Однако кое-что пошло не по плану. Носильщики паланкина сегодня были другие, и время отдыха у них тоже отличалось. К тому же в какой-то момент им пришлось сменить место назначения. Изначально планировалось дойти почти до дворца, но носильщики жаловались, что им будет трудно добраться домой до звона колокола, поэтому пришлось остановиться на полпути. Проблему можно было решить, предложив им больше денег, но к тому моменту никто об этом не догадался. Ха был расстроен, что в такой день не все идет как задумано, ведь день зимнего солнцестояния считается точкой отсчета нового года. Поэтому, чтобы прожить весь следующий год без происшествий, ему нужно было вернуться во дворец до того, как прозвонит колокол.

– Мансу, возьми-ка трость.

Парень обернулся. Ему никогда такого не приказывали, потому что Рам всегда собственноручно прощупывал путь, но после недолгой паузы он понял смысл фразы и взялся за нижний конец трости. Поправив взваленный на спину мешок, Мансу снова двинулся вперед. Теперь они шли чуть быстрее, чем раньше. С каждым выдохом из ртов обоих вырывался белый пар.

– Теперь направо, господин. А-а-а!

Один за другим по округе разнеслись крики трех человек. Первым был Мансу: он упал, потому что столкнулся с грязным бродягой, который внезапно выскочил из-за угла. Второй крик издал сам бродяга. Последним закричал Ха Рам. Хотя он сам ни в кого не врезался, его сильно шатнуло из-за трости, которую до последнего крепко держал Мансу.

Рам тоже упал. Пока его тело не коснулось земли, глаза мужчины на короткий миг сменились обычными карими, а затем покраснели обратно. Все произошло молниеносно.

Первым из троих смог подняться бродяга. Если быть точнее, не бродяга, а девица Хон. Впрочем, она была даже грязнее.

– Вы в порядке? Нигде не ушиблись?

– Надо быть осторожней, когда носишься туда-сюда! – сердито ответил Мансу, стряхнув руку, которая пыталась помочь ему подняться.

– Простите! Я очень торопилась…

Услышав голос незнакомой женщины, Рам попытался встать, но в этот момент цвет его глаз снова сменился и тут же опять стал красным. Юноша сел и схватился за голову.

В потемках Хон приняла его за старика: она заметила только затылок, скрюченное тело и красную трость на земле. Девушка протянула руку к его спине:

– Дедушка, вы не сильно ударились?..

Глаза Рама, прикрытые пальцами, снова ненадолго изменились: и в этот раз они оставались карими чуть дольше, чем раньше. В момент, когда ее ладонь практически коснулась мужчины, Мансу испуганно закричал:

– Эй! Куда суешь свои грязные лапы?! Руки прочь, попрошайка!

Когда парень вскочил, мешок слетел с его спины и все содержимое выпало на землю. Это была одежда, которую мать чиновника сшила вручную. Пока Мансу в панике подбирал вещи, к нему подошла девица Хон:

– Я помогу!

– А ну иди отсюда! Убирайся!

– Ну хорошо, я пойду… Уже ухожу! А вам – счастливого пути.

В последних словах чувствовался намек на недовольство, а еще – желание действительно поскорее отсюда убраться, поэтому она в одно мгновение исчезла в темноте. Для девушки Хон довольно быстро бегала.

– Господин, вы в порядке? Тут мешок развязался… Пожалуйста, подождите минутку.

Увидев, что Рам кивнул, Мансу вернулся к тому, чем был занят. Если он продолжит медлить, придет жуткий-жуткий стражник и заберет их к себе.

Рука чиновника Ха, прикрывавшая лицо, опустилась. Закрыв глаза, он медленно поднял голову. Белый пар, до сих пор исходивший изо рта, теперь будто втянулся обратно, мгновенно исчез и больше не появлялся. Юноша поднялся на ноги, оставив посох лежать на земле. Его веки приподнялись, показав обычные карие глаза, а с губ вдруг сорвался чей-то чужой голос:

– Покинуть дворец в ночь зимнего солнцестояния… Ты совершил ошибку, Ха Рам.

– Что? Что вы сказали? Я не расслышал. Господин, прошу, ну подождите немного! Мешок развязался…

Мансу тяжело дышал, сосредоточенно собирая вещи. Он чувствовал, что Рам уже встает на ноги, и торопился еще сильнее.

– Все, готово!..

Когда парень поднялся, чтобы крепко затянуть мешок, он увидел лишь удаляющийся затылок, и – бац! – вся старательно собранная одежда вновь оказалась на земле. Чиновник со всех ног бежал в ту же сторону, где ранее исчезла бродяга.

Мансу еще долго стоял, словно завороженный. Он стал помощником при дворце в восемь и вот уже почти пять лет служил Раму глазами. За все это время Мансу почти не отходил от юноши ни на шаг, но никогда прежде не видел, чтобы тот так проворно за кем-то мчался – Ха Рам совершенно слеп, разве он может бегать? Но сейчас он не просто бежал, как обычные зрячие мужчины, – он бежал еще быстрее.

– Нет, нет… Мне все померещилось. Этого ведь не может быть, правда?

Дрожащими руками Мансу подхватил мешок и трость. Сейчас он пройдет немного дальше, и где-то в темноте будет стоять растерянный господин Ха. Он ведь не мог уйти далеко, да? Скоро они пересекутся…

С надеждой в сердце парень рванул вслед за беглецом, но его нигде не было видно. Увидев шляпу хозяина, лежавшую на земле, Мансу остановился. Из его глаз хлынули горькие слезы – от страха. Не найдя в себе больше сил держаться на дрожащих ногах, он обмяк перед этой шляпой, неспособный сдвинуться с места. Мансу отчаянно молился: пусть кто-нибудь пройдет мимо и случайно наткнется на него, или пусть скорее наступит комендантский час и его найдет стражник, или…

Нельзя упустить эту ночь! Все в этом мире работает по одному принципу: когда ты смотришь, все вокруг затихает, но стоит лишь отвести взгляд – и цветы расцветают, луна пробивается сквозь облака, а воробей залетает в гнездо. Этот же принцип, вероятно, действует и с тигром. Когда Хон следила за ним целый месяц, его не было, но теперь она ненадолго покинула гору Инвансан – зверь точно должен выйти. Разве ночь зимнего солнцестояния не называют «тигриной свадьбой»? Именно на эту ночь у таких сильных животных, как тигры, приходится брачный период. Этот факт указывал скорее на то, что все остальные ночи для такого слишком коротки – но не для девицы Хон. Для нее это значило только одно: настало время снова подняться на гору. Тем более в этот день в деревне проходят празднования; хотя бы ради них Хон придется добраться до подножья горы Инвансан до того, как прозвенит колокол. Возможно, в конечном счете она окажется на столе для тигриного пиршества, но об этом было решено подумать чуть позднее.

– Эй! Пачкунья!

Девица Хон рефлекторно остановилась и повернулась туда, откуда раздался голос: услышав слово «пачкунья», она не могла поступить иначе. На обочине безлюдной дороги у небольшого костра сидела старушка – та, что совсем недавно забрала у ее отца рисунок Чхоёна.

– Вы меня звали?

Пожилая женщина кивнула и помахала рукой, подзывая ближе.

– Извините, бабушка, но я сейчас очень спешу!..

– Погрейся и пойдешь.

– Спасибо, мне не холодно!

– Холодно. Ты наверняка сильно замерзла…

Старушка едва успела сказать это, как по всему телу Хон пробежала дрожь. Неужели она так забегалась, что не заметила, как похолодало? Казалось, что вся кровь в ее теле вдруг взяла и застыла. Даже в глухом лесу, где Хон когда-то поджидала тигра, было не так холодно. Она никогда не ощущала ничего подобного. Секунда – и она уже сидела у костра.

– Ч-что ж, тогда я все-таки посижу немного.

Девушка протянула руки к костру. Будто она только этого и дожидалась, старушка крепко сжала ее ладонь. Взгляд пожилой женщины скользнул ей за плечо, а потом вернулся к огню. Там, где еще совсем недавно стояла Хон, теперь находился Ха Рам. Он сделал несколько шагов назад, темно-карие глаза метались по сторонам, но, казалось, совершенно не видели ни костра, ни двоих, гревшихся у его огня. Юноша еще недолго озирался по сторонам, а затем двинулся дальше.

Отпустив руку, старушка произнесла:

– Вот я и заплатила за картину.

– Что?..

– Я сохранила тебе жизнь. Это хорошая плата за рисунок!

Она имеет в виду, что не дала Хон замерзнуть до смерти? Решив, что старушка пытается блефовать, девушка засмеялась:

– Зачем вы платите мне? Вы ведь должны тому, у кого купили картину!

– Чего? Так ты ж мне ее и нарисовала!

– Чхоёна вам нарисовала не я, а мой отец, – немного поколебавшись, призналась девица Хон. Может, старуха умом тронулась?..

Глаза пожилой дамы осмотрели ее с ног до головы, затем остановились на лице и внимательно посмотрели на нее.

– Хм… Перепутала. Трудно отличить людей одной крови. Никак не могу к этому привыкнуть.

Она не выглядела так, будто ее настиг маразм. Возможно, ближе к старости ее стало подводить зрение? Девица Хон покачала головой. Как можно было спутать ее даже не с матерью, а с отцом? У них ведь и голоса совсем разные.

– Я так похожа на мужчину?

– Мужчины, женщины… какая разница? Вы все выглядите как люди.

– Но вы, например, вполне похожи на женщину…

– Тут уж ничего не поделаешь. Если б я так не выглядела, все было бы гораздо сложнее.

Боже мой. Это не маразм и даже не старческая слепота – она просто сумасшедшая старуха… как и отец Хон.

– Я, пожалуй, пойду! Уже поздновато…

– Ступай, ступай. Что бы там с тобой ни произошло, это уже не мое дело. Я и так сполна отдала тебе за картину.

– За нее вы должны заплатить моему отцу. Не мне.

– Я уже рассчиталась с тобой, а дальше сами разбирайтесь. Гляди, согрелась ведь?

Холод действительно ушел. В знак прощания девица Хон склонила голову, а затем развернулась, чтобы удалиться. Сколько стоит разожженный костер? А сколько стоит готовая картина отца? Она не знала, как ей все это сосчитать. Может, просто купить отцу выпивку?.. Вот же проклятье! Она терпеть не могла видеть его пьяным.

– Стой, пачкунья!

Девушка вновь остановилась и посмотрела на старушку.

– Еще кое-что. Иди-ка ты лучше в другую сторону.

– Но мне надо туда…

– Делай что хочешь. Но я тебя предупредила. Сегодня ночь зимнего солнцестояния.

– Я знаю.

– В этот день энергия Инь сильнее всего. А это значит, что нечисть сегодня наиболее могущественна.

– Все в порядке, я уже ела сегодня кашу из красной фасоли.

– Ха-ха! Каша из красной фасоли… какой наивный человечек! Ну, будь осторожна.

– Да-да, вы тоже.

Старушка, проводив ее глазами, посмотрела на ночное небо, а затем быстро перевела взгляд на костер.

– Созвездие Демона показало свою ужасную морду… Все-таки люди неплохо научились считать время.

Шаги Рама сначала замедлились, а затем и вовсе стихли. По-прежнему темно-карие глаза метались из стороны в сторону.

– Видимо, кто-то перехватил ее по дороге. Иначе я бы уже давно догнал…

Он посмотрел вверх. До полной луны оставались всего сутки, так что темноту нельзя было назвать кромешной: что-то в свете луны все-таки можно было увидеть. Недалеко Рам заметил гигантское дерево. Выдохнув без всякого пара, он в одно мгновение вскарабкался туда движением, совсем не похожим на человеческое. Затем уселся на крепкую ветку и посмотрел вниз. Там пробегала девица Хон.

– Это она? Она ведь меня и пробудила. Да, это точно тот человечишка…

На короткий миг его глаза покраснели, но тут же вернулись в прежнее состояние.

– Он уже возвращается? Проклятье! Мне нужно еще немного времени, я должен убить ее…

Его глаза снова сменили цвет, но это мгновение длилось чуть дольше предыдущего. Юноша схватился за голову:

– Черт тебя дери, Ха Рам! Ты… ублюдок!..

Тут глаза чиновника окончательно вернули красный цвет. Все дыхание, что он поглотил, вырвалось из его рта белым паром. Ноги Рама свисали с веток. Его пошатывало.

– Ч-что происходит? Где я?..

Рукой он нащупал ствол дерева и успел ухватиться за него, но тело все-таки соскользнуло вниз. Юноша закричал.

В этот момент Хон остановилась, чтобы перевести дух, и услышала чей-то крик. Она подняла голову и посмотрела туда, откуда раздавался голос: нечто большое летело прямо на нее. Не успев сообразить, что происходит, она рухнула; точнее, упавшее нечто прижало ее к земле. Можно сказать, она поймала его всем телом.