Глухая тоска обнимала сердце. Уголки губ ползли вниз, и мне приходилось прикладывать силы, чтобы стереть печаль из глаз. С каждой ступенью вверх я поднимала выше подбородок и рисовала себе маску. Вот улыбка. Вот радужный блеск в глазах. Только это не бриллианты. А дешёвые фианиты.

Заставила обратить своё внимание на внешнее убранство. Всё вокруг сияло золотом, хрусталём и лепниной. Повсюду сновали официанты с… шампанским. Как мило, учитывая, что сам хозяин вряд ли употребляет алкоголь из религиозных соображений. Значит, всё это для гостей.

С грустью проводила взглядом шипящий напиток. Хотелось расслабиться.

Я осматривала незнакомые лица, и всё больше складывалось ощущение, что мне здесь не место. Тестостерон из мужчин буквально клубился. Я вглядывалась в суровые лица, изредка украшенные самодовольными улыбками. Рядом с мужчинами стояли с виду покорные спутницы. С опущенными долу очами. Возможно, дома они играли роль хозяек. Но здесь… бал правили мужчины.

А я должна была протиснуться в этот мир и заявить о своём месте в нём.

Но кто я?

Двадцатитрёхлетняя девчонка, ни черта не понимающая в жизни. Если Дед Баграт не окажет мне поддержку – меня растопчут.

– Я уточнил, хозяин торжества пока не дал согласия уделить тебе время. Слишком много гостей, – над ухом раздался глухой голос.

Сдержала недовольную гримасу. Меня раздражало, что Ростов не смог договориться. Хотя в этом не было его вины, но всё же…

Против воли мой взгляд блуждал по лицам гостей. Сердце грохотало. Я страшилась и одновременно желала увидеть Островского. Но он словно испарился. Не удивлюсь, если окажется, что его образ мне привиделся.

Подавила очередную эмоцию – разочарование.

Столы ломились от еды, но я не ощущала её вкуса на языке и не испытывала голода. Если я не попаду к Деду Бограту – этот день обернётся для меня провалом. Останется только явиться к отцу и сообщить о собственном провале. А я не могла себе позволить разочаровать родителя.

Когда на танцпол начали стягиваться гости, в голову пришла отчаянная идея. Дикая.

Я умела танцевать лезгинку. Отец заставлял нас с сёстрами ходить на национальные танцы. Милана, конечно, на правах старшей сестры всегда, словно лебедь, выплывала на танцпол, притягивая к себе восхищённые взгляды гостей и горделивый – отца.

Я же каждый раз тушевалась.

Мне казалось, во мне недостаточно огня, раскованности и раскрепощённости. Я умею мило болтать на камеру своего телефона, записывая блог. Но вывернуть себя швами наружу перед посторонними людьми представлялось мне недостижимым уровнем эксгибиционизма.

И всё же в это мгновение посчитала, что я обязана обратить на себя внимание именинника. Даже таким диким для себя образом.

Сердце колотилось, когда я отбросила на стол салфетку и с решительностью амазонки встала из-за стола.

– Диана? – встрепенулся Андрей.

– Ты умеешь танцевать лезгинку? – Губы выламывались в неестественной, словно натянутой улыбке.

Мне было страшно. Я совсем не душа компании. Но должна наступить себе на горло. Ради общего блага переступить через себя.

– Ну так, – Андрей подарил мне милую улыбку, и я поняла, что не смогу на него положиться.

Мы медленно приблизились к кругу танцующих. Мир вертелся, громкая живая музыка отзывалась вибрацией во внутренних органах, потихоньку захватывая. Продолжая бороться со своими страхами и боязнью показаться нелепой, я выбивала носком туфли аккорды.

Сердце билось, словно желая упорхнуть из моей грудной клетки. Я видела разгорячённых мужчин, выплясывающих гордый кавказский танец, и девушек, что лебедями плыли к своим суженым.

Мой взгляд ринулся в сторону. Застыл. Замер. Приковался. И остановился на Островском.

Я широко распахнутыми глазами смотрела на его танец. Оказалось, мой бывший муж не способен ничего делать плохо. Наполовину. Он явно учился. Каждое его движение было техничным, выверенным и таким красивым, что я не имела возможности оторвать от него взгляд.

И в то же время ощущала, как позади меня стоит Ростов, нашёптывая глупости о том, что мы должны выйти вдвоём. Но почему-то казалось, если я сейчас выйду не с тем партнёром – всё испорчу.

Поэтому качала головой. Отказывалась.

Взгляд Островского упал на меня. Тягучий и тёмный, как мазут. Выражая очевидное молчаливое приглашение разделить с ним этот танец.

Сердце замерло. Дыхание застыло.

Я не представляла, зачем это ему. Но он, сам не ведая, что творит, подарил мне шанс попасть в поле зрения старого криминального авторитета.

Ноги сами понесли меня к Островскому. Я вплыла на танцпол, вспоминая всё, чему меня учили. Думала, за годы без практики всё забыла. Но если в голове плыл туманный штиль, то мои мышцы помнили всё.

Я следовала за Артёмом, змеёй скользя за своим суженым. Ощущая, как сердце по-новому разрывается от боли. А застарелые шрамы трещат по швам.

Танец, намеренно лишённый всякой сексуальной подоплёки, искрил. Тяжёлый тёмный взгляд Островского прибивал меня к полу, подчинял. Но я продолжала следовать за ним в танце, выражая свой немой протест в гордо поднятой голове.

Во взгляде, наполненном вызовом.

Пропустила момент, когда музыка закончилась. Видела лишь, как рубашка Артёма льнёт к его телу, а до меня доносится слабый запах его разгорячённого тела. До боли в мышцах мне хотелось подойти к нему. Уткнуться в горячую шею и сделать полный вдох.

Но я зафиксировала на губах равнодушную улыбку.

– Госпожа в красном, именинник хочет узнать ваше имя, – раздался усиленный микрофоном голос ведущего.

Глава 14

– Подойдите к нам, госпожа, – продолжил елейным тоном мужчина, подзывая на импровизированную сцену, рядом с которой за центральным столом с видом престарелого короля восседал виновник торжества.

Растерялась, будто ожидала иного результата от своего душевного эксгибиционизма. С алеющими от смущения и танца щеками я направилась в сторону ведущего. Лопатки прожигал злой взгляд моего партнёра по танцу. Упрямо свела их до судорог в мышцах, ощущая, как тревожно и зло колотится собственное сердце. Которое он посмел потревожить

Мой взгляд заметался между румяным лицом ведущего и помятым годами – Деда Бограта. Даже с этого расстояния я ощущала душащую ауру старика. Человека, по щелчку пальцев которого могли вырезать целую семью лет тридцать назад. А сейчас… наверное, мало что изменилось.

До места оставалась буквально пара шагов, как я ощутила горячую ладонь, прожёгшую кожу через плотную ткань платья. Вздрогнула, испуганно уставившись на Островского.

– Какого хера ты творишь? – процедила сквозь зубы.

– Рот закрой. Если пикнешь без моего разрешения, я тебя закопаю в саду под ёлкой, – с ничего не выражающей расслабленной улыбкой пригрозил. Мудак с покерфейсом.

Проигнорировав ведущего, который, по всей видимости, желал устроить мне допрос, Артём провёл меня прямо к Бограту. Мой мозг судорожно пытался сложить дважды два, но всякий раз выдавал пять.

Зачем ему помогать мне?

В голове полный штиль, ни одного предположения, только ветер гоняет по пустому полю сор. Из глупых, совершенно неуместных догадок. Нелепо цепляюсь за самую унизительную из них – может быть, я ему небезразлична?

Закусила щёку изнутри, чтобы не испортить красную помаду. И отзеркалила равнодушную улыбку Островского.

– Кто этот прекрасный цветок, Артём? – обращается Дед Бограт к моему бывшему, изучая меня из-под тяжёлых, нависших век.

От его алчного, не по возрасту заинтересованного взгляда мне захотелось спрятаться за спиной Артёма. Чья ладонь проскользила по моему позвоночнику и легла на дальнее плечо. Будто этим танцем и собственническим жестом он заявлял на меня свои права.

Нелепо. Сокрушающе глупо. Ведь я намерена представить всем Андрея как свою пару и отца Леона. И как теперь мне выкручиваться?

– Моя…

– Бывшая жена, – перебила Островского, тут же ощутив, как его длинные пальцы смыкаются на моём плече. До боли, до синяков. Стирая с моего лица улыбку и превращая её в болезненный оскал.

– Вот как.

Хитрый старческий взгляд заметался между нами. И я сама не понимала, правильно ли поступила, отказавшись от очевидной помощи Островского. Но иначе попала бы в патовую ситуацию. Я не смогу долго скрывать от окружения отца, что у меня есть ребёнок. А наше общество явно не переживёт наличие у меня двух мужчин.

И снова режущая мысль – зачем это делает Островский? Он не мог не заметить, что я пришла на праздник не одна!

Как же бесит! Так сильно, что мышцы сводит, а внутренности сворачиваются узлом от злости. Хочется вывернуться из его железных объятий и расцарапать высокомерную физиономию. Но вместо этого я лишь судорожно сжимаю кулаки.

До меня доносится запах еды, смешанный с запахами старческого тела и терпкого одеколона. Замираю, стараясь дышать через раз.

– Как же ты упустил эту чудесную девочку? – интересуется дед, охаживая меня взглядом с головы до ног. Не упуская из поля зрения мои чёрные лодочки, красное платье и алую помаду.

Поджала губы, понимая, что мне предётся стерпеть это неуместное и неприятное внимание.

– Все совершают ошибки, – оскалился Островский, продемонстрировав белые зубы. От такой улыбки захотелось поёжиться и спрятать все мягкие части тела, в которые он мог бы впиться. Как голодный волчара. – Мою супругу… бывшую зовут Диана, дочь Ибрагимова.

Тут взгляд из заинтересованного сделался стеклянным. И мне это совершенно не пришлось по вкусу.

– Д-да, – голос дрогнул. Я поняла, что мне представился шанс донести своё послание до адресата, но мысли вылетели из головы. Заученная речь стёрлась из памяти.

Артём зачем-то переместил руку с плеча мне на шею. Сжал, но уже не больно. Пальцы поглаживали одеревеневшие мышцы, казалось, совершенно бездумно, непроизвольно. Так гладят взбунтовавшихся жеребят, желая успокоить.

– И я бы хотела иметь возможность поговорить с вами. Наедине.

Теперь престарелый криминальный авторитет окончательно принял недовольный, я бы даже сказала, брезгливый вид. Должно быть, женщины в его экосистеме занимали место где-то рядом с домашними животными. Им слова не давали. Оттого и желание юной девицы пообщаться с ним почти на равных он воспринял как нечто противоречащее сути природы.

– После того, как разойдутся гости, зайди ко мне. Поговорим.

Он кивнул кому-то из своей охраны, давая ему наказ пропустить меня в обозначенное время.

– Спасибо, – поблагодарила пересохшими, слипшимися от волнения губами.

Хозяин вечера потерял к нам всякий интерес, и, пока я заторможенно осмысливала происходящее, Островский сжал горячими пальцами моё запястье. Дёрнул на себя, заставляя следовать за ним, семеня.

– Благодарю за помощь, – едва слышно шиплю, – но не мог бы ты отвалить?

Спина Островского напряглась. Но он промолчал, продолжая вести меня в сторону коридоров, выводя из большого зала. Ему, по всей видимости, был прекрасно известен этот дом. Старалась игнорировать помпезный интерьер, но глаз то и дело цеплялся за лепнину и золото. Просто грёбаный Версаль.

Он завёл нас в оранжерею, зимний сад, наполненный растениями и цветами. Будь у меня возможность, я бы принялась восторгаться единственным местом в этом особняке, вызвавшим положительные эмоции. Но времени на сантименты мне не предоставили.

– Я хочу, чтобы ты немедленно убралась из этого дома, – выцедил Артём и толкнул меня к стене, вжав всем своим телом в холодную плитку, – и уползла в ту нору, в которой пряталась всё это время. Ты меня поняла?

Глава 15

Я смотрела в тёмные глаза бывшего мужа, испытывая ни с чем не сравнимое возмущение.

– А не пошёл бы ты на хер? – Негодование огненной вспышкой загорелось в груди, вместе с дыханием поднимаясь выше.