Последнее слово он буквально выдавил из себя.

Старейшин. Признаться, отец никогда не использовал это определение для авторитетов криминального мира. Но даже слово «авторитет» уже попахивает душком девяностых. Ведь все они уважаемые члены общества. Бизнесмены и политики.

Только никто из них не может полагаться лишь на себя. Всегда должны быть люди, прикрывающие спину. Иначе завтра тебя найдут на лужайке рядом с твоим красивым домом, а имущество конфискуют как заработанное незаконным путём.

– И как я этого добьюсь? – интересуюсь, недоумённо на него смотря.

Я в их глазах всего лишь сопливая девчонка. Мне вот-вот стукнет двадцать три. И таких, как я, обычно рассматривают лишь в качестве трофейных жён или… Как было у нас с Островским, как залог. Мира.

– Поговори для начала с Дедом Багратом, – даёт подсказку отец.

Немного слышала про этого человека. И не представляю, чем этот старец способен мне помочь. Учитывая, что ему за восемьдесят. И он так и не сподобился передать власть ни одному из своих сыновей.

– Шансов мало, но если он посчитает тебя достойной, то поможет и с остальными разобраться, – выдал па.

Достойной? Меня? Похоже, он родных сыновей такими не считает. С какой стати я окажусь достойной? И главное, достойной чего? Я так и не понимала до конца, какую роль уготовил мне отец.

– Почему я, пап?

Отец с трудом разлепляет веки, обращая на меня свой помутневший, усталый взор.

– А кто ещё? Сыновей у меня нет. Милана… слишком ветрена. Амина мала. Остаёшься только ты.

Признание отца огорошивает. Никогда не подумала бы, что он мог рассматривать меня в качестве своей наследницы. Настоящей наследницы.

Полагала, что в качестве преемника он выберет человека, с которым потом свяжет судьбу Миланы. Как любимицы. Но что-то пошло не по плану.

Эту информацию мне нужно переварить.

Я не уверена, что хочу ввязываться в грязные дела отца. Что хочу вариться в мире крови, предательства и денег.

Меня вполне устраивала моя тихая, размеренная и до зубовного скрежета скучная жизнь. Не в Москве.

Время для посещения истекло. Поцеловать отца я не осмелилась. И на ватных ногах направилась к выходу.

Распахнула дверь и столкнулась с мужчиной в белом халате, приняв его за врача.

А затем мой взгляд метнулся к лицу, спрятанному, как и моё, за медицинской маской и шапочкой. К глазам, в темени которых я тут же потонула.

Окружающий мир меркнет. Звуки затихают. Мой ночной кошмар явился наяву.

Островский совершил короткое движение рукой, вытягивая меня из больничной палаты в коридор и пригвождая спиной к холодной стене. Чтобы никуда не убежала.

Молча, не произнеся ни одного слова, опустил свою медицинскую маску вниз, давая возможность рассмотреть такое знакомое и незнакомое каменное лицо с хищными чертами.

– И как тебе пряталось всё это время?

Глава 10

Голос Артёма прорывается в моё сознание, как сквозь толщу льда.

Сердце стучит как сумасшедшее, пока я вжимаюсь лопатками в стену, задерживая дыхание. Лишь бы не почувствовать его запах и не понять, что это реальность.

Щеку опаляет его мятное дыхание – так близко он стоит. Непроизвольно вдыхаю. Втягиваю запах его тела, как сильнодействующий наркотик.

От его тела исходит даже не энергия, а излучение, по мощности сопоставимое с разрушительным воздействием четвёртого энергоблока Чернобыльской АЭС.

Понимаю, что тону. В давно забытых ощущениях. Варюсь во вкусном запахе его кожи. Бешусь, сознвавая, что годы разлуки не изменили мою физиологическую реакцию на мужа. Мы были вместе всего ничего – видя при виде него у меня выработался безусловный рефлекс, как у собаки Павлова. Во рту скалпивается слюна, тело бросает в жар.

С силой кусаю себя за щёку изнутри, чтобы Островский не распознал, какую внутреннюю борьбу я веду. По языку растекается металлический привкус крови.

Мгновение – и до нервных волокон доходит отрезвляющая боль. Она ещё не возвращает полностью власть над телом, но даёт возможность мыслить.

– Пряталась? – Нарочито удивлённо смотрю на него, поднимая брови. – С чего бы?

Сознание проясняется. Начинаю понимать, что Островский вжал меня в стену у палаты отца. С такой силой, что чувствую, как в меня впиваются пуговицы на его халате.

Зачем он шёл к нему? Неужели для того, чтобы закончить начатое? От этой мысли волоски на коже встают дыбом.

Замечаю, как его губы недовольно сжимаются. Будто он ожидал от меня иного ответа.

Тянется рукой к маске, всё ещё скрывающей моё лицо. Мне хочется остановить его. Сохранив эту маленькую броню для себя. Но я сдерживаюсь. В упрямом жесте поднимаю подбородок выше.

Выдыхаю, когда он дотрагивается до неё крупными пальцами, опуская маску вниз. Обнажая для себя моё лицо.

В венах бьётся пульс, пока я неосознанно ожидаю его реакции.

Островский вглядывается в мою новую внешность. Повзрослевшую. Его ленивый интерес опаляет. Нос. Щёки. Глаза. Каждую мою чёрточку.

Оставляя за собой ожоги первой степени.

За этим интересом скрывается всего лишь любопытство. Не более. Я вижу это по холодным голубым глазам. И равнодушному выражению лица.

Он хочет понять, в кого превратилась та девчонка, что ожидала на свадьбе настоящего поцелуя с ним. А получила лишь насмешку. По вкусу напоминающую пощёчину.

Я бежала от себя. Долго и далеко. Хочется верить, что теперь я другая. У меня полный ребрендинг. Снаружи –новый яркий фантик. А внутри – обновлённая начинка. Не такая сладкая, как раньше. А едкая и горькая. Отравленная предательством.

Новая стрижка, форма бровей. Выражение глаз более колючее. Вздёрнутый подбородок отражает молчаливый протест.

Взгляд падает на его шею в тот момент, когда дёргаетсяего кадык.

– И зачем тогда ты сбежала из Москвы? Не от меня ли?– задаёт вопрос на миллион. Сектор «Приз» на барабане. На его губах скользит ухмылка. Словно он знает причину моего отъезда даже лучше меня.

– Ещё одно неверное утверждение. – С деланым равнодушием пожимаю плечами, уводя взгляд в сторону. Мимо нас проходят люди. Медицинский персонал. Но никто не спешит вызволить меня из этих оков. – Мир не крутится вокруг тебя. Ты разве забыл? Меня насильно выдали за тебя. И я сбегала от новых женихов, навязываемых моим отцом.

Сама не понимаю, что несу.

Возвращаю взгляд на Островского. Его лицо по-прежнему напоминает бездушную маску. Через неё не пробиться ни одной эмоции.

Моё естество против воли пытается прочитать его реакцию. Понять, что он чувствует. И чувствует ли вообще что-то. Потому что сейчас мне кажется, что Островский – это просто машина для убийств. В нём нет жизни. Нет страсти. Только путь. Как у самурая.

В конце этого пути– харакири.

Артём втягивает воздух. Вижу, как он морщится. Отстраняется от меня. Сжимает челюсть.

– Я провожу.

Обхватывает мою руку выше локтя и тянет на себя.

Боже. Нет.

В приёмном покое меня дожидается Андрей, бабушка… и Леон. Сейчас я не готова знакомить Островского с сыном. Мне нужно время. Примириться со своими страхами. Подготовить оборону и придумать ложь.

Пробую вырвать руку из его жёсткой хватки. Тщетно. Обращаю на бывшего мужа возмущённый взгляд.

– Отпусти. Я в состоянии выйти отсюда тем же путём, которым пришла. Или ты хочешь потом вернуться к отцу и продолжить начатое? – зло шиплю, для окружающих пытаясь держать хорошую мину при плохой игре. – Зачем ты пришёл к отцу?

Несмотря на желание как можно скорее избавиться от общества Островского, меня волнует мой вопрос.

Пугает до чёртиков.

Я люблю папу. Той самой любовью отвергнутого ребёнка. Возможно, даже сильнее, чем Милана.

– Поговорить.

Жёсткие пальцы Артёма сдавливают мышцы на моей руке, вонзаясь в плоть, как тяжёлые кандалы.

– Можешь говорить со мной, – зачем-то заявляю.

Ведь теперь я не просто дочка криминального авторитета. Я его законная наследница. Криминальная принцесса. Правда, мой статус пока не подтверждён.

И вступить в права я смогу только после признания со стороны «старейшин». Возможно, это не слишком хитрая стратегия, но лишь по его лицу я смогу прочитать – грозит ли мне смерть от его рук или нет.

– Что? – хмыкает он, ведя меня за собой.

– Я наследница отца. Не знал? – Ухмыляюсь во все свои тридцать два зуба.

Островский обращает на меня совершенно дикий и взбешённый взгляд.

– Повтори! – буквально рычит мне в ухо, останавливая на пути к лифту.

Во мне бурлит злость и удовольствие, смешиваясь в ядрёный коктейль.

– Что тебя так удивляет? – Меня буквально разбирает истеричный хохот. Опьянённая бурей эмоций от нашей встречи, я смотрю на него и смеюсь, откинув назад голову. –Или ты думал, ею станет Милана?

Глава 11

Мой смех лишь сильнее ярит Островского. Злость в нём крутится, как в центрифуге, набирая новые обороты. Ещё чуть-чуть, и на её мощности он может совершить полёт в космос. Мир его запомнит, как первого человека, преодолевшего земную орбиту без скафандра и космического корабля.

На одной ненависти ко мне.

– Ты дашь отцу отказ, – встряхивает меня, как тряпичную игрушку.

Волосы выбиваются из заколки, падая на плечи. На мгновение взгляд Артёма задерживается на моей шевелюре. Давно уже не розовой. Теперь они каштановые. Гладкие и блестящие.

– С чего бы? – шиплю на него. – Ты мне – никто. С чего ты вдруг решил, что можешь отдавать мне приказы?

На смену веселью приходит нечто противоположное. Как бы мне хотелось прямо сейчас вонзить ему нож под ребро. Прокрутить его хорошенько. И насладиться видом его страданий. Если не душевных, то хотя бы физических.

Артём медленно возвращает взгляд с моих волос к глазам.

Вглядывается, будто врач-психиатр, выискивающий признаки отклонений. Признаться, это коробит.

– Ты дурочка? – Вновь тянет на себя так, что я могу расслышать его тихий вопрос. – Тебя убьют при первом удобном случае. Ты этого хочешь?

Нервно сглатываю слюну.

Он не поведал мне ничего нового. Но всё же страх, поселившийся в сердце с момента, как отец озвучил своё желание, болезненно колол.

Но, можно подумать, у меня есть выбор.

Меня убьют.

Я знаю. Так или иначе. В среде, в которой я выросла, так принято. Отец в чём-то просчитался. То, как с ним поступили, говорит лишь об одном – он перешёл дорогу кому-то важному. И платить за это будут все.

Но как я могу не попробовать разрулить ситуацию? Кто, кроме меня?

Если у меня получится, я смогу всех защитить. И в первую очередь Леона.

А если нет… Они в любом случае убьют всех, кто имеет отношение к низвергнутому Адаму Ибрагимову.

Отец явно в чём-то напортачил. Это очевидно, раз от него отвернулись все. Арестованные счета говорят об этом слишком красноречиво.

А на случай моей смерти у меня есть завещание. И письмо для отца Леона. Я уверена, сына он сможет защитить. А меня – не захочет. Да и я не позволю себе просить у него помощи.

– Артём, – мягко, по-кошачьи, растягиваю его имя с лёгкой улыбкой, – убери от меня свои руки.

Оправдываться я не собиралась.

Островский дарит мне такой горячий взгляд, что им можно выжечь мою сетчатку дотла.

Медленно. Палец за пальцем он отлепляется от меня.

– Ты можешь попросить меня о помощи. – Его губы кривятся в чём-то напоминающем усмешку. Но она выходит такой колючей, что об неё можно пораниться. – Я смогу тебя защитить.

Мне хочется зажмуриться и задать только один вопрос: зачем?

От его слов старые раны неожиданно расползаются по швам. Становится больно. Судорожно глотаю воздух.

Один раз я уже ему доверилась. Наивно и глупо распахнув настежь створки своего сердца. Больше это не повторится.

– Лучше сдохнуть, – продолжая держать свою безумную улыбку Харли Квинн, отвечаю.