– Она ею не воспользуется, – я понимал, что это для меня все мысли Годуновой шиты белыми нитками, а для Егорушки, который только начинает вникать в жизнь гадюжника, в котором ему предстоит провести всю теперь уже практически бесконечную жизнь, они пока недоступны. – Но новая глава вологодского ковена, которую Годунова поддержит на первых порах, проконсультирует, где нужно, и которой отдаст книгу, всегда будет помнить, кому и чем она обязана. И можешь мне поверить, Софья не даст ей об этом забыть.

– То есть всё, что мы сейчас наблюдали, это спектакль?

– Естественно, – я благодарно кивнул официанту, попросил счёт и с наслаждением погрузил ложечку во взбитые сливки, – ты только Лидии Михайловне не говори, что я пирожных нажрался, а то она мне мозг будет часа три выедать по поводу того, что для мужчины главное – мясо. Я же не спорю, но что поделать, если я сладкое люблю? И ещё… будь внимателен: ты действительно понравился Годуновой. Не исключено, что она захочет добавить к своей коллекции и твой скальп. К счастью, исключительно в переносном значении.

– Мне стоит оценить и откликнуться? – помолчав, уточнил ученик.

– Молодец! – Я одобрительно похлопал его по плечу. – Соображаешь! Только Игоря заранее предупредим, чтобы он дров не наломал и не порушил нам всю игру. Он парень умный, так что всё поймёт правильно. А теперь пойдём отдавать нашему гению шоколад, пусть ночью поколдует. Ну что же, тайм-аут закончился, игра началась.

Глава 4

Сев в машину и коротко обрисовав ситуацию, я велел Лёхе двигаться сначала в сторону городской квартиры, где мне нужно было забрать некоторые книги и прочие нужности. А уже потом мы, выяснив, что Сава у Леночки и с нами не поедет, рванули в сторону Сосновой. Именно там у Синегорского была обустроена в подвале лаборатория, которая, как он нас уверял, получилась ничуть не хуже той, что была у него раньше.

Мне всегда было жутко интересно наблюдать, как они работают вместе: призрачный гениальный травник и относительно живой Лёха. Так как самостоятельно что-либо делать Фрол Дормидонтович не мог в силу объективных причин, то он командовал, а Лёха выполнял по мере своих скромных сил. Выглядело это ужасно забавно: мой персональный Троедушник то замирал, прислушиваясь к мысленным командам Синегорского, то быстро что-то растирал, смешивал, потом снова замирал, иногда ругался себе под нос, споря с кем-то невидимым. В общем, зрелище получалось очень занятное.

Правда, иногда Лёха полностью уступал тело Фролу Дормидонтовичу, но такое случалось нечасто, только в тех случаях, когда нужно было максимально полное участие травника. И тогда быстрые движения Лёхи сменялись плавными, какими-то вальяжными, но точными и экономными манипуляциями великого травника.

Я как-то спросил Синегорского, почему при жизни он был практически неизвестен, так сказать, широкому кругу интересующихся лиц. Фрол Дормидонтович тогда долго думал, а потом сказал, что его никогда не привлекали ни слава, ни деньги, ни восторги почитателей. Ему был важен сам процесс «общения» с травами, магия создания новых смесей и поиск редких сочетаний. Он сам с удовольствием учился до последних своих дней, читал, экспериментировал, пробовал. Синегорский вообще был со мной достаточно откровенен во всём кроме одного-единственного вопроса: он категорически не желал говорить о своей смерти и о травнице, ради которой в своё время приехал в Зареченск. Не знаю, в курсе ли были Лёха и Бизон, я не интересовался, так как уважаю чужое право на приватность. Нет, так-то я мог бы без особого труда выяснить этот вопрос, просто забравшись в память деда, но я не делал этого и не собирался. Каждый имеет право на личные тайны, в том числе и давно умерший травник. Тем более что Синегорский дал мне слово, что эта история не имеет никакого отношения к дню сегодняшнему. Ну и ладно, если что вдруг – разберёмся, чай, не чужие…

Ещё по дороге Лёха сообщил, что дед уже в нетерпении мечется по его голове: я попробовал было себе это представить, но потом понял, что не стоит – здоровее буду. Но дома, убедившись, что Лидия Михайловна уже отдыхает и смотрит у себя в комнате очередную серию «Постучись в мою дверь», мы дружно отправились в подвал.

В отличие от Инны Викторовны, которая вместе с Савой и Лёхой пересмотрела уже, кажется, все переведённые на русский язык дорамы, Лидия Михайловна подсела, если можно так выразиться, на турецкие сериалы. «Мечта Эшрефа», «Зимородок», «Великолепный век»… Откуда я названия узнал? Так я же за завтраком в обязательном порядке выслушивал краткий пересказ просмотренного, но так как бонусом к нему шли блинчики, сырники или оладушки, то я слушал и сочувственно кивал. Ну а что? Мне не сложно, а маме Бизона приятно.

В лаборатории я выложил на большой стол коробку с шоколадом и скромно отошёл в сторону, потому как пользы от меня сейчас не было никакой. Я вообще мог пойти спать, но, во-первых, могли понадобиться мои силы, если Синегорский потратит слишком много энергии, а во-вторых, мне было просто интересно. Я был почти уверен, что использованный против Годуновой яд окажется точно таким же, как тот, которым убили Стеллу, но одно дело предполагать, и совсем другое – вердикт самого Синегорского.

Дело было ответственным, это все поняли ещё в машине, поэтому я не удивился, когда осанка перебирающего какие-то флаконы Лёхи изменилась, а движения стали более точными и осознанными. Судя по всему, Фрол Дормидонтович выбрался на передний план, и это было правильное решение: от результатов анализа зависело очень многое. Егор, который тоже любил наблюдать за священнодействиями в лаборатории, пристроился неподалёку: его иногда использовали в качестве подсобной рабочей силы уровня «подай-принеси-подержи-не мешай».

– Два… Три… Четыре… Пять… Ага… Интересно… А если вот так… Хм… Однако… А вот так ежели попробовать… Ого! Угу… Ну ты смотри, а?…

Бормотание Синегорского становилось то тише, то громче, но я уже привык к тому, что гениальный травник постоянно что-то ворчал себе под нос во время работы. Видимо, так ему лучше думалось.

Пользуясь тем, что все были при деле, я стал неспешно анализировать недавнюю встречу и с каждой минутой всё больше убеждался в том, что Годунова решила меня подставить. Слишком много нюансов, которые не вписывались в картинку: словно в большой пазл вставили не те кусочки, который нужны, а те, которые более или менее подходили по форме, пусть и от другой картинки. Ну что же, каждый делает свой выбор, и Софья Арнольдовна определилась, на чьей стороне играет. Неужели Мари стала так сильна, что Годунова не побоялась пойти против меня? Или страх перед Мари оказался сильнее страха передо мной? Может такое быть? Да запросто!

Тогда следующий вопрос: какова была истинная цель всего этого перформанса и ради чего, собственно, все танцы с бубнами затевались? Строить предположения – пустая трата времени, нужно просто сделать выводы и предпринять определённые шаги.

Можно было просчитать и предположить, что для вызова покойной вологодской ведьмы я попрошу какую-то её вещь? Однозначно – да. Точно так же достаточно легко просчитывалось, что это будет украшение, так как именно они чаще всего используются в ритуалах. Долгий и тесный контакт с кожей вызываемого, плюс то, что камни и некоторые металлы служат очень неплохими проводниками… Так что тоже предугадать было несложно… Скорее всего, нужная вещь уже лежит где-нибудь в сейфе у хитрюги Годуновой и ждёт своего часа. Нужно будет прежде чем к этой вещи прикасаться, показать её Саве: он за прошедшее время неплохо поднаторел в своём деле. Интересно, могла Софья быть причастной к смерти Аглаи Романовой? А это смотря что ей пообещали за содействие. Если что-то достаточно привлекательное, то легко. Понять бы ещё, в чём её интерес? Посадить на место главы вологодского ковена кого-то из своих? Может быть… даже вникать не стану: это их ведьмовские дрязги, а мне бы со своими делами разобраться.

Аглаю я, разумеется, вызову, но тогда, когда буду уверен в отсутствии соглядатаев, и там, где меня точно нельзя будет отследить. Софья забыла одну простую вещь: практически в любую игру можно играть вдвоём. Она, конечно, ведьма не их последних, да и поддержка у неё, судя по всему, более чем серьёзная, но и я за те века, что существую в нынешнем статусе, тоже кое-чему научился. К тому же теперь у меня есть ещё одна причина для того, чтобы уцелеть: я умудрился обрасти целой толпой друзей и домочадцев, которым, случись со мной что, будет грустно и тяжело. Я просто не имею права их подвести! Значит, мне обязательно нужно победить!

Впрочем, всё это лирика…

Пока я размышлял, Синегорский успел разложить на составляющие несколько квадратиков шоколада и теперь поочерёдно капал на какие-то горки непонятно чего то из одной склянки, то из другой. Белые, коричневые, черные и почему-то оранжевые кучки в ответ на это шипели, пузырились и пахли чем угодно, только не шоколадом. Было ощущение, что в лаборатории сдох как минимум десяток крыс, но увлечённый работой травник этого явно не замечал.

Не успел я с тоской подумать о том, что придётся в этой вони просидеть ещё долго, как Фрол Дормидонтович довольно хмыкнул, потом посмотрел на просвет какую-то жидкость, скопившуюся в крохотном пузырьке, и повернулся ко мне.

– Ну что, дорогой мой Антон Борисович, – начал он, – это было очень, очень познавательно. Я в очередной раз убедился в том, что есть, есть ещё у нас талантливые самородки! Вот посмотрите, – тут он снова встряхнул пузырёк, – казалось бы, самые простые ингредиенты, такие, которые есть в лавке самой захудалой травницы, но взятые в иных пропорциях и закреплённые комбинацией из нескольких вербальных составляющих… и вот вам результат!

– Любопытно, – согласился я, – а скажите мне, мой дорогой Фрол Дормидонтович, не тот ли это яд, с последствиями которого мы с вами столкнулись не так давно, осенью прошлого года в квартире убитой ведьмы Стеллы?

– Конечно, это он, – уверенно ответил Синегорский, – в этом нет ни малейшего сомнения. То же основное отравляющее вещество, те же добавки, те же формулы. Ах, с каким удовольствием я пообщался бы с этим, вне всякого сомнения, талантливейшим специалистом!

– Я тоже не отказался бы, – невесело улыбнулся я, – а скажите, Фрол Дормидонтович, от этого яда есть противоядие?

– Хм, – травник явно был озадачен, – знаете, я вот так сразу и не скажу, так как в данном случае мы имеем принципиально новый подход к вопросу. Мне нужно подумать, поизучать более детально… Вы задали мне прелюбопытнейшую задачку, поэтому…

И я понял, что на какое-то время Синегорский будет абсолютно потерян для общества, так как было у гениального травника такое – увлекаясь какой-нибудь идеей, он совершенно выпадал даже из своей странной жизни. Впрочем, я этого, в общем-то, и добивался: в ближайшее время мне понадобятся именно Лёха и Бизон, а не Фрол Дормидонтович с его порой слишком пацифистскими настроениями.

– Всё, Лёха, туши горелки, убирайте тут всё и приходите в кабинет, – распорядился я, – Егор, ты со мной.

– Будет сделано, босс, – козырнул Лёха, довольно улыбаясь: чувствовал, что начинается активная жизнь, что закончилось затишье, от которого они с Бизоном уже готовы были на стенку лезть.

Пока мы поднимались, я набрал Саву и попросил его подъехать завтра прямо с утра, так как предвидится работа по его профилю. Тут же позвонил Леночке и попросил завтра принять у курьера или кого-то ещё небольшую посылку от Годуновой, но ни в коем случае не открывать, так как практики в воскрешении ведьм у меня мало, а если к Госпоже, которую они и так достали, свалится ещё и незапланированная Леночка… то она будет, мягко говоря, не в восторге.