Я замерла, балансируя на ветру, прикрыв веки, пытаясь успокоить дыхание и изгнать из памяти сильные ладони старшего дознавателя, одновременно бережно и жадно изучающие мое тело. И когда, спустя некоторое время, мне это удалось, вспомнила, зачем я пришла и почему вновь испытываю тоскливое чувство, охватившее при прошлой встрече с неведомым. Тогда я не поняла, а сейчас знала, что и раньше сталкивалась с ним – унынием неприкаянных душ, тоской астральных бродяг. Просто до того момента я никогда не встречала… такой большой души.

Не открывая глаз, заговорила тихо, а порывы ветра срывали слова с губ, чтобы унести ввысь.

– Вы чувствуете себя запертыми в клетке мира, без которого не можете существовать… Я знаю, каково это – жить в клетке. Я жила в ней многие годы, но мои силы не так велики, и, не обладая возможностью разрушить свой мир-клетку, я разрушала себя, пока не встретила Валери, удержавшую меня на краю. Я хотела бы удержать на краю вас – и этот мир, ведь он так прекрасен! Я хотела бы повернуть время вспять, сделать так, чтобы прежний Норрофинд не возводили на ваших жизнях. Я искренне сожалею, что люди сотворили подобное с вашим народом. И хотела бы все исправить, но не знаю – как? Помогите мне, подскажите, прошу!

Ветер стих. Я ощутила тепло, даже жар на открытых участках кожи. Он то усиливался, то ослабевал, будто кто-то дышал на меня. И когда я открыла глаза, не в силах поверить в то, что сейчас увижу, взгляд уперся в огненные очи. Эти нечеловеческие глаза выпили меня, вынули душу, и рассмотрели ее со всех сторон. Резко закружилась голова, меня повело к опасному краю древней галереи, вздымающейся, будто драконий хребет.

Воздух за моей спиной уплотнился. Я застыла, ощущая бездну позади всем телом, но что-то не давало мне качнуться и рухнуть в раззявленную ею пасть. С трудом оторвав взгляд от огненных очей, я повернулась и разглядела полупрозрачное перепончатое крыло, отделяющее меня от пропасти. А затем услышала:

– Пока жив хоть один из нас, дитя, мир будет существовать. Но нас остается все меньше, наши дети умирают, не проснувшись, и нет на земле никого, кто знает, как их разбудить…

В наступившем молчании было место всему, и горечи, и страху, и… надежде. Я ощутила ее ясно, словно она была звездой, упавшей с небес в мое сердце и затеплившейся там, пока незаметно, безмолвно, едва.

– На земле нет! – воскликнула я. – Но я вас слышу и теперь знаю, что вы знаете! Расскажите мне!

Странный звук, похожий одновременно на рев и клекот встревожил снег, заставляя плыть по воздуху бесконечной завораживающей спиралью.

– Смешная! Что можешь сделать ты? – донеслось до меня сквозь рокот.

– Я знаю, как можно применить вашу силу без вреда для людей, – твердо сказала я. – И даже наоборот – на пользу и вам, и нам. Если, конечно, вы захотите сделать это для нас после всего, что пережили.

Миг – и тлеющие угли глаз опалили жаром, а рев разорвал снежную ленту в клочья:

– Люди достойны конца света!

Ярость внутри говорящего вспыхнула, как факел, очертила возвышающийся надо мной огромный силуэт: гибкую шею, плоскую голову с прихотливо изогнутыми рогами, вытянутую морду, мощные грудь и лапы, попиравшие камни галереи так, будто существо владело этим миром, а мир никогда не знал людей.

И я поняла, что сейчас умру. Нет, он не уберет крыло, удерживающее меня на краю, я не буду сожжена невидимым пламенем, как храм на окраине Крааля и другие строения по всему миру, уничтоженные его призрачными собратьями. Но его ярости станет так много, что под ее порывом теплящаяся во мне надежда погаснет, а вместе с ней – и моя жизнь.

– Насилие порождает только насилие, – прошептала я, закрывая глаза, чтобы не видеть собственную смерть. – Путь в никуда. Мне жаль…

Мелькнула мысль, что я не узнаю, о чем не договорил Демьен Дарч, рассказывая о гибели отца. Как вдруг я ощутила то же чувство, что и на кладбище у черного обелиска, и в сокровищнице библиотеки – объятия, полные любви, тепла и поддержки. И гордости. Гордости за меня!

Спустя долгую паузу, заполненную тишиной такой глубокой, будто вселенная замерла, пытаясь постигнуть биение собственного сердца, я услышала глухое:

– Ты права, дитя, во владении мертвой пустошью нет радости, как нет мудрости в том, кто отвергает жизнь. Что ты хочешь предложить нам?

Не веря себе, я открыла глаза и, как ни притягивал меня огненный взгляд, торопливо огляделась, мечтая увидеть… Я не знала, что ожидала увидеть, но что бы это ни было, я его не увидела. Лишь светлая грусть коснулась лба бережным поцелуем.

– Что же ты молчишь? – громыхнул вопрос редкой зимней грозой, и я, опомнившись, поведала тому, кто его задал, о теряющих силу артефактах и скорых сумерках цивилизации.

– Хм-м… – проворчал собеседник, когда я замолчала. – А это может быть забавно! Мы подумаем об этом.

– Хорошо, – с облегчением выдохнула я и спросила с волнением: – Теперь вы скажете мне, где найти живых драконов?

– Там же, где и всегда – в драконьих кладках.

– Но их не осталось!

– Остались яйца…

– Они давно окаменели!

– Ты в этом так уверена, дитя? На свете нет ничего тверже драконьей скорлупы, она может хранить нутро сотни лет, пока не будут применены ключи…

Сияющий силуэт потек, как ранее снежная лента, размываясь на ветру.

– Вы имеете в виду ключи-кинжалы? – закричала я, срывая голос.

– Кинжалы – лукавое изобретение норров, – донеслось до меня. – Но они помогут тебе, если добавить кровь и зов матери…

Холод упал на меня хищной птицей, когтями рвущей кожу. Я осознала, что стою на самом краю пропасти, отшатнулась и бросилась к кажущейся такой далекой двери в замок. Вбежала внутрь, захлопнула ее и прижалась спиной, пытаясь отдышаться. Озноб бил изнутри, но был ли он от волнения или от холода, я пока не понимала. В любом случае, средство от простуды, которое дал мне любезный Дункан Кворч, не помешает!

Вернувшись в свои покои, я приняла лекарство, подбросила в камин поленьев, умылась и легла, закутавшись в толстое одеяло, словно в кокон. Мыслей в голове было так много, что ни за одну из них я не успевала уцепиться. Они кружили стайкой юрких рыбешек, не давая себя обдумать.

В спальне было темно, если не считать отсветов от огня в камине, котятами играющих на полу. А затем на краю кровати я разглядела призрачную фигуру, чья бритая макушка блестела, словно от света луны. На других подобное зрелище навеяло бы страх, а мне стало спокойно и даже уютно.

– Ты нашел блокнот? – чувствуя, как сон затягивает меня в сети, спросила я.

И услышала в ответ тихое:

– Пока нет. Спи сладко, малышка Эвелинн, ведь сон – это жизнь.

– А жизнь?

И еще тише:

– Это смерть.

– А смерть?

И едва уловимо:

– Смерть – это сон… Спи.

***

После завтрака Лилен похоронили на кладбище, куда выходила замковая часовня. Вряд ли простая служанка удостоилась бы такой чести, если бы не обстоятельства, но на похороны собрались все гости Рослинса. Гроб был закрыт, внутри, – об этом рассказал доктор Карвер, – стояла урна с прахом, поскольку тело подвергли сожжению. На всякий случай.

Мерзлая земля плохо поддавалась, и слуги взопрели, пока копали могилу. От их разгоряченных спин шел пар, отлетая, словно неупокоенные души, лопаты скребли землю, как когти мертвецов, а в толпе собравшихся сквозняком, тянущимся из-под одной дверной щели в другую, пробегали шепотки.

Я стояла рядом с бабушкой в первом ряду, по правую руку от меня нервно вздрагивала графиня в распахнутом, несмотря на холод, плаще, а позади застыл доктор. По другую сторону от могилы маялся Рэндальф – сегодня он представлял отца, который на похоронах не появился, поэтому одет был строго и элегантно, что совершенно не вязалось с его образом и его самого явно раздражало. Но не он занимал мои мысли – я взглядом искала старшего дознавателя и не находила. Тревоги не испытывала, то, что я не видела Дарча, не означало его отсутствия. Он мог наблюдать за погребением, оставаясь незамеченным, и, скорее всего, так и было. Однако после того, что произошло между нами вчера, мне отчаянно хотелось посмотреть ему в глаза и увидеть в них те же чувства, что испытывала и я.

Между тем, гроб опустили в вырытую с таким трудом могилу, на крышку полетели комья земли, смерзшиеся в лед, стуча неприлично громко. Так и казалось, что сейчас изнутри раздастся ответный стук, и крики ужаса из толпы поднимут птиц со всех окрестных деревьев.

Невольно поежившись, я обернулась на привычное ощущение стылости. Призрак горничной застыл в дверях часовни, глядя на место своего захоронения лишенными зрачков глазами. Кровь на ее воротничке отсюда казалась особенно яркой и напоминала брошь в виде грозди ягод, покрытых изморозью. Руки Лили шарили по карманам, будто пытались что-то найти и не находили. Впрочем, я знала – что. Издав горестный вопль, заставивший озираться гостей, оказавшихся рядом с привидением, оно вновь отправилось в бесконечный вояж по лабиринтам замка.

– Идем, – сказала бабушка, когда к могиле устремились слуги, чтобы попрощаться, – сегодня явно холоднее, чем вчера.

– К ночи будет буран, Ваша Светлость, – к нам подошел Рэнди и галантно предложил ей руку. – Позвольте, я провожу вас.

– Вот как? – удивилась она, посмотрев на очень высокое и очень светлое небо.

От вчерашних туч не осталось и следа.

– Видите, как искрится снег?

Бабушка посмотрела вниз, а затем подняла на спутника вопросительный взгляд.

– Искры с синим оттенком, – улыбнулся Рэндальф. – Такой бывает только перед бурями, которые спускаются с гор. Ближе к закату ветер пригонит снегопад, а затем разгуляется сам – так, что мало не покажется.

– Значит сегодня вы не станете охотиться на волка? – подала голос я.

– Нет, леди, я не самоубийца. Но я обязательно выслежу его и убью, даю вам слово!

– Не надо слова, – пробормотала я, – а вдруг он уйдет, и вы больше никогда о нем не услышите?

– Тогда я отправлюсь за ним по пятам и не дам причинить зло кому-нибудь еще! – горячо воскликнул Рэнди.

Мы переглянулись с доктором Карвером, шедшим рядом со мной.

– Мне кажется, сначала лучше решить проблему с убийцей горничной, – заметил доктор. – Волк где-то там, в лесах, а девушка погибла здесь.

– Вы правы, – кивнул Рэндальф, – думаю, отец уже распорядился на сей счет.

И почему я не сомневаюсь, что будь на его месте Теобальд, он ответил бы по-другому? Что-нибудь вроде: «Я разберусь с этим!»

Вернувшись в свои покои, я с удивлением обнаружила, что флакон с зельем от простуды, полученный от целителя, пуст. Должно быть, я выпила его машинально, как в детстве – успокоительные микстуры, которыми пичкала меня мать. А между тем, после вчерашнего разговора с духом дракона на открытой галерее, лекарство было мне просто необходимо. Решительно развернувшись, я отправилась к Кворчу.

Солнце светило вовсю, слова Рэндальфа о буране казались удивительными. Яркие пятна от шальных лучей появлялись то тут, то там, заставляя снег вспыхивать искрами, действительно имевшими синеватый отлив. Это было так красиво, что я задержалась на крыльце замка, любуясь увиденным, а затем услышала за спиной непривычно тихое:

– Доброе утро, леди.

Демьен Дарч остановился плечом к плечу со мной, заложив руки за спину.

Как бы мне ни хотелось заглянуть в его глаза, отчего-то я страшилась этого.