Когда дверь неожиданно распахнулась, а-Тун так перепугался, что закричал даже громче а-Дин. Присмотревшись, он увидел перед собой дурачка, о которого можно безнаказанно вытирать ноги, и расхрабрился вновь. Чтобы окончательно не пасть в глазах девушки, он подпрыгнул и замахал руками, будто хотел отогнать дворового пса.

– Кыш, кыш! Пошёл обратно! Чего вылез?!

Пожалуй, так не обращались даже с попрошайкой или назойливой мухой. Слуги семьи Мо постоянно изводили Мо Сюаньюя только потому, что никогда не получали отпор.

Вэй Усянь легонько пнул а-Туна – тот даже кувырком полетел – и рассмеялся:

– Думаешь, на кого ты рот разинул?

А затем направился туда, откуда доносился шум. В восточном зале и вокруг него собралась приличная толпа. Как только Вэй Усянь вошёл во двор, послышался особенно громкий женский голос:

– Кое-кто из молодого поколения нашей семьи тоже когда-то ступил на путь совершенствования…

Похоже, госпожа Мо всеми правдами и неправдами пыталась наладить связи с именитым кланом. Не дожидаясь, пока она закончит, Вэй Усянь распихал зевак и воодушевлённо замахал руками, крича:

– Здесь я, здесь! Прямо перед вами!

В зале на возвышении восседала ухоженная женщина средних лет, одетая в богатое платье. То была госпожа Мо. Чуть ниже сидел её муж, а напротив – несколько юношей в белом, каждый с мечом за спиной. Стоило нечёсаному и размалёванному чудаку появиться на людях, болтовня стихла.

– Кто меня звал? Это я! Я тут совершенствуюсь! – воскликнул Вэй Усянь, ни капли не смущаясь и словно не замечая напряжённой тишины.

На лице его было так много пудры, что от улыбки она посыпалась со щёк. Один из юношей в белом фыркнул и едва не рассмеялся. Его товарищ – видимо, старший – бросил на весельчака неодобрительный взгляд, и тот сразу же стушевался, вновь состроив серьёзное лицо.

Вэй Усянь обернулся на звук и опешил. Он-то думал, что бестолковые слуги раздули из мухи слона, но гости в самом деле оказались учениками прославленного клана.

В струящихся одеждах, которые легко и изящно колыхались при каждом движении, эти юноши больше походили на бессмертных небожителей. Белое облачение выдавало в них учеников Гусу Лань, а узкие налобные ленты с вышитыми облаками – кровное родство с этим великим кланом.

Девиз Гусу Лань звучал как «Благочестие и праведность», а налобная лента означала «Держи себя в узде»; плывущие облака были родовым узором семьи Лань, который не могли носить приглашённые ученики и помощники. У Вэй Усяня от такого зрелища свело зубы. В прошлом он частенько называл клановые одеяния Гусу Лань траурными^[4] и теперь ни за что не спутал бы их с другими.

Госпожа Мо давно не видела племянника и не сразу оправилась от испуга, когда поняла, чтó за размалёванное недоразумение к ним нагрянуло. Она пришла в неописуемую ярость, но всё же опасалась вспылить и выйти за рамки приличий, потому тихо сказала мужу:

– А этого кто впустил? Выведи его!

Заискивающе улыбнувшись супруге, он подошёл к Вэй Усяню, чтобы спровадить за дверь, но тот вдруг упал и всем телом прижался к полу; даже когда подоспели слуги, они так и не смогли заставить его подняться. Не набейся полный зал гостей, Вэй Усяня погнали бы отсюда пинками.

Лицо госпожи Мо уродливо перекосилось. Её муж обливался потом.

– Ты… на всю голову пришибленный! – выругался он. – Пошёл вон, а то я тебе устрою!

Вся деревня знала: в семье Мо есть молодой господин – местный дурачок Мо Сюаньюй; он уже не первый год сидит в своей хибаре и боится выйти даже за порог. Лицо размалёвано, ведёт себя престранно, да и вообще в него будто вселились тёмные силы.

Предвкушая знатную потеху, зеваки принялись шушукаться и вытягивать шеи.

– Хотите, чтобы я ушёл? Ладно. Но сначала пусть он вернёт то, что у меня украл! – заявил Вэй Усянь и ткнул пальцем в Мо Цзыюаня.

Тот никак не ожидал, что после вчерашнего наказания этот умалишённый осмелится поднимать шум на всю деревню.

Мо Цзыюань пошёл красными пятнами:

– Что за чушь?! Когда я крал твоё барахло? Сдалось оно мне!

– Да-да-да! – закивал Вэй Усянь. – Ты не крал – просто взял да ограбил!

До сих пор госпожа Мо не обращала внимания на выходки племянника – скорбный головой, что с него взять? – потому и приказала лишь увести его прочь. Теперь же хозяйка дома отчётливо поняла: Мо Сюаньюй сознательно позорит семью.

– Ты явился учинить скандал, да? – спросила она, чувствуя одновременно возмущение и страх.

– Он украл мои вещи, – с недоумением ответил Вэй Усянь. – Я здесь, чтобы их вернуть. Это считается скандалом?

Не успела госпожа Мо открыть рот, как её сын в ярости занёс ногу, чтобы отвесить двоюродному брату пинка. В тот же миг один из учеников шевельнул пальцем – и Мо Цзыюань, оступившись, грохнулся на пол; однако это не помешало Вэй Усяню покатиться по земле, словно он действительно получил удар. Его одежда как будто случайно распахнулась на груди, весьма удачно приоткрыв отпечаток ступни, который вчера оставил Мо Цзыюань.

Толпа наслаждалась зрелищем. Очевидно, что Мо Сюаньюй никак не мог пнуть самого себя! Всё же родня слишком безжалостна к нему: по возвращении он не был настолько безумен – вероятно, его довела собственная семейка… Ну и пусть! Пока тумаки получали другие, представление выходило на славу. Даже приезд красавчиков-небожителей не мог с ним тягаться!

При стольких свидетелях госпожа Мо не могла ни высечь племянника, ни вышвырнуть вон.

Кипя от злости, она всё же попыталась примирить обе стороны:

– Украл? Ограбил? Нехорошо так говорить. Все мы родные люди, одна семья. А-Юань просто позаимствовал у тебя кое-что на время. Он ведь твой младший брат, почему бы не одолжить ему пару вещиц? Что за ребячество? Вы же росли вместе, к чему выставлять себя на посмешище из-за ерунды? Неужели ты, старший брат, будешь жадничать? Конечно, он всё тебе вернёт.

Юноши в белом растерянно переглянулись, а один едва не подавился чаем. Они выросли в клане Гусу Лань, потому с детства привыкли слышать и созерцать лишь прекрасное, утончённое и возвышенное. Должно быть, такого представления они ещё не видели и с подобными глубинами мысли никогда не сталкивались. Ничего, пускай приобретают новый опыт.

Вэй Усянь, в душе хохоча до упаду, протянул руку:

– Вот и верни.

Разумеется, возвращать было нечего: всё украденное давно выброшено или испорчено. Но даже если бы Мо Цзыюань мог отдать вещи брату, сделать это не позволила бы гордость. Кровь отхлынула от его лица, и он закричал: «Мама!» – а глаза будто спрашивали: «Ты в самом деле позволишь ему меня позорить?»

Госпожа Мо бросила на него сердитый взгляд, чтобы не раздувал и без того неприглядную склоку. Но тут Вэй Усянь заговорил снова:

– Кстати, мало того, что он вор, так ещё и явился в глухой час ночи, чтобы лишить меня самого ценного. В конце концов, мои предпочтения ни для кого не секрет. Если братец совсем стыд потерял, то мне подозрения ни к чему!

Госпожа Мо замерла в ужасе.

– Что ты такое мелешь перед почтенными односельчанами? Что за вздор?! Это у тебя ни стыда ни совести! А-Юань – твой двоюродный брат! – закричала она.

В подобных выходках Вэй Усяню не было равных. Но если в прошлом приходилось думать о приличиях, чтобы его не обвинили в дурном воспитании, то сейчас он считался настоящим безумцем, а значит, мог устраивать любые проделки в своё удовольствие.

– Он прекрасно знал, что мы братья, и всё равно не постеснялся! У кого же тут ни стыда ни совести? – в полный голос заявил Вэй Усянь. – Тебе, братец, может, и плевать на своё доброе имя, но мою невинность губить не смей! Я ещё хочу найти себе порядочного спутника жизни!

Мо Цзыюань издал громкий рёв и замахнулся стулом. Поняв, что вконец допёк брата, Вэй Усянь ловко поднялся на ноги и увернулся – стул пролетел мимо и, ударившись о пол, развалился. Толпа, злорадно наблюдавшая за позором семьи Мо, в тот же миг бросилась врассыпную: как бы и им, простым людям, не перепало. Вэй Усянь подскочил к изумлённым ученикам и спрятался за их спинами.

– Вы видели? Видели? Сначала ограбил – теперь избить хочет! Совсем совесть потерял! – закричал он.

Мо Цзыюань уже собирался кинуться в драку, когда его остановил старший юноша.

– Молодой господин, любое дело можно решить словами, – сказал он.

Заметив, что гость защищает её полоумного племянника, госпожа Мо в глубине души не на шутку встревожилась и наигранно засмеялась:

– Это сын моей младшей сестры, у него не всё ладно с головой. В нашей деревне давно известно, что он помешался и вечно несёт чепуху. Не стоит воспринимать его слова всерьёз. Господин бессмертный, пожалуйста…

Не успела она закончить, как из-за спины юноши высунулся Вэй Усянь:

– Кто сказал, что мои слова не следует воспринимать всерьёз? В следующий раз пусть только попробует прикоснуться к моим вещам – руку отрублю!

Хотя Мо Цзыюаня держал отец, тот едва не кинулся на брата вновь. Напевая себе под нос, Вэй Усянь юркой рыбёшкой выскользнул на улицу, а юноша из Гусу Лань встал перед дверью, перекрыв остальным дорогу.

– Итак, ночью мы займём западное крыло, – серьёзным тоном сказал он, сменив тему разговора. – Пожалуйста, помните о моих словах: после заката закройте все окна и двери, не выходите на улицу и лучше не приближайтесь к двору.

– Спасибо, спасибо… – выдавила госпожа Мо.

Её трясло от гнева, но не могла же она просто взять и оттолкнуть гостя, вставшего на пути.

Мо Цзыюань ушам своим не верил.

– Мама! Этот полоумный прилюдно оскорбил меня – и ему всё сойдёт с рук? Ты же говорила… говорила, он…

– Замолкни! Потом обсудим! – прикрикнула на него госпожа Мо.

Ещё никогда Мо Цзыюаня не выставляли на такое посмешище: мало того, что лицо потерял, вдогонку и мать отчитала.

– Вечером этому чокнутому конец! – в сердцах прорычал он.

После удачного представления Вэй Усянь решил прогуляться по округе, но, стоило ему показаться жителям деревни, они отшатывались в ужасе. Наконец он познал всю прелесть славы местного дурачка! Ему даже начал нравиться образ призрака висельника и было немного жаль смывать с лица краску. «Всё равно воды нет, так что и умываться необязательно», – подумал Вэй Усянь и, поправив волосы, осмотрел свои запястья. Похоже, порезы совсем не заживали – значит, лёгкой мести явно недостаточно.

Неужели ему и правда придётся истребить семейку Мо?

Что ж, дело нехитрое.

Размышляя о всяком, Вэй Усянь незаметно проскользнул в западное крыло усадьбы и заметил там юных учеников: они стояли на крышах и карнизах, что-то чинно обсуждая между собой. Затем он так же незаметно выскользнул обратно, вошёл уже не скрываясь и принялся за ними наблюдать.

Хотя клан Гусу Лань сыграл немаловажную роль в карательном походе на Могильные холмы, эти юноши тогда ещё либо не родились, либо были слишком малы. Они не имели никакого отношения к событиям прошлого, поэтому Вэй Усянь решил задержаться и посмотреть, удачно ли всё пройдёт. Вскоре он почувствовал неладное.

Почему развевающиеся чёрные флаги казались такими знакомыми?

Ученики держали флаги призыва нечисти, которые привлекали со всей округи духов, призраков и прочих злых существ. Поскольку человек с таким флагом становился живой мишенью, их также называли флагами-мишенями. Эту приманку можно было установить и на доме; главное, чтобы внутри находились живые люди – тогда действие распространялось и на них. Существовало и третье название – флаги чёрного вихря, потому что рядом с ними вихрем клубилась тёмная энергия. Расставив их в западном крыле и запретив кому-либо приближаться, юноши, вероятно, хотели привлечь и одним махом уничтожить всех ходячих мертвецов.

Если же говорить о том, почему флаги казались знакомыми… Разве могло быть иначе? Ведь их создал не кто иной, как Старейшина Илина!

Хотя многие совершенствующиеся жаждали смерти Вэй Усяня, это не мешало им пользоваться его изобретениями.

– Не задерживайся тут. Иди домой, – произнёс стоявший на крыше ученик, заметив, что по двору кто-то бродит.