом. Я чувствую, как приближается большая волна. Настоящее цунами, способное смыть меня с лица земли.
Она накрывает меня спустя секунду. Горячая, пронизывающая через мышцы до самых костей. Выкручивающая меня наизнанку.
Я бы упала, если бы Артём не удерживал меня, пока меня сотрясал оргазм.
Никогда раньше я не испытывала подобного удовольствия. И вместе с ним меня настиг страх, что я могу стать зависимой от Островского. Как и все его подружки. Теперь догадываясь о причине его популярности.
– Сколько, Пустышка? – с рыком повторяет свой вопрос, на мгновение отрываясь от меня.
Я невольно опускаю ресницы, с удивлением догадываясь, насколько томным сделался мой взгляд. Желая считать эмоции мужа.
В его глазах привычная ноябрьская темень и пробирающий до костей холод, замешанные в ядовитый коктейль с чем-то новым. Напоминающим одержимость. Он не отрывается от меня, продолжая ласки ставшей сверхчувствительной плоти. Собирая мою влагу. Поглаживая голые, дрожащие от напряжения и удовольствия бёдра.
И словно фотокарточкой на сетчатке, всплывает изображение его в обнимку с сестрой. Колючая ревность прожигает сердце, мутя разум, нанизывая на язык глупости. Я желаю причинить ему хоть каплю той боли, что довелось испытать мне, когда я читала ту новость. От которой он так играючи отмахнулся.
– Достаточно. Боишься, что сравнение окажется не в твою пользу? – голос льётся медовой патокой. И я не узнаю сама себя.
Откуда вдруг во мне столько смелости? Почему мне так мучительно приятно видеть злость в глазах Артёма? Почему горячее возбуждение от неё не желает отпускать?
Туз поднимается, нависая надо мной своим исполинским ростом. Давя им. Разница в наших габаритах как у голодного котёнка и откормленного алабая.
Ладони Артёма продолжают поглаживать мои покрытые мурашками ягодицы. Он вдавливает свою возбуждённую плоть в меня. И я ощущаю исходящий от его тела жар даже через одежду.
– Избавься от джинсов, – приказывает мой муж, не сводя с меня колючих глаз.
Недовольно морщусь.
И почему мне так нравится придавать ему этот статус в своих мыслях?
«Этот куннилингус мне муж подарил», – пропела я голосом Инстасамки.
Неловко перешагиваю через джинсы, бросая их на грязном полу.
На мне осталась футболка, топ и кеды с носками. Именно этот вид Артём оценивает горячим взглядом. Нечто плотоядное, животное мелькает в хищном выражении его лица.
Хотя сама до сих пор не понимаю, для чего он попросил меня об этом. Но начинаю догадываться, когда Артём опускает собачку молнии вниз, освобождая член.
Широко распахнутыми глазами ребёнка, забытого после закрытия в игрушечном магазине, пялюсь на его… оружие. Облизываю пересохшие губы.
Мне уже доводилось видеть его член. Но сейчас он словно стал ещё больше.
Эта штука меня порвёт.
Не может быть женский организм приспособлен для таких причиндалов. А я ведь даже его палец остро ощущала. Что будет, когда эта штуковина проникнет в меня?
Судорожно втягиваю через нос воздух.
На секунду голову посетила светлая мысль – признаться ему, что он будет у меня первым. Но я тут же её отвергаю.
Я ведь ни словом, ни делом не давала ему намёков на собственное распутство. Он сам почему-то решил, что я веду половую жизнь ещё со школы. Хотя это последнее, что меня волновало в старших классах.
В отличие от Миланы. Но ей каким-то образом всегда удавалось хранить благопристойный образ.
Артём вжимается горячим членом в мой живот. Я смотрю на него, не представляя, что мне нужно делать. Мысль о том, что он хочет консумировать наш брак в грязном лифте, не кажется мне чудовищной.
Откровенно говоря, сейчас мне совершенно всё равно.
Артём берёт моё запястье и тянет к своему члену. Я беспрекословно слушаюсь его. Пульс грохочет в ушах. Перед глазами плывут красные пятна.
Мне страшно. Но при этом я ощущаю себя как на американских горках. Сейчас хапну адреналина по самое не могу. Странно, но именно этого я и жажду. Боли. Я хочу, чтобы он вторгся в меня. Хочу ощутить его в себе.
Мои пальцы обхватывают горячую плоть. С любопытством скольжу по её шёлковой поверхности. Смотрю зачарованно. Как дракон на злато. Это всё моё.