Управляющий, однако, не унимался и объявил, что самое главное еще впереди. Тут Цензор не выдержал и недвусмысленно намекнул, что они еще не успели обсудить основную тему встречи – сумму, с которой ему предстоит расстаться. Управляющий тут же сообразил, что от него требуется, достал листок бумаги и, как бы приглашая Цензора к участию, принялся вслух перечислять расходы по пунктам: такой-то принтер, такой-то переплетный станок, резак… Подсчитав итоговую сумму, он протянул листок Цензору.

– Не слишком ли много? – немного подумав, произнес тот.

Управляющий хмыкнул:

– Может, и много, но все окупится уже через год.

Он вынул лист из стопки рекламных проспектов и положил перед Цензором.

– А вот этот, смотри! Ну просто прелесть! Разве что деньги не печатает.

«На этот раз неплохо выразился», – подумал Цензор.

– Все, что стоит у нас сейчас, мы продадим мастерам, которые разбирают типографские станки на запчасти, – продолжал Управляющий. – Прибыль от этого будет не бог весть какая, но хоть что-то. Продадим абсолютно все, кроме вон того большого станка – его оставим, он еще послужит.

– Хорошо. Я понял вас. Мне понадобится пара дней на размышление, чтобы оценить мои финансовые возможности.

Сумма на семейном счету ежемесячно пополнялась из двух источников – выплат от типографии и вкладов, которые Цензор делал с каждой зарплаты (за исключением месяцев, когда приходилось раскошелиться на непредвиденные расходы). Обещания прибыли, которые он услышал от Управляющего, совсем не казались ему пустыми, но и гарантированными их тоже было назвать трудно. Цензор прикинул потенциальные риски, начиная от проблем с самими аппаратами и заканчивая глобальным финансовым кризисом и прочими страшилками из мира экономики. Наконец, он был крайне озабочен тем, что эта затея отнимет у него время, предназначенное для чтения.

Не нужно было слишком хорошо знать Цензора, чтобы понять простую вещь: в его жизни не было места ни друзьям, ни увлечениям. Справедливости ради следует сказать, что это ему и не было нужно, ведь все необходимое он находил в книгах. Все, кроме одного: увы, с книгой нельзя поделиться переживаниями. Со своими тревогами и волнениями Цензор вынужден был справляться один на один. Вот почему он испытывал такие трудности с принятием решений.

Вечером следующего дня Цензор неожиданно вспомнил слова Управляющего – тот сказал, что собирается продать абсолютно всю технику в типографии, кроме большого печатного станка. Перед глазами у Цензора встала картина, которую он уже не раз видел во сне: как он сидит на стуле напротив того самого станка. Только сейчас он понял, что в типографии из его сна этот станок был единственным.

4

«Не будь я так уверен, что жив, непременно бы подумал, что оказался в раю. Между колоннами стояла гурия – нет более подходящего слова, чтобы описать эту женщину. В ее чарующем облике было все то, о чем мечтает мужчина, и даже больше. Я уставился на нее разинув рот, и она в смущении потупила взор».

Проходя по коридору мимо комнаты Цензора, мать услышала эти слова, произнесенные едва уловимым шепотом. Она подумала, что сын рассказывает о девушке кому-то по телефону, и решила задержаться у двери, чтобы подслушать разговор. Однако Цензор не проронил больше ни слова. Мать улыбнулась и отошла от двери. Она ошиблась. На самом деле Цензор разговаривал во сне. В ту ночь ему снились фрагменты из романа Рыцаря, которые не прошли цензуру. Ему крупно повезло, что он вовремя остановился и не дошел до более впечатляющих отрывков…

После встречи с Рыцарем Цензор пребывал в расстроенных чувствах. Готовясь к разговору, он рассчитывал, что создаст выдающийся прецедент в современном литературном процессе, что в дальнейшем другие писатели, особенно молодые, вдохновятся их примером и станут сотрудничать с Управлением, что ему удастся положить конец зародившейся еще во времена изобретения письменности эпидемии, которая заставляет самовлюбленных юных авторов твердить о неприкосновенности текстов и идей, какими бы иллюзорными они ни были. Но, увы, в тот день Цензор оказался бессилен. Когда Рыцарь ушел, Цензор спросил себя: а что, собственно, плохого в том, чтобы какой-то человек или даже специальный орган изучал книги под микроскопом в стремлении очистить их от малейших изъянов? Люди по своей природе нуждаются в предостерегающем увещевателе – и как было бы хорошо, если бы тот действовал оперативно и без посредников!

Теперь ему не оставалось ничего, кроме как перечитывать страницы романа, на которых он оставил пометки. Взгляд Цензора снова и снова цеплялся за то самое слово на букву «М». Нет, пропустить его было решительно невозможно. Разумеется, писателю ничего не стоило заменить его на какой-нибудь синоним или слегка переформулировать отрывок, но он решительно отказывался идти на уступки – не то из стремления бросить вызов самому институту цензуры, не то от нежелания терпеть вмешательство в собственный текст.

В тот вечер, отвергнув все предложения Цензора, Рыцарь произнес:

– Это чистой воды тирания.

– Поймите меня, – умолял Цензор. – Я очень хочу, чтобы этот роман увидел свет.

Рыцарь несколько смягчился. Заметив, что Цензор совсем поник, писатель поблагодарил его за старания и попытался утешить:

– Ничего. Мои книги и раньше отправлялись на полку. Если эту ждет такая же участь, будьте спокойны, вам не за что себя винить.

Цензор осознавал, что потерпел поражение, но принять это было выше его сил. Его сердце громко колотилось и настойчиво требовало сказать хоть что-нибудь в ответ. Уходя, он бросил писателю:

– И все же я попытаюсь помочь, насколько это возможно.

– Если ее в конце концов запретят, – ответил Рыцарь, – я зайду поинтересоваться, в чем причина.

Такое намерение показалось Цензору весьма благородным, но он не собирался опускать руки.

На следующее утро Цензор пришел на работу в таком же мрачном расположении духа, как вчера, когда пытался найти предлог для встречи с Рыцарем. Все его мысли были только об одном: если бы автор нашел способ избавиться от того непечатного слова, ему не пришлось бы хоронить надежду на то, чтобы увидеть роман на книжных прилавках. Преисполненный решимости покончить с внутренней борьбой, он взял роман, вышел из Отдела и направился прямиком по коридору в кабинет Начальника.

По пути до него донесся голос молодой сотрудницы из-за ширмы:

– Жарища на улице просто невыносимая! – жаловалась она подруге.

Девушки захохотали. Их смех сопровождал Цензора до самого кабинета Начальника. Он зашел и захлопнул за собой дверь.

Начальник, не отвлекаясь от чтения какого-то документа, указал Цензору на стул напротив себя. Судя по диаметру его расширенных зрачков, он усердно вчитывался в очередной отчет, то и дело отводя лист бумаги на вытянутой руке подальше от себя и слегка прищуривая правый глаз. Со стороны могло показаться, что он обнаружил в тексте что-то примечательное, но на самом деле эта затейливая манера чтения была для него вполне обычной. Начальник нацепил на нос очки и потянулся, чтобы взять у Цензора книгу, – он подумал, что к нему, как обычно, пришли за советом по поводу сомнительного отрывка. В целом так оно и было, если не принимать во внимание, что по своей цели этот визит существенно отличался от прочих.

Начальник открыл книгу на странице с непечатным словом. Твердо, но в то же время с некоторой долей неуверенности Цензор произнес:

– С книгой все в порядке…

Его голос дрогнул. Он немного помедлил, прежде чем продолжить:

– …не считая выделенного слова.

Начальник внимательно посмотрел в книгу, но тут же захлопнул ее и снял очки.

– И чем я могу помочь? – спросил он, возвращая роман Цензору.

Раньше Начальник был толстяком с надутыми щеками, поросшими жидкой растительностью, но в какой-то момент он тяжело заболел и после операции похудел настолько, что редкая поросль на лице превратилась в густую бороду, а некогда впалые глаза выпучились, так что казалось, будто бы он смотрит на всех вокруг исподлобья. И хотя Начальник славился своим добродушием, вид его оставлял неоднозначное, если не сказать неприятное, впечатление.

Солнечные лучи проникали в кабинет через огромное окно, выходившее на служебную парковку. Начальнику было достаточно выглянуть в него, чтобы узнать, кто из сотрудников на месте, а кто отсутствует. Цензор стоял к окну спиной и внимательно вглядывался в залитое солнцем лицо Начальника, пытаясь отследить в нем малейшие перемены. Готовясь к разговору, он воображал, что всевидящий Начальник тут же раскроет его обман и поймет, что в книге есть еще целый ряд спорных фрагментов, однако услышать от него столь простой вопрос он совершенно не рассчитывал. Не обладая умением быстро реагировать на неожиданные реплики, Цензор боялся ляпнуть лишнего и потому был вынужден собрать все силы, чтобы не поставить себя в еще более неудобное положение.

– Я не прошу о помощи, – промямлил он. – Я просто хотел сказать, что это очень интересный случай.

Он опустил глаза в книгу, чтобы ненароком не поймать на себе взгляд Начальника.

– Я встречаюсь с таким впервые, – продолжал Цензор. – С этим романом в порядке абсолютно все, кроме одного слова. Поэтому я затрудняюсь вынести по нему решение.

Пока Цензор увлеченно шелестел страницами, Начальник достал из-под горы бумаг на краю стола небольшую брошюру и принялся ее листать. Наконец он остановился и твердым голосом обратился к Цензору:

– Если верить нашему Кодексу, уважаемый коллега, это слово входит в список запрещенных.

Начальник любил время от времени называть своих подчиненных «уважаемыми». Из его уст такое обращение звучало одновременно игриво и угрожающе.

Брошюра в руках Начальника была открыта на разделе «Грубые лексические нарушения». В самом верху страницы было расположено непечатное слово из романа.

– Вот, читаю: «Предписан полный запрет на употребление как самого слова, так и всех однокоренных лексем и словоформ вне зависимости от числа, рода и падежа». У вас что, нет своего экземпляра «Кодекса»? – спросил Начальник.

– Есть, – машинально отреагировал Цензор.

– Раз так, к чему весь разговор? – продолжил Начальник. – Кодекс одинаково применим ко всем случаям – будь то целая сюжетная линия или одно-единственное слово, как в вашем случае. Вы ведь обладаете достаточным опытом, чтобы понимать, что за одно такое словцо вам может светить полноценное административное разбирательство.

Цензор ничего не ответил. Он понимал, что спорить с Начальником бесполезно. По дороге в свой кабинет он неразборчиво бормотал:

– Нет, я не могу оставить это просто так… Я должен что-то сделать, что-то придумать. Ничего-ничего… Сейчас сяду, приведу в порядок голову, хорошенько откалибрую свои внутренние весы и что-нибудь придумаю…

За все время работы Цензора в Управлении никто из сотрудников ни разу не был привлечен к ответственности за то, что намеренно пропустил в печать книгу, содержавшую что-либо недозволенное. Тем не менее обозначенная Начальником угроза административного разбирательства заставила его мысленно проследить весь путь, который проходит книга, попавшая в Управление.

Цензура представляет собой огромный аппарат двухступенчатой очистки книг от нежелательных примесей. Первый этап работы берут на себя цензоры. Они фиксируют в своих отчетах все найденные в книге сомнительные моменты – как очевидные нарушения, так и малейшие спорные детали. Даже если в тексте на первый взгляд не оказывается ничего предосудительного, они все равно могут найти к чему придраться. После этого книга переходит к Комиссии профильных экспертов, состоящей из лучших специалистов в области лингвистики, которые обсуждают все проблемные места текста и единогласно принимают окончательное решение о судьбе книги. Чтобы непечатное слово попало в поле зрения Комиссии, нужно, чтобы кто-нибудь обратил на него внимание экспертов. Но что, если взять и пропустить это слово без какого-либо комментария? Ведь тогда Комиссия не сможет его запретить, потому что попросту не узнает о нем…