– Не одно, князь. Первое касаемо клада, что в имении Салтыковой сокрыт. Некие лица желают заполучить его и им для того надобно Салтыкову устранить от управления имением. Складно звучит?

– Пока да. И далее что?

– Дети у ней малолетние, и в возраст войдут не ранее чем через 10 лет. А до того все в её домах обыскать можно. А как убрать Салтыкову? Да следствие завести по её делу и для того стоит самой императрице на неё жалобу сунуть. Но всякую жалобу Екатерина рассматривать не станет. Так?

– Так. Нужно нечто такое чтобы императрицу молодую сие дело зацепило.

– Вот именно, князь. Именно. Потому Ермолай Ильин с товарищем своим и сунули такое в руки государыни, что в душу ей запало.

– Это верно. Но как тем, кто сие дело затеял, в имении все обыскивать? Ведь вместо Салтыковой туда управляющий будет назначен? Как с ним договариваться?

– А ежели сей человек и был назначен управляющим?

– Сабуров? Ты в уме, Степан? Он сенатор!

– Но именно он подсунул нам книгу подложную! Ведь не его молодая дура жена до сего додумалась! Он за всем стоит и я сие понял. Он и жену свою под Иванцова подложил дабы знать все что у нас деется в следствии.

– Ты думаешь Иванцов ей все рассказывает? Или предполагаешь что и он с ними за одно?

– Нет. В таком случае Иванцов бы нам Мишку не подсунул, князь. Его используют. Он молод и честолюбив. Он падок на красивых женщин. Да кто из нас на них не падок?

– Но под меня они никого не подложили.

– Ты слишком умен, князь. С тобой дело иметь опасно. Иван Иванович наш для них фигура более подходящая. И он сообщил Вере ночью, что я твоим повальным обыском в селе Троицкое не шибко доволен и дело доследовать желаю. Помнишь?

– Еще как! – кивнул Цицианов.

– И на следующий день у нас появилась сия подложная книга! Смекаешь?

– Похоже на истину, Степан, это твоё предположение. Но только похоже. Как доказать сие? Да и тогда насчет Хвощинского с Молчановым что скажешь? Их также под суд подвести желают?

–Здесь дело темное, князь Дмитрий. Весьма вероятно, что Хвощинский и Молчанов со товарищи давние друзья Салтыковой спасти её желают. Но может быть и другие дела меж ними есть покуда нам неизвестные.

– Но ежели все так, Степан, то у нас с тобой снова ничего нет. Что станем докладывать в Петербург? Генерал-прокурор Вяземский от нас доклада ждет. Как ждет его и сама императрица. У меня имеется целое дело с показаниями свидетелей после повального обыска в Троицком. С таким докладом к матушке-царице ехать не стыдно. А что ежели, с твоими предположениями туда податься? Что будет, как думаешь?

Соколов промолчал. Цицианов был прав. В Петербурге ждали победной реляции о завершении дела против душегубицы.

– Значит, и нам предлагаешь совершить подлог? – спросил Степан после длинной паузы. – И получить милости императрицы за то?

– Ты хороший человек, Степан Елисеевич. Но неужели так ничего и не понял в высокой политике?

– Ты о чем, князь?

– Мне лично велели добыть доказательства виновности Дарьи Салтыковой. Виновности! А стало быть, они в Петербурге уже решили, что Дарья виновата в убийствах холопов.

– Значит полог, князь?

– Не думаю, что здесь уместно это слово, Степан Елисеевич. Не скажу, что Салтыкова убила больше ста человек. Сие маловероятно. Но смерти на ней есть! Не просто так на Москве о ней страшные вещи говорят. Неужели ты ранее о том не слышал?

– Слышал и много раз, князь. Но мне дела сего никто и никогда не поручал. Знали, что я на сделку не пойду.

– А здесь твой начальник Бергоф вдруг тебе сие дело отдает! А почему, Степан Елисеевич? Да потому, что Бергоф осторожен! Не знает он каким ветром из столицы подует. Потому и назначает тебя и тебе же палки в колеса вставляет!

– И что, князь?

– Говори что делать, Степан Елисеевич. Я подчинюсь тебе, – обиделся князь. – Прикажешь все дело заново начать? Прикажешь доложить, что Салтыкова ни в чем не повинна?

– Да подожди ты горячиться, князь. Салтыкова наверняка в нескольких смертях крепостных повинна. В том ты прав! Дыма без огня не бывает. Но вину её многократно преувеличили. Вот что я думаю.

– Степан, мы не можем докладывать о кладе салтыковском никому. Сие дело темное и нас с тобой поднимут на смех. А ежели Сабурова в чем заподозрим, и он про то узнает, то напишет на нас жалобу Вяземскому. А сведения о кладе у тебя откуда? От священника-выпивохи. Али забыл как он тебя тогда водкой потчевал?

– Может и так. Да и не единое сие предположение начет клада. Есть еще мыслишка, что дело сие политическим пахнет.

– А это откуда ведомо? – искренне удивился Цицианов.

– Мне донесли, что чиновник Михайловский, в дому которого мы документ выкрали, по пьяному делу жаловался на грехи свои тяжкие. И те грехи были не токмо про взятки, но про некое дело тайное. Про покушения на устои империи дело шло тогда.

– А кто доносил про то?

– Дак один мелкий чиновник, что оплату от юстиц-коллегии за то получает. Донос он сделал начальнику канцелярии, но тот, услышав про политику, перетрусил и меня вызвал.

– Но доподлинно что он рассказал? Какого свойства то дело политическое? И как с нашим связано?

– Точно Михайловский ничего не рассказал. Но ты сам посуди, такой как он, по мелочи плакаться не станет.

– Может и прав ты, Степан. Я готов подождать с отчетом в Петербург. Давай еще немного за ниточку потянем.

– Как только сделать это? Ничего он нам не скажет.

– Это как к делу подойти, – хитро сказал Цицианов.

– Ты о чем, князь?

– Захватим Михайловского и учиним ему допрос. Он во всем признается от страха. Ежели, то политическое дело, то и может мы с тобой государственный заговор раскроем. Игра стоит свеч!

– Арестовать чиновника Сыскного приказа предлагаешь? Прокурор Хвощинский нам такого права не даст. Сие его ведомство. А у нас с тобой токмо одни предположения.

– А мы и спрашивать не станем Хвощинского. Степан, неужто ты от риска откажешься? Сам говорил только что – следствие не закончено. Стоит решаться быстро и делать все спехом.

– Но как нам схватить Михайловского? В его доме? Слуги про то сразу же доложат прокурору, и он нам его допросить не даст! А ежели на службе схватить, то и того хуже будет.

– А если, сие провернуть тайно? Войдем в его спаленку ночью и допрос ему тайный учиним.

– Как тогда?

– Именно, Степан Елисеевич.

– Риск больно велик. Но может и получиться. Тогда действовать стоит сегодня ночью, князь. Время не терпит. А затем и за Сабурова возьмемся. И любишь ты авантюры, князь.

Соколов с уважением посмотрел на князя. Редкий человек. В нем страх за карьеру и желание выслужиться перед начальством сочетались с любовью к риску и приключениям. На такой крючок его завсегда поймать можно.

– Не скрою, что риск люблю, Степан Елисеевич…..

6

Ночью в доме Михайловского: Соколов и Цицианов.

Коллежский секретарь Соколов и князь Цицианов попали в дом надворного советника Михайловского таким же способом, что и ранее. В спальне чиновника горела свеча. Тот очевидно читал.

– Что-то долгонько не ложится наш дружек, – прошептал князь.

– Он там один и нам того и нужно. Более ждать не станем. Главное ему закричать не дать. А затем мы его разговорим.

– Я прикрою ему рот. В том не беспокойся, Степан. Идем.

Они бесшумно прошли к двери спальни чиновника. Слуг в коридорах не было. Все давно спали. В каморке перед спальней громко храпел лакей. Такого звоночком для слуг не разбудишь. Нужен был залп пушечной батареи, дабы вырвать его из цепких объятий Морфея.

Михайловский сидел за столом. Рядом были разложены бумаги и в подсвечнике догорали свечи. Князь подскочил к чиновнику и зажал ему рот ладонью, дабы тот не успел вскрикнуть и не привлек внимания.

– Сиди тихо и не трепыхайся, – прошептал князь, но голос его осекся и он отпрянул в сторону от надворного советника Сыскного приказа.

– Что такое? – Соколов почуял неладное.

– Он убит, Степан! У него весь халат в крови. Ударили прямо в сердце. Тело о стол облокотилось и потому не упало.

Соколов приблизился и увидел, что дело обстояло именно так, сказал князь Цицианов. Перед ним сидел не живой человек, но коченеющий мертвец.

– Что за черт! Кто мог сие сделать?

– Тот кто не желал чтобы сей чиновник больше по пьянке откровенничал по трактирам, – предположил князь. – Знал, что кого-то рано или поздно его откровения заинтересуют.

– Ниточку они нам оборвали, князь. Снова оборвали! Да сколько же можно, чтобы они шли на шаг впереди нас, князь? Почему они про все узнают так быстро?

– О том, что соглядатаи есть у нас везде, то тебе известно. Но днем мы были вдвоем в коляске и более никто слышать не мог про наши планы.

В коридоре послышался шум.

– Идут! – вскричал князь и быстро запер двери спальни. – Не иначе нас здесь ждали!

– Не может быть! Никто того знать не мог. Мы быстро сию авантюру придумали.

– Хорошо если так, Степан. Тогда шанс у нас есть.

Соколов быстро задул свечу, и комната погрузилась во мрак. В двери постучали. Причем стук был властный и громкий. Слуги так в комнату барина не стучат.

– Откройте двери, господин Михайловский! Сие урядник второй полицейской части Щепотьев Данила! Господин Михайловский! Ваше благородие!

– Барин! Что там? Это я ваш камердинер Петрушка. Барин!

– Барин!

Послышались и иные голоса, по которым стало понятно, что там не менее десяти человек.

– Двери дубовые, добротные, – прошептал Цицианов. – Такие в раз не вышибут.

– Но нам куда деваться? Не в шкаф же залазить? А прорваться в коридоре не сможем. Там полно людей.

– Кто бы сомневался. Для нас с тобой, Степан, сию засаду устроили. И от Михайловского избавились и нас запачкали в дерьме. Остается окно для побега.

– Думаешь, там нет никого? Они не дураки, князь. Если ждали нас, то весь парк наверняка в полицейских постах. Их там что грибов. Сам в юстиц-коллегии не первый год.

– Но что делать? Если они нас схватят, то добра не жди. Труп нашего врага здесь. И мы в его доме в ночное время. Больше того в его спальне! Чуешь, чем пахнет?

– Острогом. А то и каторгой.

– Ежели не эшафотом. Сам, поди, знаешь, как у нас разбираются.

За дверью решили преграду, ограждающую вход в комнату надворного советника Михайловского высадить. Послышались удары.

– У меня пистолет и нож, – произнес князь.

– У меня два пистолета, но применять оружие мы не можем. Мы не убийцы, князь Дмитрий. Мы сделаем умнее!

– Это как?

Соколов бросился к большому шкафу и открыл дверцу. Затем снова прикрыл её, но так, чтобы оттуда торчал кусок белой рубашки. А у самого шкафа он бросил свою мужицкую шапку, что одел для маскировки.

– Ты что делаешь, Степан? – Цицианов подумал, что Соколов сошел с ума.

– Мы с тобой в мужицких портах и армяках. Становись за штору справа. А я стану слева.

– Но нас там найдут.

Двери страшно затрещали.

– Они бросятся сперва к шкафу. Но мы с тобой, когда комната народом наполниться выйдем и присоединимся к толпе.

Больше говорить и согласовывать план действий времени не было. Двери были готовы соскочить с петель. Цицианов оказался не прав. Полицейский урядник был сильнее мореного дуба.

В следующее мгновение весь косяк был выдавлен и с грохотом повалился в комнату. Одновременно с ним в комнату влетел урядник и три полицейских чина с факелами. За ними ринулись слуги.

Урядник бросился к мертвецу.

– Убийство! – заголосил он.

– Батюшки! – запричитала старая баба, где-то в коридоре. – Барина-батюшку убивцы порешили!

За ней завыли девки, также из коридора, ибо в комнату они войти не решились.

– А супостаты-то где? – закричал кто-то из слуг. – Убивцы выйтить не могли. Под окнами мужики с рогатинами стоят.

– Может здеся где схоронились!