Комбриг. Сентябрь 1939-го (страница 4)
Однако закончить свою мысль водитель не успел. Заехав на плотину, ограничивающую пруд, он не учел ни вес надежного «паджерика», ни тот факт, что плотину крепко подмыло. О последнем он, собственно, и не знал, ибо сам уже лет пять не выезжал сюда на рыбалку, причем ни разу на тяжелом внедорожнике.
Но плотина неожиданно осыпалась под передними колесами, и, прежде чем водитель сумел среагировать, машина резко нырнула в пруд! На удивление глубокий пруд в самой глубокой его точке… Но самое страшное даже не то, что тяжелый «паджерик» стал стремительно погружаться в воду. Увы, в момент падения лобовое стекло авто пробил толстый длинный сук некогда растущего у плотины дерева… Этот сук пробил грудь Александра, задев легкое, и, когда Валера схватился за ремень безопасности старшего брата, надеясь освободить его, Сашка вцепился в его руку, из последних сил прохрипев:
– Не надо… Я все. Уходи, а то вместе… Только дитя оставьте… И о моих позаботься… Обещай!
Глава 2
– Товарищ комбриг! Товарищ комбриг, Чуфаров докладывает: разведрота обстреляна пулеметно-пушечным огнем немцев, в засаде потеряны два бронеавтомобиля. Также подбит танк младшего лейтенанта Малютина, ответным огнем уничтожены три немецких орудия. Наши потери – трое убитых и четверо раненых. Немцы также понесли потери…
Закончив доклад, крепкий мужик лет пятидесяти в гимнастерке защитного цвета, с тремя шпалами в петлицах и желтенькой эмблемой в виде танка БТ-5, на мгновение замялся. Лицом командир, кстати, прямо вот похож на актера Александра Коршунова, сыгравшего майора Гаврилова в культовой «Брестской крепости»…
Впрочем, мгновение смятения было кратким. Собравшись с мыслями, полковник (три шпалы!) обратился ко мне чуть менее официально и при этом очень проникновенно:
– Что делать-то будем, Петр Семенович?
Точно ко мне? Однако, обернувшись назад, я никого за спиной не увидел, только редкие, хорошо просматривающиеся посадки… Зато рассмотрел собственную форму – точно такую же гимнастерку защитного цвета и синие командирские бриджи. Любопытный факт: на рукаве имеется шеврон в виде одной золотой «галки». Ну точно комбриг… И это точно не я.
В одно мгновение голова взорвалась воспоминаниями последних минут жизни: разговор с братом, обсуждение «внезапного» нападения Германии на СССР в июне 1941-го, затем авария… Острая, жгучая боль в груди и быстро заполняемая водой кабина «паджерика». А еще растерянное лицо Валерки, когда я просил пообещать мне, что сохранит ребенка… Не помню, правда, что он ответил. Но это и не столь важно, куда важнее было просто осознать тот страшный факт, что я умер!
Умер, твою налево!!! А как же Настька с девчонками? Додумать я не успел – слово взял другой командир, плотный такой мужик с умными серыми глазами и глубокими складками, пролегшими от носа к губам. В петлицах также три шпалы, но на рукаве выше обшлага нашита красная звезда с серпом и молотом, единая для всех политработников. Если не ошибаюсь, слово взял полковой комиссар, замерший справа от меня.
– Нужно срочно выходить на связь с немецким командованием. Очевидно, это ошибка. Возможно, даже польская провокация…
– Какая, к хренам собачьим, провокация?!
Точно не я. Голос совсем другой – резкий, громкий, можно сказать, поставленный командирский рев! Но что это? Рай, ад? Да не особо похоже… Чистилище? Хотя у православных никакого чистилища нет, а я ведь православный… Впрочем, особо размышлять над ситуацией я не стал, ибо слова про немцев и провокацию в контексте недавнего разговора о 22 июня 1941 года сработали мощнейшим триггером.
– Какая, я спрашиваю, провокация?! Немцами обстреляны советские военнослужащие! Вы слышали, товарищ полковой комиссар?! Это война, и враг нанес первый удар! И разведчики правильно сделали, что открыли ответный огонь!
Полковой комиссар осекся при моем крике и весь аж поменялся в лице, налившись красным от негодования. А вот второй командир, полковник, судя по наметившейся на его лице довольной улыбке, мою реакцию одобряет.
Но тут же в глазах его зажглись обеспокоенные огоньки.
– Со стороны немцев действует передовой отряд Первой горнострелковой дивизии, механизированная группа численностью до двух батальонов. Наших силенок против них вроде и должно хватить, но как только немцы получат подкрепление, ситуация наверняка осложнится. Запросить ли поддержку у Шарабурко, подтянуть танки Ермолаева? И что тогда с поляками? Продолжаем переговоры?
Шарабурко… Что-то отдаленно знакомое, но, хоть убей, не могу сразу вспомнить, когда про него слышал… И при чем тут поляки? Разве что речь идет о польских партизанах? Правда, в 1941-м не было – точнее, пока нет! – ни боевых бригад гвардии Людовой, ни Армии Крайовой. Но какие-то отдельные партизанские отряды из числа не сложивших оружие солдат и офицеров Войска Польского все еще могут действовать в непосредственной близости к границе… Ну, вроде танкового аса Романа Орлика, подбившего в 39-м тринадцать германских «панцеров».
– Да, переговоры однозначно вести, пусть помогают, враг-то у нас один! А вообще нужно их переподчинить, чтобы действовать под единым командованием. Моим командованием…
– Так точно… Тогда передаю приказ комбату-один о выдвижении к городу?
Словно в подтверждение слов озадаченного моим ответом полковника – не иначе это кто-то из замов или сам начштаба – где-то в стороне справа грохнули орудия, чьи выстрелы так похожи на раскаты грома… А потом еще и еще. Повернув голову от офицеров (хотя стоп, какие еще в 1941-м офицеры-то, только командиры доблестной РККА), я проследил взглядом по хорошей шоссейной дороге в сторону гремящих выстрелов и разглядел впереди симпатичный такой город с высокими пятиэтажными домами и шпилями столь далеких отсюда церквей. Довольно крупный на вид город! Общее впечатление портят лишь поднимающиеся над ним дымы…
Стоит ли выдвигаться в его сторону? В 1941-м наши практически не сражались за города, предпочитая оставлять их, дабы не допустить окружения армейских частей. С другой стороны, могу биться об заклад, что на марше по этому самому добротному шоссе нас в три счета раздолбает вражеская авиация…