Все чувствовали себя частью этого звездного шествия. Центральные фигуры начали замедляться и вытаскивать с обочин девушек, приводить в танец, помогая раскрываться в индивидуальности движения. Каждая знала своё место, и я не исключение, моё место рядом с мамой.

Я ждала когда она пригласит меня, от ожидания и статности осознания своего места в почетном кругу мой подбородок приподнялся, глаза заблестели, а их транс-вальс внезапно окончился и только тогда мама подошла ко мне.

Я ничего не стала спрашивать у неё, только вздернула нос и покосила глаза.

– Ну конечно,– сказала мама, – ты же Фифа!

Она произнесла способом выдувания воздуха из щёк, и мне стало ясно, что я ничего не значу.

– Сейчас будет твой выход, Фифа, – она сияла в улыбке и торжестве.

Из дальних неосвещенных закромов, как из задника, пошитого ветвями кустарников и диких цветов, украшенных тенью деревьев и всегда свежими рубцами гор выскакивали оголтелые тёлки. Уже издали я видела одинаковые, маркером очерченные угольные брови, даже тень шиповника не справилась с выпирающими губами, выходящими за пределы лица, словно их лики рисовали не кисти великих Луны и Венеры, а те, кто уже знал про линейку и транспортир. В их движениях не было ничего естественного, ни стыда, ни порядка, они словно искусственные и отверженные жеманно двигали телами, их ритм исходил не от песен бабок, в них вовсе не было музыки. Зато было ощущение, что у них есть поводырь. Удивление меня ошарашило, когда они добрались до софитов костра. Их облик был смело украшен: одинаковые платья, не имеющие силуэта, подчеркивающие пышность и дозволенность груди, ленты украшенные камнями врезались и перетягивали их тела, вызывая не то аппетит, не то устрашение, все дороги их одежд вели и открывали путь к тем местам, где природа наградила тело гущей волос, в надежде защитить. Мне стало смешно.

– Иди, твой выход, – мама повернула голову в хаос девок. Мне было ясно, что это либо шутка, либо наказание. Стыд покрыл меня.

Я вошла в их кругомель. Было понятно, что в этом окружении я должна занять место среди них или стать тем самым поводырём. Меня рисовала луна- это априори королевский градус, значит проводник я. Управлять шайкой этих полумертвых, жертвенных самок возмущением и презрительным взглядом, шлепком по щекам или ягодицам – дело ёмкое и не пристало. Девки жаждали от меня общения, вымаливая вопросами глоточек жалости к себе, потешаясь над моими нечесаными бровями и локонами, а я захотела сесть, обнять себя руками. Мама смотрела надменно и слегка улыбалась – в ответ я зарыдала что гром разнесся. Мои слёзы слаще свеклы с сахаром и пока я ревела танцы дикие и необузданные этих чудовищ не прекращались. Меня становилось меньше, чудовищ больше. Как только разум доложил мне об этой несправедливости гром слез стих. Эмоции подошла ко мне и обняла, мне пришлось встать, чтобы прижаться к ней и согреться, чтобы улыбнуться.

Какая грязь кругом. Разум мальчик мой и луноликая девочка не оставили меня в этом сраме. Нужно было только начать ступать. Сначала глаза я держала закрытыми, чтобы не видеть лица мамы, и грязных рях девок, затем я смогла смотреть прямо.

–Фифа, – прочитала я с маминых губ.

« Моё имя на сегодня Фифа. Я Фифа. Я Фифа. » Позвоночник выпрямился, рукава фонарики требовали подчеркивания власти и пустоты этого имени, чтобы хоть как-то засветиться энергией, я прислушалась к неровному ритму своего сердца и в такт с силой наступала на пятки, раскачивалась на них всем весом тела, добавляя силу инерции.

-Я Фифа, – и при движении маленький уголёк энергии поднимался из земли вверх по позвоночнику и чтобы расстелить энергию на север и на юг я делала сбрасывающие движения пальцами в стороны, энергии земли мне хватало лишь для того, чтобы нос задернулся чуть вверх, а ладони превратились в растопыренные куртяпки. Концентрация проводника энергии, даже такой несмелой – огромный труд, но я освоила эту энергию, заняв положение мне подобающее. Свысока видела похвальные взгляды старых женщин и слышала резвый смех матушки. Я уже никогда не стану прежней, частично обнаружив себя в новом качестве и частично соединясь с природой. С высоты вздернутого носа я также обнаружила цоканье и шиканье девок, на которых уже не обращала своего внимания- «то- то же, знайте своё место».

Я вздумала уйти, но девки меня не отпускали, словно пиявки они присасывались то к ноге, то к узлу. Лучшее, что я могла делать – это продолжать раскачивать энергией этих девиц. Надо сказать, что они ненасытными были, я качала её сколько могла из земли, они буквально высасывали из моих пальцев. Настоящая вакханалия и я её центр.

Я Фифа – я ничего не значу и подпитываю этих мелких лизунов. Устала, сбросила куртяпки и пошла на разговор к моей мудрейшей.

– Я хочу другое имя! – остатки энергии щелкали за ушами

– Но сегодня ты Фифа, ты же чувствуешь это в себе

У меня совсем не осталось сил, девки забрали то, что я давала и то, что было изначально, опустошили меня в целом. Тело просило покоя.

– Я хочу спать

– Нет, еще не время спать

Я не ожидала такой бесцеремонной жестокости ко мне, платье, которое она на меня надела словно превратило меня в узника.

– Ты должна познакомиться со всеми и выбрать

– Что я должна выбрать?

– Должна выбрать свой архетип, свою принадлежность

– Я не Фифа- это ясно?

– Ты сейчас максимальная Фифа, таких тут еще не было

Как тонко мама может взъерошить меня. Как стойко я держусь. Как много благ я получу, благодаря сей прочности.

Тогда я нашла укромный уголок, развалилась на уютном дереве, оно обрадовалось мне теплом. И с этой секунды всё пошло наизлом. Я точно кнопку нажала на стволе.

Тучи сгустились, как это бывает стремительно и врасплох, ветер колобродил, затем забуянил шибко. Гром раздался, все мои нервы сконцентрировались на уклонения от капель дождя, мне казалось, что если вода с небес прольется на меня, то я прольюсь тоже, а Фифа не ревёт под берёзой, она гордо держит подол . Гром держал пространство в своих лапах, все виды и подвиды женских колец замерли. Мои лизуны припали к земле, а взгляд направили в небо, всё нормально, лбы у них не морщились – в них вколот кол или что-то около того. Старые бабы переместились глубже, освободив место у костра. Маму я и не искала, взрослой стала. Гром словно приближался, словно готовился напасть, было чувство, что из-за горы стадо диких кабанов вот-вот настигнет нас, а молния добьёт, но я не заплакала, оценив себя по достоинству . Сердце замерло от восхищения, это что-то новенькое, на наш бал начали собираться мужчины.

Сместилось пространство, пошло на изгиб, готовя мне шелковую петлю. Наш бабий храм замолк. Мы статуэтки, бережно расставленные рукой провидения в лесу. Мужчины принесли за собой колкий сибирский снег и молчание. Мне стало так холодно снаружи и горячо внутри – услада от вибраций величия мужчин тех краев. Они были разными, рассматривать их было сложно, глубокие морщины и мудрёные узоры на плотных телах исполинов таили истории, самое красивое – их медвежьи лапы мягкие, самое чарующее – их блестящие глаза глубокие. По – хозяйски бодро и справедливо расселись мужи вокруг костра и бабы замкнули кольцо, какое-то время молчали, мужчины приветствовали нас, обходя взглядом одну за другой. Мы растворились в их присутствии. Бабья непостоянная энергия наслаждалась минутой статики, минутой проверки на чистоту крови, во мне жизнь точно единой струйкой полилась и вот она: двухцепочечная правозакрученная спираль, цепи разнонаправленные 3 и 5 минут, диаметр 2 нм, шаг спирали 3,4 нм, каждый виток спирали 10 пар нуклеотидов, каждый нуклеотид 0,34 нм по длине в цепи. Дезоксирибонуклеиновая кислота – ДНК запечатала эту встречу. Я была новенькой, но взгляды мужчин за меня не зацепились. Они оглядели свой круг и Шта взял слово.

– Зима ютиться за холмами долго не станет, надвигается, пришло время нам решить, мы прячемся или встречаем её здесь, – Шта говорил спокойно, но чёткость звуков и ясность мысли ввергли нас в тревогу. Бабки закурили травяные трубки, погружаясь в раздумья.

– Пришло время меняться. Здесь наше место, но значит ли это, что мы должны быть деревьями, прикованными к недрам земли этой, ведь даже зверь бежит в поисках спасенья. Солнце будет вставать для нас и на той стороне ручья, – голос старейшей кончил тишину.

–Но ты сидишь на этом пне!!!– прорычал в своей естественной красе мужчина с яркими черными глазами.

– И я сходить с него не стану. Вы здесь оставите меня, я так велю, я вижу так, – осадила бабка юношу.

–Я выдеру его из-под тебя и понесу на собственных руках,– перечил черноглазый бабке так, будто всё уже решил.

– Слово – от Мысли, Дело – от Слова, Мысли – Идея, Слово – Основа, – произнесла старейшая, и её слова подлинным заклинанием усмирили его.

Он фыркнул как и следовало, откровенно и борзо. Отвернувшись от матери, он сказал в круг:

– Здесь я появился, и вы все, здесь наш сад, наш зверь и наш ручей. Мы встретим зиму здесь, я не хочу бежать как зверь. Уж лучше сгинуть у твоего пня, чем каждый миг бояться, что гром голоса расколет стену и потонем мы на той стороне ручья – у него закатились слёзы, он плакал.

– Здесь, в тиши, в покое безмятежном мы иссякли. Я молодец, взяла своё и к корню поясницей приросла, но ты! Как твоё имя ? Вспомни кто ты, раз заговорил ты о появленьи.

–Моё имя Юнь

– Не всё сказал. Где твоё счастье? Что говорит имя твоё? – она обволакивала его голосом, демонстрируя абсолютную власть

– По теченью плыть стремись коль движенье это в высь. А при смене направленья, выходи с того движенья, – прокричал Юнь

– Ты потому и кричишь, а тебя не слышат. Делай счастье себе. Нашу мудрость вы усвоили и наш завет вы будете беречь до скончанья лет. А мы здесь останемся, конец. – кончила старейшая сей разговор.

Мужи сгустили брови. Открыли рты и пели с силой. Их песня была не для слов, а для вибраций, как будто в этом всё: и лечение и облегчение и ясность как быть дальше. Кольца женщин усиливали друг друга и природу вокруг, здесь я увидела глазами исконную связь женщины с природой, мои лизуны пели тоже и это было красиво и они были красивыми в этом. Упоение. Когда звук стал остро высоким – Шта поднял руку и остановил всё.

– У нас новенькая, выйди, покажись, – Шта ярко вспыхнул улыбкой в меня, я видимо-невидимо иссиялась и пошла. Он стоял с протянутой рукой, и я шла и мечтала её поскорей потрогать.

– Как твоё имя?

– Я Фифа, – ответила я. Меня смело грохотом смеха

– Покой, – остановил смех Юнь и подошёл к нам ближе

– Мы не можем быть прежними, от нашего смеха сотрясаются горы, от наших песен трещит стена. Нам пора меняться, но мне неведомо в высь тот путь, аль нет. Иди в свой круг, – обращаясь ко мне сказал он и рукой направил к лизунам.

Я прошла узор колец насквозь. Разум оставила с ними, сердце с одним из них, остатками вышла напрямик в лес, в гущу. Моя дерзость требовала выхода. Мои вопросы требовали ответов. Мои побуждения требовали советов. А я одна и теперь не целая. Порывистыми шагами я мчалась к ручью, по пути сбрасывала уже подмороженные листочки с деревьев, резкими движениями срывая красные ягоды и беспощадно кидая их прямо под ноги ни то помогая природе скинуть отжившую ношу, ни то губя. Тоже самое я думала и про себя. Я говорила вслух вопросы и от того, что ответов нет, мне становилось горячо горько. Несправедливо это всё. Ручей замелькал среди деревьев, я кинулась к нему. Вот он. Бурный, опасный, делит край надвое. На той стороне появилась я, здесь обитают все они. Хочется мне обратно? Нет.

– А теперь говори честно. Ведь ты наедине, меня в расчет не бери , я могу быть отраженьем, – мама.

– И следить за тем, на сколько я честна из-под полы?

– Я могу сделать так, чтобы ты стала честной из-под палки.

– Мне не нужно отраженье!! я хочу занять своё место по справедливости, я должна быть в первом кругу женщин!