– А ну-ка брось! – она ловко поддела сына своим длинным носом под брюшко – так, что он перекувырнулся в воздухе и, приземлившись на все четыре ноги, сердито уставился на мать.

– Ты что, не видишь? Сиротка… Её жалеть полагается, – стала объяснять кабаниха елейным голосом. – Никому-то она не нужна, никого-то у неё нету… ой-ё-ёй… У тебя-то братьев полно, и вечно вы дерётесь, двух корешков поделить не можете! А ей, бедняжечке, и поскандалить не с кем…

– Ничего я не сирота! – попыталась протестовать Александра. – И сестра у меня тоже есть…

– Куда ж сиротке податься?.. – не слушая или не расслышав её, продолжала плач мамаша. – В лес дикий, в лес дремучий… Уж лучше и вовсе сгинуть, чем одинёшеньке горе мыкать… ай-я-яй…

Тут Саше вдруг и самой показалось, что она и впрямь одинока, брошена и несчастна, так что даже в носу защипало, и слёзы подступили к глазам от жалости к себе. Ей захотелось рассказать этой милейшей сочувствующей душе всё как было – пожаловаться на сестру, на коварного Антона. Она и начала было… И неизвестно, чем бы кончилось и куда завело бы Сашу это неуместное «жаление», если б не появился откуда-то Руфин-Рекс.

– Думаю, эту комедию можно уже прекратить… Пьеса второсортная, – сказал он, обращаясь к Маруфам.

– Жестокосердный ты, Руфин! – попыталась продолжить свою роль кабаниха. – Неужто не жаль сиротки?

– Это кто тут сиротка? – насмешливо возразил лис. – Оставь свою жалость при себе. Она здесь не требуется.

Маленький Маруф тем временем, нисколько не стесняясь, повернулся задом к присутствующим и стал справлять нужду. Навалив преогромную кучу, он забежал за мамашу и из-за её спины вновь принялся корчить рожи и всячески кривляться. И та на сей раз сына никак не останавливала. Из её пасти полился сплошной поток брани и насмешек в сторону Руфина.

Александру такой резкий переход от причитаний к злобе немало поразил, и она застыла, глядя в растерянности на сквернословящую кабаниху. Лис же, нисколько не обращая на неё внимания, словно это его никак не задевало, повёл хвостом, приглашая девочку следовать за ним, и отправился своей дорогой.

– Пойми, – говорил он на ходу, – такая жалость губительна для души. Ей внимать нельзя. Те, кто поёт подобные песни – не друзья тебе. А если, того хуже, ты сама начнёшь так же жалеть себя, то выходит, что ты не друг самой себе.

– Почему не друг? – смущённо пробормотала Саша.

– Дело в том, что люди делятся на тех, с кем можно и с кем нельзя разговаривать.

– Люди? – с улыбкой перебила Руфина Александра.

– Да, в данном случае именно люди. Я же говорил – как общее понятие… И кабаны сюда входят тоже.

Лис продолжал:

– Нельзя – это значит, что они тебя либо просто не поймут, либо поймут неправильно. А ещё хуже – всё исказят до неузнаваемости и полной противоположности тому, что рассказчик имел в виду. В общем, не нужно ни в коем разе, и всё.

А вот другие – Человеки – тоже есть те, с кем можно, но не стоит говорить. Потому что они хоть и слышащие, но очень сильно заняты – собой ли, другими, или мало ли чем… Так что не нужно добавлять нагрузки на их головы. Увы, их большинство среди слышащих.

Тех же, с кем можно и нужно разговаривать – единицы. И если тебе посчастливится найти такого человека – это большая удача. Редкая. А выговориться, выплеснуть накопившееся порою очень нужно, почти всем. И чаще всего поток речи устремляется совсем не на тех, на кого надо, а на тех, кто под руку (или под язык) подвернулся. Что ж, не стоит потом сетовать на результат…

– Да, я поняла, – серьёзно сказала Саша. Она уже очнулась от морока, навеяннного на неё кабанихой, и пришла в себя. – Куда мы теперь?

– Это зависит от того, что бы ты хотела ещё увидеть и узнать. Может, хочешь посмотреть на тренировочные полёты птиц? Они готовятся к празднику… Это красиво.

– Можно, – согласилась Саша. – Да! Я не рассказала тебе. Нил пытался на меня напасть! Но пришёл Приск и спас меня! А потом Памвон…

Руфин резко остановился.

– Подожди-подожди… Напасть – это как? Расскажи подробнее.

– Ну, он сначала насмехался, а потом хотел затоптать… Как-то… вроде подкрадывался. Я очень испугалась. Хорошо, что пришёл Приск и прогнал его.

Лис внимательно смотрел на девочку. Потом медленно покачал головой.

– Блеф… Опять он… Ну что за глупец! Никак не может справиться со своей ненасытной жаждой власти. Хотя бы спектаклем потешиться… И даже в такой день. Видишь ли, он не мог ничего тебе сделать, и он отлично это знает! Но твой страх для него – источник энергии… не хорошей.

Руфин возмущённо фыркнул и продолжал:

– Однако это недопустимо. Я вынужден принять меры… А ты – ничего не бойся! Мне ведь придётся ещё раз оставить тебя – ещё одно дежурство у Платантеры…

Саша вздохнула и улыбнулась:

– Ладно, Руфин, не расстраивайся! Не буду бояться… Постараюсь.

– Ты уж постарайся, – лис с беспокойством глянул в Сашины глаза и вдруг хитро сощурился.

– Видишь, как хорошо вышло, что ты пригласила утром Приска на завтрак. Я же говорил – лучше дружить.

– Да-да… Никогда не знаешь, как и кто может пригодиться, – в тон лису ответила девочка, и они одновременно рассмеялись.

– А ведь правильно Памвон сказал – тогда, при первой нашей утренней встрече, – вдруг вспомнила Саша, – есть тут недоброжелатели! Это Нил и Маруфы…

– Ну, про Маруфов можешь просто не думать… если они тебе неприятны. Просто не замечай их, и всё.

– Хорошо… Постараюсь не замечать, – легко согласилась Саша. – Может, мне так повезёт, и я их больше не увижу.

Тем не менее ей ещё пришлось встретиться с Маруфами.

Когда они с Руфином проходили через дубовую рощицу, выходящую клином к берегу Острова, до их слуха вновь донеслись отчаянный визг и хрюканье. Пройдя ещё чуть вперёд, они увидели большое поле свежевспаханной земли – мох и кустики черники были вывернуты с корнями, и весь участок представлял собою грустное зрелище. На дальнем краю этого пятна ожесточённо дрались двое подростков Маруфов, видимо, не поделив какую-то найденную добычу. Наконец, более крупный стал одолевать своего собрата, и тот пустился наутёк. Победивший Маруф не преследовал побеждённого и вернулся к своему отвоёванному куску. Однако удача его была сомнительной, ибо стоило ему опустить рыльце и открыть рот, как откуда ни возьмись упал на него сверху огромный орёл, схватил за шкуру и поднял в воздух. Пролетев немного над болотной водой, он выпустил свою жертву. Маруф тяжело шлёпнулся в зелёную тину, но тут же вынырнул и энергично поплыл к берегу. Вылез и, не оглядываясь, опрометью кинулся в лес.

– Арефа не дремлет, – заметил Руфин.

– А за что он его? – поинтересовалась Александра.

– Когда простые создания голодны, они злы, агрессивны и нетерпимы, – объяснил Руфин. – А есть им сегодня нельзя. Поэтому приходится… для их же блага. Ещё у них есть иллюзия, что можно сделать что-то потихоньку. Что никто не увидит, не узнает… А если и узнает – что они смогут избежать расплаты. Но это именно иллюзия. Спрятаться можно от того, кто находится на одном с тобой уровне, в одной плоскости. От того же, кто видит тебя сверху, ничего не укроется, и спрятаться никак нельзя. Об этом следует помнить.

Саша оглянулась вокруг и сказала:

– Как они тут всё изрыли! Просто голая земля! Под огород это было б неплохо, а вот в лесу – некрасиво. А ещё я видела, как они дубы подрыли, даже не знаю, выживут ли те деревья…

– Все существа создают ландшафт, для себя подходящий. Большинство об этом не задумывается и не беспокоится – понравится ли это другим, – сказал Руфин. – А Маруфы, кстати, считают себя именно большинством. И ещё… Разве люди не ведут себя зачастую подобным образом?

Саше вдруг стало так неловко, будто она была в ответе за весь род человеческий. И она постаралась вернуться к разговору о кабанах.

– А что, у каждого Маруфа разве нет своего имени? – спросила она.

– Как такового, можно сказать, что нет, – ответил лис. – Но иногда они обращаются друг к другу, используя прозвища. Например: «Эй, кривоглазый, поди-ка сюда!» Или: «А ну, хромой, проваливай отсюда!»

– А если у кого никаких таких особенностей нет?

– Ну, тогда они их просто придумывают. Могут сказать: «Слушай, пустобрюхий, давай посмеёмся над жирным!»

– Они что, никогда не дружат друг с другом?

– Изредка «дружат против кого-то». Но эти «дружбы» лопаются, как пузыри на болоте.

– Бедняги, – вздохнула Александра. – Им, наверное, нелегко жить…

– Да уж, – усмехнулся лис. – Но они над этим не задумываются. Просто живут, и всё.

Саша замолчала. Она шла и думала: а с кем дружит она? И что же это такое на самом деле – дружба… И что она готова сделать ради дружбы. Ну конечно, у неё есть подруги в школе. И не только в школе… и Даша с Варей. Но если честно, разве не случается так, что они тоже ссорятся или «дружат против кого-то»…

«Совсем как кабаны», – с горечью отметила девочка. И тут же дала себе обещание: никогда больше не походить на Маруфов.

А сестра? Ей-то самой сейчас хорошо – интересно и здорово: она ждёт ночного праздника. А вот Женька… Каково ей сейчас? Саша представила, как плохо, тоскливо и страшно сейчас может быть её сестре, и будто кожей ощутила Женькино волнение. Ну как она могла быть такой чёрствой и не вспомнить про неё за целый день!

– Что тревожит тебя? – нарушил затянувшееся молчание Руфин. – Я вижу, что тебе не по себе.

– Я подумала… о сестре, – почти шёпотом произнесла Александра. Она боялась расплакаться. – Что она очень волнуется за меня…

– Это очень хорошо, что ты об этом думаешь, – удовлетворённо произнёс лис. – Вы с сестрой очень нужны друг другу, хотя, может, пока ещё и не осознали этого. Ты можешь поговорить с ней. Успокоить её.

– Поговорить? Как? – не поняла Саша.

– Всё просто. Ты должна повернуться к сестре лицом, закрыть глаза и представить её как можно живее, во всех деталях. Потом протянуть к ней лучик тепла – из сердца… как ты делала с цветком, например. И потом сказать всё, что ты хочешь сказать.

– И она услышит меня? – недоверчиво спросила девочка.

– Леукантема же услышала? И Саликс…

Саша выпрямилась и набрала полные лёгкие воздуха, будто собиралась нырнуть в воду с головой.

– А в какой стороне деревня?

– Вон в той, – кивнул вправо Руфин. – Не торопись, делай всё спокойно и осознанно.

Саша отошла немного в указанном направлении, закрыла глаза и стала усиленно представлять себе сестру – её лицо… Оно было сейчас растерянным и грустным, и ни следа обычной Женькиной уверенности, что всё, что она делает, правильно и непререкаемо, не осталось в нём. Представила, как Женя одета… Наконец ей и впрямь стало казаться, что она видит сестру – где-то там, за деревьями. И пока этот образ маячил перед её внутренним взором, она сказала вслух, что всё у неё хорошо, и пообещала вернуться завтра домой, ибо у неё самой не было в том ни малейшего сомнения.

«Интересно, кто меня проводит? – подумала она тут же. – Вот бы Герда за мною пришла…»

Вполне довольная собой, будто и впрямь послала родным телеграмму, Саша вприпрыжку вернулась к Руфину. Но вдруг зевнула и села на траву рядом с ним.

– Знаешь, я немного устала. И есть очень хочется, – призналась она.

– Не мудрено, – улыбнулся лис, – день сегодня у тебя очень длинный… и не простой. Будет неплохо, если ты приляжешь отдохнуть или даже поспать, чтобы набраться сил к ночному празднеству. К тому же и голод во сне проходит.

Саша не стала спорить. Она растянулась в тени большого дуба и тут же заснула.

Руфин посмотрел на спящую, поднял морду вверх и, казалось, прошептал что-то в воздух. Вскоре около него оказался Фирмос, который прилетел на сей раз совершенно бесшумно, без обычного хлопанья крыльями и карканья.

– Пожалуйста, позаботься о том, чтобы девочка всегда находилась под приглядом, чтобы её не пугали, – сказал ему лис. – А я пока готов подежурить возле Платантеры.

Фирмос склонил голову.