Моя нелюбимая девочка (страница 7)

Страница 7

Я забыла его почти. Ведь это так просто, когда главного раздражителя нет рядом и ты знаешь, что вы точно не пересечетесь; когда никто тебе ничего не обещал и все твои сценарии развития событий – только в твоей голове; когда ты отдаешь себе отчет, что такой, как он никогда не обратит внимания на такую, как ты, ведь вы совершенно разные, как день и ночь, солнце и луна, лед и пламя. Я почти не думала о нем, лишь изредка, самую малость, капельку, надеясь, что у него все хорошо.

В ночь на девятое мая у Сабины поднялась температура и она всю ночь не спала. При этом ни кашля, ни насморка не было – только жар и ломота в теле. Утром на нее больно было смотреть, а ведь мы собирались втроем в Парк 28 гвардейцев— панфиловцев возложить цветы к Вечному огню. Наш дедушка был ветераном и родители, пока он был жив, каждое девятое мая возили нас к нему, а потом в парк. Или наоборот. Сестра хотела показать дочери, как проходит День Победы, но эту миссию взяла на себя я.

В этот день в районе парка ни проехать, ни пройти, а внутри яблоку негде упасть. Крепко держу племянницу за руку и веду к Монументу Славы и Вечному огню. Цветы мы предусмотрительно взяли рядом с домом, потому что здесь цены взвинчены до небес. Я хотела взять красные гвоздики, как в детстве, но Нафиса настояла на красных розах, потому что “они красивенькие”. Держит теперь свой букетик с важным видом, а я пытаюсь ей объяснить важность мероприятия и почему здесь так много людей. Сомневаюсь, что в четыре у нее что— то отложиться, но я хотя бы постараюсь.

Положив розы на уже внушительную гору цветов, мы с Нафисой стоим еще немного у черной плиты и смотрим на Вечный огонь.

– А он всегда горит? – спрашивает кнопка.

– Всегда и зимой, и летом, – улыбаюсь, вспомнив, как тот же вопрос задавала маме и папе.

– И когда дождь и снег?

– Ага.

– А почему, если дождь – это вода?

Как же она все— таки напоминает меня же в детстве.

– Потому что это магия вне Хогвартса*, – шучу я.

– Ааа? – косится на меня снизу вверх и до меня доходит, что малая ничего не знает про Гарри Поттера.

– Понимаешь, – сажусь на корточки рядом с Нафисой, – здесь специальная конструкция, которую придумали, чтобы огонь горел всегда, и в дождь, и в снег. Поэтому его называют вечным.

– Значит, это не волшебство? – дует губки она.

– Нууу, в какой— то степени может быть. Чудо, которое придумали умные люди.

– Тогда ладно, – радуется малышка. – А куда мы теперь пойдем?

– Давай еще погуляем, купим мороженку и потом поедем посмотрим, как там наша мама.

– Да! – довольно соглашается она.

Оставив позади Мемориал, идем по аллее в сторону красочного Вознесенского кафедрального собора. Нафиска отпускает руку и бежит вприпрыжку впереди меня – такая живая, непосредственная и смешная.

Над куполом старинной церкви взмыла серая стая, пролетела мимо крестов и колокольни, после чего устремилась вниз, на залитую майским солнцем плитку. Сколько себя помню, они всегда здесь обитали и клянчили еду у отдыхающих.

– Кичик— апа! Смотри, голуби!

– Нафиса, стой! Не беги так!

Но племяшка меня не слушает, а со всех ног летит к птицам, и не рассчитав скорость, врезается в мужчину, который стоял спиной к ней с телефоном в руках. Подлетаю в последнюю секунду и успеваю схватить ее в паре сантиметров от асфальта. Не хватало еще закончить этот день в больнице с сотрясением.

– Нафиса, ты! Ты! – повышаю на нее голос, сев на корточки перед ней. – Я же просила не бежать. Почему ты не убегаешь и не смотришь под ноги! А если бы ты упала?

Она тут же надулась и ручки на груди сложила.

– Кичик— апа, я же нечаянно! – заявила мне малая, будто ничего страшного не произошло.

– Это у вас, похоже, семейное.

Как в замедленное съемке поднимаю голову и приоткрываю рот от удивления. Такого просто не может быть, ведь невозможно войти в одну реку дважды, а уж тем более трижды. Но мы с Асланом умудрились случайно столкнуться в третий раз. Что это за выкрутасы судьбы? Меня и так от одного его вида в дрожь бросает, а тут он во всей красе – в темных джинсах и черной футболке— поло от Ральфа Лорена – поняла по значку. Руки у него невероятно красивые, мускулистые, венами увитые. Наверное, они очень крепко обнимают и нежно ласкают.

– Здравствуйте, Аслан, – стараюсь казаться гордой и невозмутимой.

– Привет, Ирада, – без лишних эмоций здоровается он, но продолжает смотреть. Ну что же ты глядишь на меня так? У меня что— то на лбу написано или рожки неожиданно отрасли? – Неожиданно.

– Да, – встаю рядом с Нафисой и беру ее за руку. – Мы с племяшкой гуляем, пришли цветы возложить.

– Я тоже, – невозмутимо говорит Аслан. – Мой покойный аташка (каз. – дедушка) – был ветераном.

– И мой тоже, – зеркалю его тон, а в душе цунами. – Дошел до Кенигсберга.

– Надо же! – хоть он и восклицает, а на лице ни один мускул не дрогнул. – И мой тоже. Какой фронт?

– Белорусский, пехота.

– А мой в авиации, лётчик. Был ранен.

– И мой тоже.

Встречаемся взглядами, не улыбаемся, ничего не говорим, а просто стоим несколько секунд в полном вакууме. Не знаю, как у него, но я, кажется, перестала реагировать на посторонние шумы, потому что их заглушил сильный стук сердца, несущегося галопом в невиданные дали.

– Кичик— апа, ты обещала мороженое! – требовательно дергает за руку Нафиса. Ей взрослые разговоры неинтересны.

– А? Да— да, я помню. Сейчас куплю.

Я не успеваю ничего ему сказать, но он вдруг опускается на корточки напротив племяшки и улыбается ей так, как никогда не улыбался мне.

– Привет. Я – дядя Аслан, – протягивает ей руку.

– Привет. Я – Нафиса, – она вкладывает в его ладонь свою.

– Хочешь мороженое?

Она довольно кивает.

– А какое? Я тебя угощу, – ну почему я не четырехлетняя девочка сейчас? Я может, тоже хочу, чтобы дядя Аслан купил мне мороженное.

– Шоколадное, – улыбка на маленьком личике расцветает. Нафиса, губу— то закатай обратно – у тебя есть Савва из детского сада.

– Хорошо, – переводит взгляд на меня. – А ты?

Ох неужели?

– Клубничное.

– Окей. Ждите.

Он поднимается на ноги и идет в сторону палаток, где торгуют сладкой ватой, шоколадками и мороженым. Идет так, будто по подиуму вышагивает. Позер? Нет. Просто у него такая мощная энергетика, что любое, даже простое движение воспринимается мной, как нечто. Снова смотрю ему вслед и понимаю, что пропадаю каждый раз, когда он рядом. Я сошла с ума.

– Кичик— апа, а что это за дядя? – хлопая длинными ресницами, спрашивает Нафиса.

– Просто знакомый. А что?

– Красивый. Такой же как На— ри— ман (герой книги “Он.Она.Другая”, будущий отчим Нафисы).

– Ну по поводу Наримана не знаю, а вот Аслан да, хорош чертяка.

– Ааа?

– Не бери в голову, Нафиска, – подмигиваю ей. – Станешь старше, поймешь.

Через пять минут к нам возвращается Аслан, держа в руках два рожка в красочной обертке. Одно, присев, вручает моей кнопке, другое, поднявшись, – мне. Я старалась не касаться его пальцев, но не получилось и вот результат: меня ударило током. Электрический разряд в тысячу вольт прошел через все тело, задев мозг и в очередной раз сердце. Но он этого, конечно, не заметил.

– Нафиса, что надо сказать?

– Рахмет! Открой, пожалуйста, – протягивает упаковку не мне, а ему.

– С удовольствием, – улыбается Аслан и с легкостью выполняет ее просьбу.

А то есть так, да? Четырехлетке мы улыбаемся, помогаем, а мне даже не предлагаем. И не надо, я сама справлюсь.

– Держи, – возвращает ребенку его шоколадный рожок.

– А где твое? – интересуется малышка.

– А я не ем сладкое.

– Почему? – допытывается девочка, пока я молча облизываю свое клубничное.

– Не знаю, – пожимает плечами. – Наверное, я переел его в детстве.

– Его невозможно переесть, – с умным видом заявляет она. – Ведь оно такое вкусное!

Аслан не то коротко смеется, не то усмехается и обратив, наконец, на меня внимание, замечает:

– Очень на тебя похожа.

– Да, так все говорят, – убираю волосы за спину и снова натыкаюсь на его задумчивый взор.

– У тебя здесь, – мужчина указывает указательным пальцем на свои губы, – мороженое.

– Да? Где? – прикладываю ладонь ко рту, но видимо не с той стороны, потому что в следующий миг Аслан поднимает руку и подушечкой большого пальца касается левого кончика чувствительных губ и медленно стирает с него сладкий белый след. Наверное, это мой рай, – смотреть в его глаза, искать свое отражение, замирать рядом, не дышать и не слышать весь мир. Зачем он так со мной?

Глава 10. Кажется, я…

Ирада

– Спасибо, – не своим голосом шепчу я, не сводя с него глаз. А взгляд этого хищника такой внезапно темный, что я растрачиваю остатки благоразумия. И все равно, что он делал мне искусственное дыхание и уже касался моих губ своими. Я ничего тогда не чувствовала. А сейчас горит кожа, пылают губы и здравый смысл выкидывает белый флаг.

– Пожалуйста, – быстро убирает и опускает руку.

– Нам пора домой, – хватаю Нафису как раз в тот момент, когда она откусила вафлю с рожка.

– Я могу подкинуть вас. Я на машине, – на лице снова маска безразличия, хотя несколько секунд назад я видела его другим.

– Нет, мы пешком. Мы недалеко живем.

– Кичик— апа, у меня ножки устали, – захныкала Нафиса. – Можно на автобусе?

– Можно. Пошли тогда на остановку.

– Эх, пошли, – обреченно вздохнула она. – Спасибо, дядя Аслан.

– Не за что, Нафиса. Ирада, давай я все— таки вас отвезу. Ну куда ты сейчас с ребенком? Столько людей на автобусе отсюда уедут.

Открываю рот, чтобы отказаться, но племянница меня опережает.

– Ну кичик— апа, ну поехали с дядей. Я домой хочу уже, к маме.

– Ладно, – соглашаюсь, потому что он все— таки прав: автобусы отсюда уедут битком набитые.

– Ура! – довольно пищит Нафиса.

Через десять минут мы уже сидим в салоне дорогой черной Бэхи (BMW). Здесь даже дышать страшно, не то, что ехать. Я знала, что деньги для Аслана – не проблема, но его машина стоит как квартира в Алматы, и меня это пугает. Интересно, кто его родители? Может, папа депутат, раз сынок закончил американский университет? В интернете о нем мало информации, только сухие факты, но что— то мне подсказывает, что не такой уж он простой.

Чувствую себя не в своей тарелке в отличие от довольной Нафисы, которая раскрутила нового знакомого на шарики И главное – так легко и просто, как будто так и надо. У этой девочки большое будущее, раз она уже сейчас знает, как получить свое от мужчин. Жаль только, что родной отец у нее мудак. Но это лично мое мнение. Сестра просит меня говорить о нем либо хорошо, либо никак. Прям как о покойнике.

– У вас красивая машина, – нарушаю тишину и бросаю быстрый взгляд в зеркало заднего вида. Вижу кусочек его сосредоточенного лица и в животе снова активизируются бабочки. Чтоб вы там все сдохли!

– Спасибо. Она долго стояла без дела, пока я был за границей.

– Вы сюда вернулись или как?

– Или как, – кивает он. – Я уеду в Дубай в июне.

Сильно сжимаю кулаки и кусаю щеку, боюсь расплакаться. Значит он скоро улетит и его больше не будет в моей жизни? Боже, о чем я только думаю? Ведь это к лучшему: я избавлюсь от соблазна, я перестану думать о нем двадцать четыре на семь, я смогу убить в себе чувства, пока они разрослись до размеров Вселенной.

– Ваша невеста, наверное, по вам очень скучает, – смотря в окно предполагаю я. Да, Ирада, у него есть шикарная женщина, к которой он вернется. Не забывай об этом.

– У меня нет невесты, – хмыкает Аслан.

– Ну тогда девушка. Мила, кажется? Очень красивая и вы классно смотритесь.

Остановись! Вот просто закрой рот с той стороны!

– Милена не моя девушка. Она – мой друг, – ровным тоном выдает он.