– Сейчас это неважно, – ответила я спокойно. – Зеленый Рил. Не имя, а кличка. Получил ее за татуировку ядовито-зеленого морского угря, оплетающего всю шею, будто удавка. Говорят, его жало – это тонкая проволока, спрятанная в шве брюк. Или заточка из ложки. Или просто пальцы, умеющие ломать шеи, как спички. А еще говорят, что, если хочешь кого-то убрать по-тихому, лучше кандидатуры не найти. Он мастер устраивать «несчастные случаи»: упал с лестницы, подавился хлебом, поскользнулся в душе… Его боятся даже охранники. Он ведь уже здесь, прибыл с последним этапом, не так ли?

Я видела, как по лицу синеглазого лорда пробежала судорога. Как побледнели и без того белые губы. Страх. Настоящий, леденящий страх смерти. И понимание. Понимание того, что я не блефую. Что я знаю слишком много, чтобы быть просто испуганной наследницей.

– Зачем… вы мне это говорите? – выдохнул он, и в его голосе впервые прозвучало что-то настоящее, измученное и человеческое. – Чтобы насладиться моим страхом?

– Чтобы предложить сделку, – ответила я так же тихо, но уже без тени наигранности. – Ваша жизнь и свобода в обмен на нерушимую магическую клятву верности.

Глава 8

Повисла тишина.

Ялис моргнул, на его лице медленно проступало осознание моих слов. Рваный, свистящий выдох, гримаса, отразившая целую палитру эмоций, лопнувшая корочка на щеке и выступившая капля крови.

Я невозмутимо ждала.

– Шутите, леди? – зло, по-змеиному прошипел он. – Свободу в обмен на клятву? Вы бы еще нож в сердце предложили за жизнь.

– Я предложила свободу от каторги, лорд.

Он покачал головой, нахмурился.

Клятва… Нужно быть в отчаянном положении, чтобы согласиться отдать над собой власть другому человеку, притом вероятному недоброжелателю. У Ялиса нет причин ждать, что я буду милой, а не решу отыграться и за бокал, и за его партнерство с дядей.

Я не торопила, не уговаривала. Да и что нового я могла сказать? И зачем?

– Знаете, леди, я, пожалуй, откажусь.

– Вы уверены?

– Наш суд неподкупный и справедливый. – Он криво ухмыльнулся, явно вкладывая в свои слова не веру, а издевку. – Я действительно не знал, что в бокале, а если бы знал, никогда бы его вам не предложил. Я выйду отсюда живым, оправданным, свободным по-настоящему. Уведите меня!

От его громкого окрика я вздрогнула. Вот же паршивец. Ну ладно, сам напросился.

Его ледяной взгляд обжег, и тут же зазвенел металл цепей. Жандарм, о котором я почти забыла, вышел из тени под лучи дневного света, ловко отстегнул наручники от вмурованного в пол кольца и совершенно ненужным, ведь Ялис не сопротивлялся, пинком попытался заставить его идти быстрее.

Я до последнего смотрела Ялису в спину, он так и не обернулся, зато, насколько позволяли цепи, держал осанку.

Шаги и позвякивание стихли.

Что же, его выбор. Независимо от того, знал парень про бокал или нет, он был бы мне полезен. Да и будет полезен, когда осознает, насколько глубоко провалился в ад. Иллюзии в тюрьме рушатся быстро.

– Леди Нияр, как все прошло? – На стул, где пять минут назад сидел Ялис, опустился офицер Фарроу.

– Со мной он говорил, – вздохнула я. – Сказал, что невиновен, что надеется на дотошность следствия и справедливость суда. Кто дал ему бокал, он якобы не помнит. По-моему, лжет. Увы, я сама очень плохо помню этот момент, слишком все вышло неожиданно. Я так испугалась…

– Не стоит себя винить, леди, это была хорошая попытка. Если еще что-то вспомните, обязательно поставьте меня в известность.

– Вы разочарованы, лорд Фарроу?

– Нет, идея была хорошей. Идемте в кабинет. И будьте добры, постарайтесь передать мне все, о чем вы говорили, в подробностях.

Я кивнула и, когда мы вернулись к его столу, действительно постаралась чуть ли не дословно повторить, о чем мы с Ялисом говорили. Фарроу быстро скользил острием карандаша по страницам своей записной книжки, задавал уточняющие вопросы, помогал вспомнить нюансы и детали.

О предложенной Ялису сделке я умолчала. Будем считать, что это слишком личное.

Когда офицер закончил писать, я побарабанила ногтями по столешнице и задумчиво протянула:

– Лорд Фарроу, можно… вопрос? Лорд Иглори плохо выглядит. Ссадины, синяк под глазом. Если он скрывает имя соучастника, то не заставят ли его замолчать… навсегда? – И посмотрела в глаза жандарму проникновенным взглядом нежной фиалки со стальными тычинками. Чтобы без слов понял сразу несколько вещей: я хочу докопаться до правды, а значит, Ялис мне нужен живым. По этому поводу я собираюсь капать всем на мозги с упорством дырявого шланга. Мало ли, насколько я знаю будущее, все может измениться. Уже меняется, я ведь не валяюсь в клинике под капельницей. И дорогие родственники тоже могут подсуетиться, убрав козла отпущения раньше, чем состоится суд. А мне этого не нужно.

Прошла неделя.

Пока Ялис гнил в камере, а лейтенант Фарроу копался в личных делах слуг, подававших коктейли в тот день, я вела свою партизанскую войну в особняке Нияр. Родня, как коршуны, кружила, желая прижать меня к стенке для «сердечного разговора».

Дядя Бойд пытался устроить семейный совет у камина. Я встретила его, бледная как полотно, в пеньюаре, с мокрым полотенцем на голове.

– Дорогой дядя, простите… Лекарь строго-настрого запретил волнения… Голова кружится… – Мой голос дрожал так искусно, что даже Велла, наблюдавшая за мной весь день, поверила.

Жюли атаковала во время завтрака, намекая на «неловкую ситуацию» с Ялисом и Фарроу.

– Ох, кузина, этот ужасный коктейль! – Я закатила глаза, хватаясь за сердце. – Мне опять дурно… Богиня, помогите, воздуху! – И ретировалась в спальню под предлогом приступа.

Арчи то и дело поджидал у библиотеки, у столовой, у выхода из дома, намекая, что готов выслушать, а то и обсудить то, например, что происходит.

– Арчи, милый, – вздыхала я, делая умирающий вид. – Только не сейчас! Я не могу даже слышать что-либо подобное, мне делается дурно!

Я ела в комнате, гуляла с охраной (нанятой через Фарроу под видом защиты от папарацци), а ночи тратила на изучение старых счетов и тайных записей деда. Удивительно, сколько дыр можно найти в «непогрешимых» отчетах дяди, когда знаешь, где искать.

Увы, избегать встречи бесконечно я не могла, да и продолжать ссылаться на нервное расстройство было плохой идеей: дядюшка задумался, не пригласить ли мне лекаря душевных болезней. Так недолго и в сумасшедший дом загреметь. Успокоительные быстро превратят меня… в куклу. Точь-в-точь такую же, как я была в своей первой жизни. Нет, я ни за что не позволю повторить этот кошмар наяву.

Утром нового дня я встала раньше обычного и объявила, что еду в храм вознести богине благодарность за мое чудесное спасение. Сделай я на пару глотков отравы больше… Продолжать я не стала, улыбнулась и, накинув на плечи широкий палантин, поспешила вниз по ступенькам, благо помешать мне было некому: дядя и Арчи отсыпались после ночного бильярда в Чаркском собрании, а кузина просто любила понежиться под одеялом.

Впрочем, слуги донесли, и, когда я садилась в семейный автомобиль, Жюли выбежала из дверей. Стараниями горничных выглядела она элегантно и уместно.

– Дорогая, почему ты не позвала меня? Как можно ехать одной, ты ведь все это время болела!

– Жюли, я не хотела тебя беспокоить, – спокойно пояснила я.

– Я же твоя сестра, Ари! – возмутилась она.

Я улыбнулась, кивнула и наивно понадеялась, что весь путь до храма Жюли будет дремать, однако она решила не упускать возможности и попыталась завести разговор, который я все это время избегала.

Глава 9

Впрочем, теперь уже я сделала вид, что меня укачивает, а потому никаких разговоров в машине. Если кузина, конечно, не хочет, чтобы меня стошнило прямо на ее новую юбку. Жюли надулась, но отстала.

Автомобиль плавно покачивался на неровностях дороги, а я делала вид, что разглядываю улицы за окном. На самом деле – вспоминала.

В прошлой жизни меня, беспомощную куклу в кресле, возили повсюду – на светские приемы, к нотариусам, в суды. Предъявляли всем, кто высказывал хоть тень сомнения в том, что дорогие родственники имеют право распоряжаться моим состоянием. Дядя и кузены болтали при мне не стесняясь. Они были уверены, что парализованная все равно ничего не понимает. А я узнавала много нового и запоминала.

Особенно хорошо, например, запомнила историю Ялиса. А также имя человека, сыгравшего в этой судьбе немалую роль. Зеленый Рил не был надзирателем, он оставался таким же заключенным, но был «в авторитете», как рассказывал дядя. Этот человек мастерски устраивал подставы – за соответствующую плату, разумеется.

В прошлой жизни он планомерно травил Ялиса. То «случайно» ронял свой паек у него под ногами, чтобы обвинить в краже. То шептал надзирателям, будто видел, как тот что-то прячет. Каждый раз – карцер. Каждый раз – кнут.

Ялис сломался не сразу. Он отбивался и боролся. Но потом пришло известие о смерти бабушки и брата. Маленький мальчик, лет десяти, бледный, с книжкой под мышкой, – я помнила, как он робко кланялся мне в коридорах особняка.

«Обещаем позаботиться», – говорил дядя Бойд судьям. А после приговора отдал приказ убрать лишних свидетелей. Бабушку выгнали из больницы, где она подрабатывала после ареста Ялиса. Брата исключили из приличной из школы, за которую тоже некому стало платить. Старая да малый переехали из нормальной квартиры в какие-то трущобы и умерли следующей зимой от нелеченного воспаления легких.

Ялис это узнал и перестал бороться.

– Ари? Ты так задумалась… – Жюли положила руку мне на запястье. Ее пальцы были холодными, как всегда.

Я вздрогнула, будто только сейчас заметив ее присутствие.

– Прости, кузина. Все еще слабость после… того вечера.

– Не думай об этом. – Она сжала мою руку чуть сильнее. – Скоро храм. Ты ведь хочешь поблагодарить богиню за спасение?

Я кивнула, уже зная, кого на самом деле собираюсь встретить возле огненного алтаря – одного из четырех, освященных богиней. Бабушку Ялиса. Ту самую, которую в прошлый раз обрекли на смерть.

Автомобиль замедлил ход, подъезжая к белоснежным ступеням храма, ведущим к зеркальному коридору, по которому, как считается, не сможет пройти истинное зло – испугается собственного отражения.

Я достала из клатча мешочек с заранее припасенными мелкими монетами, прикинула, что если раздавать аккуратно, то хватит на всех, кто этим утром просит.

– Молюсь за вас, леди!

– Храни вас богиня! – тут же послышались голоса.

Жюли презрительно фыркнула и, кажется, хотела высказаться, но я не только проигнорировала ее, но и ускорила шаг.

Перед самым входом в зеркальную галерею была установлена каменная чаша с негасимым огнем. Следовало провести через огонь ладони, а затем сделать движение, будто умываешься. Странно, но вместо жара, как в других храмах, я ощутила лишь приятное тепло. Или же дело не в храме, а в том, что я переродилась в огне? Думать времени не было. Я шагнула в галерею.

Мое отражение заиграло слева, справа, впереди, то ли дразня, то ли высмеивая, то ли по-доброму подшучивая. Где-то я приобретала сходство с веревкой: становилась длинной, тощей и неестественно извивающейся; где-то, наоборот, растягивалась в шарик; где-то менялись пропорции шеи, рук или ног… Я улыбнулась, а вот Жюли скривилась:

– Ужасно видеть себя в подобном образе, и еще ужаснее, когда смотрят посторонние.

– Как можно жаловаться на храм? – неискренне удивилась я.