– Знаю тебя как верного человека, Александр Алексеевич. В империи нашей не все в порядке. На высших ступенях государства Российского лихоимство процветает. Народ говорит, что нет у нас правды, и не будет. Дело которое я сама расследовать велела почти с места не сдвинулось ибо чиновники мешают комиссии следственной постоянно. И это дело, которое сама императрица расследовать повелела. А что тогда с простыми делами делается? Бумаги в Сенат возами возят. Сколь бумаги марают и все зря. В тюрьмах люди по 10 лет маются суда дожидаясь. Мне докладывают, что в Сенате без взяток вообще ничего не делается. Глебова я под суд отдам. А пока пусть в деревне проветрится. Быть тебе отныне генерал-прокурором Сената империи Российской.

– Рад служить, матушка-государыня.

– Одних челобитных на мое имя получено уже больше 1000! И среди них громкое дело Салтыковой уже год ведется и получается, что помещица ни в чем не повинна! Токмо крылья ангельские к ней приставить стоит. Год! А иные дела?

– Все разберу, матушка. Забегают у меня чиновники, – пообещал Вяземский.

– И помни, что Салтыкову следует наказать публично. Простой народ должен видеть, что я пекусь о нем не менее чем об интересах дворянства.

– То истинная правда, матушка-государыня.

– А злодейства Салтыковой все разобрать. Она сама женщина и мать могла такое творить над душами христианскими. И её человеком я почитать не могу. Она изверг и урод рода человеческого! И про то всем россиянам знать надобно, дабы подобное более не повторялось. От жестокости помещиков многие беды произойти в государстве могут. И люди, доведенные до отчаяния произволом, на бунты поднимаются. А ты честных служак выделяй, князь. Например, обрати внимание на молодого чиновника со странной фамилией Иванец-Московский! Помоги ему всем чем сможешь! Понял ли?

– Да, матушка-государыня.

– Я сего молодого человека произвела в чин губернского секретаря, но он достоин большего ибо страха не ведает дабы волю мою исполнить! Граф Панин!

– Слушаю, ваше величество.

– Запиши! Губернский секретарь Иванец-Московский отныне сенатский секретарь. Оформи все моим именным указом!

– Да, матушка-государыня, – поклонился граф Панин.

Так чиновник 12-го класса губернский секретарь Иван Иванович Иванцов получил новую фамилию Иванец-Московский и чин 11 класса сенатского секретаря! Его начальник Степан Соколов был чиновником 10-го класса и Иван Иванович взобрался по карьерной лестнице вверх всего за полгода.

4

Москва: канцелярия юстиц-коллегии.

Жалоба.

Михайла Федорович Светин тем временем рьяно принялся за дело. Он велел все бумаги касаемые дел по Салтыковой к себе принесть и разбирался с ними.

Затем он съездил в дом Салтыковой и там такоже показания снял. Дело у него получалось, и он стал составлять свой отчет для доклада в Сенате.

«Следственная комиссия во главе с чиновниками от Сената надворным советником князем Цициановым и от московской канцелярии юстиц-коллегии коллежским секретарем Соколовым, следствие вела с крайним небрежением и их последний доклад в сенатскую комиссию из одной токмо лжи состоит.

Ими был незаконно на торгу захвачен крепостной помещицы Салтыковой Лукьян Михеев. Они сопроводили его в пыточную, и под пыткой заставили Михеева, свидетельствовать по делу убийства крестьянки Анисьи Григорьевой, что умерла в 1757 году.

Крестьянка вышеозначенная умерла 18 лет от роду. И на теле её имелись многочисленные синяки и кровоподтеки. Волосья на её голове были вырваны. Все это правда, и все то мною проверенно.

Такоже было выявлено в ходе дознания, что барыня тогда осерчала на девку и даже побила её лозиной. Но Соколов и Цицианов велели написать в бумаге, что бита была девка не лозой, но поленом. А сам Михеев против помещицы ничего не показал.

Такоже был допрошен Сокловым и Цициановым гайдук помещицы Салтыковой Василий Антонов. И с его слов писали допросные листы по убийству дворовой женки Ирины Алексеевой. И та Алексеева померла от произвола крепостных холопов помещицы Салтыковой. Сие был староста села Троицкое Ромка Воеков и тот самый гайдук Антонов.

Они Ирину уморили до смерти, но Соколов и Цицианов то дело такоже помещице приписали….»

Светин отложил перо и прочитал написанное. Выходило довольно складно. Этим он сумеет генерал-прокурору Глебову угодить. Пожалуй, стоило и сообщить, что чиновники за сие взятку крупную получили. Но Светин не знал, кто мог им за сие дело платить.

«Стоит и с самих Соколова и Цицианова допрос снять. Но они просто так говорить со мной не станут. Привлеку-ка я к сему делу начальника канцелярии, статского советника Бергофа. Он с Сокловым не в дружбе и мне охотно посодействует».

***

Иван Александрович Бергоф был рад помочь.

–Вы, почтенный Михаил Федорович, большое дело делаете. А тот сей Соколов весьма зарвался. Я много раз его место ему указывал. Но разве он хотел меня слушать? Такие люди всегда делают то, что им захочется. На вышестоящих внимания на обращают.

– Но в моих бумагах есть сведения, о том, что вы лично рекомендовали его на сие дело. И даже содействовали получению Соколовым ордена Святой Анны. Как вы сие можете пояснить, Иван Александрович?

– Я рекомендовал сего чиновника как честного человека и пекущегося об интересах государства. Но он обманул мои надежды и поступил против совести. И винюсь я в том и признаю, что должен за то отвечать.

– Ну не стоит, почтенный Иван Александрович, так себя казнить. Все мы ходим под богом, и все ошибаемся. Что делать? Многие не оправдывают оказанное им доверие. Но я здесь, для того чтобы сие дело разобрать. А что еще вы смогли бы мне сообщить, господин статский советник?

– Поднята Соколовым со товарищи поносная кляуза³² противу уважаемых людей нашего города, верных столпов престола и отечества. Они хотели сих уважаемых людей опорочить и самим себя прославить тем.

– А что сие за люди? – спросил Светин. – Напомни мне, почтенный Иван Александрович.

– Действительный статский советник Андрей Иванович Молчанов.

– Сие начальник полицмейстерской канцелярии? Так?

– Именно так. Соколов со товарищи желает свою собственную карьеру продвинуть. Такоже он интригует против прокурора Сыскного приказа господина Хвощинского. И обвиняет сих чиновников он в получении взяток от госпожи Салтыковой.

– А вас лично он ни в чем не обвиняет? – спросил Светин.

– Господин Соколов подозревает всех. Он недоволен, что в малых чинах засиделся вот и интригует против тех, кто выше его стоит. И помогает ему мальчишка, некий Иванцов. А сей Иванцов кто? Только коллежский регистратор. Да ещё и происхождения не сильно благородного.

– Сей чиновник не дворянин?

– Нет. Сын московского купца Иванцова.…

5

Москва.

В доме священника Кирилова.

Декабрь 1763 года.

Коллежский секретарь Соколов прибыл в дом священника Кирилова с частным визитом. Тот принял его сразу и по виду служителя божия Степан понял, что священник напуган. Очевидно, дьякон собора донес ему о вопросах, что они с Цициановым ему задавали.

В доме было пусто и никого кроме священника там не было.

– Вы один в сей час в доме, батюшка? – удивился Соколов.

– Один! – проговорил тот. – Для такой беседы свидетели не нужны. Я вас ждал.

– Меня? С чего такая честь, святой отец? Я скромный чиновник юстиц-коллегии.

– Бросьте. Хватит комедию ломать, господин Соколов. Дьякон мне все рассказал. Думаете, крупную рыбу поймали?

– Я ничего не думаю, батюшка. Может, в комнату меня пригласите?

– Идемте. Следуйте за мной.

Священник провел коллежского секретаря в горницу. Там царил полумрак, ибо ставни были плотно затворены. Кирилов поставил канделябр с пятью свечами посреди стола.

– Садитесь.

Соколов сел на один из стульев.

– Что за таинственность, батюшка?

– Вы выследили не меня, господин Соколов, – начал говорить тот. – Я всего лишь мелкая сошка. Они специально все сие сделали. Специально. Вы понимаете?

Глаза священника горели.

– Кто и что сделал? Говорите конкретнее. Я помогу вам, батюшка и вам не следует меня бояться.

– Вы, господин Соколов, напрасно беседовали с нашим дьяконом в церкви. Они уже знают об этом и потому не дадут вам зайти слишком далеко. Он ведь сообщил не только мне, но и тем, кто стоит там.

– Где там? Говорите яснее, господин Кирилов! Сие в ваших личных интересах.

– Они…

Но далее дослушать Степану Елисеевичу не удалось. Сильный удар по голове свалил его с ног….

6

В канаве у трактира «Царский» в Москве.

Декабрь 1763 года.

Погода стояла мерзкая. Мороза не было, и выпавший снег растаял. Всюду были лужи и грязь.

Соколов очнулся от холода. Он лежал в воде, и тело его сотрясала мелкая дрожь. Он хотел открыть глаза, но почувствовал, что некто потрошил его карманы, очищая их от денег. Степан не пошевелился, ибо по опыту знал, сразу же может получить нож в бок. Стоило и далее прикидываться бесчувственным телом.

– Ну что там, Митрофан? – послышался чей-то голос со стороны.

– Да нет ничего более при барине, – ответил тот, кто шарил по его карманам. – Видать все остальное пропил. Напрасно я только сапоги замочил в этом болоте клятом.

– Дак кафтан с него сдери.

– Не нужно. Измазан весь и порван. Что за такой выручишь? Шпагу заберу и все. Пусть валяется в грязи и дальше.

– Да хрен с ней со шпагой. Возни много. На кой она нам? Три рубли такой цена не больше. Отсюда видать. Крест есть ли на нем? Шею посмотри?

– Уже смотрел. Простой крестик-то у него. Не золотой.

– Тогда идем отседова. А то не ровен час, увидит кто.

Воры ушли прочь, и Степан открыл глаза. Он приподнялся и, ухватившись за ветку дерева, встал на ноги.

«Как голова болит, – подумал он. – Ничего не помню. Как это я сюда попал и где я?»

Он был у трактира «Царский» в грязной канаве с нечистотами. Это место ему было хорошо известно. Он понял, что не захлебнулся лишь потому, что его голова лежит на чьем-то теле.

«Что за притча? Как я мог здесь очутиться? Куда это я ездил? К священнику Кирилову! Точно! Но это же совсем в иной стороне! Кирилов что-то мне хотел сказать и далее я ничего не помню. Голова страшно болит….»

Соколов зашел в трактир и на него сразу же набросился дюжий слуга:

– А пошел отседова рожа! Пошел! Вонь тут разводишь!

– Позови целовальника, – тихо проговорил Соколов³³.

– Чего? – слуга схватил его за ворот кафтана. – Я вот тебе сейчас позову…

– Чего там, Серега? – послышался голос из зала. – Чего там стряслось?

– Забулдыга заявился какой-то.

– Так вышвырни сию падаль отседова.

– Чичас вышвырну, – и слуга уже хотел выполнить приказ, но Соколов вырвался и дал ему кулаком в морду.

Тот отлетел в сторону, и упал на пол, повалив два-три табурета.

– Ах ты, гнида! – завопил он. – Вот я тебе!

– Эй! – закричал Соколов. – Целовальника ко мне! Живо! Семен Борщев!

Целовальник вышел на зов странного оборванного и грязного посетителя.

– Ну, я Борщев! Я целовальник сего питейного дома. Чего тебе? Чего буйство учиняешь, божий человек? Али в околоток захотел?

– Не признал меня, Семен? Я коллежский секретарь Соколов.

– Степан Елисеевич? – изумился целовальник.

– Я, Степан Елисеевич Соколов. И не смотри на меня так. Я не пьян и ни чарки сегодня не выпил.

– Дак откель ты здесь, ваше благородие? Ночь на дворе. Нынче приличные люди здесь не сидят. И что с тобой такое сударь? Али пришиб тебя кто? Вон платье то все в кровище.

– Ударили по голове.

– Ах, тати! Ах мерзавцы. Давай я помогу тебе, Степан Елисеевич. Ограбили тебя?

– Ограбили. Да при мне денег было мало. Ты помоги мне до дому добраться. За то червонцем тебя пожалую.

– Какой разговор, Степан Елисеевич. И без твоего монета все сделаю, за прошлую доброту твои и справедливость…

7

Москва.

Квартира Соколова.