Лабунский признал этот факт. Он действительно предупредил тогда Анну. Контрразведка генерала Шкуро не стала бы с ней церемониться.

–Я спас её тогда от расстрела по дружбе. Не потому, что признал красную идею.

–Господин поручик. За вас говорят дела, а не слова. Спасая Губельман, вы спасали красную идею, ибо она одна из носительниц этой идеи. И если вы на стороне белых, то ваша прямая задача была уничтожить Губельман! Но вы не сделали этого. Потому я и сделал вывод, что вы на нашей стороне. Я большой друг Анны Генриховны. Моя фамилия Либерзон.

–Вы из ЧК? Вы ведь так и не ответили на мой вопрос. Кто вы?

–Можно сказать и так. Я представляю контрразведку нашей армии. Контрразведку РККА. Большего вам знать не следует.

–Вы хотите, чтобы я работал на вас?

–Вы уже работаете на нас, поручик Лабунский. Вы помогли нам в Воронеже. Вы помогли нам с атаманом Гордиенко. Формально вы выполняли приказ вашего начальства, но все выгоды из вашего задания извлекли мы. Вспомните, что банда Гордиенко распалась, а большая часть его повстанцев ныне воюет в составе бригады товарища Хотиненко. И воюет хорошо. Значит, вы помогли Красной армии.

–Если вы об этом, то это невольная помощь. А как моя служба в рядах Дроздовской дивизии? Я сражался с вашими отрядами.

–И что? Скольких бойцов Красной армии вы могли убить в бою? Предположим, что десять! Но вы спасли много больше, ибо благодаря вам почти тысяча казаков батьки Гордиенко перешла на нашу сторону. А если подсчитать что они уничтожили хоть по одному вашему солдату, то счет в нашу пользу, поручик. Не согласны?

Лабунскому трудно было с этим спорить. Он только сказал:

–Но работать на вас в качестве шпиона я не стану.

–Вы о штабе Кутепова? Вы слишком переоцениваете себя, господин Лабунский. Добровольческий корпус отступает и Кутепов не выполнил своей задачи. Мы восстановили прежнюю линию фронта.

–Но Русская армия существует.

–Скажу вам больше, ибо вы про это еще не знаете. Два дня назад, 8 августа наши дивизии форсировали Днепр и захватили Каховку.

Лабунский знал, что под Каховкой красным противостоял корпус генерала Слащева.

–Не думайте, что я вас обманываю, Лабунский. Именно так обстоят дела на фронте. Поляков мы бьём, и скоро командарм Тухачевский займет Варшаву. Врангеля мы загоним в Крым и в итоге опрокинем в море. Белым на Юге конец. Вы со мной не согласны?

–Я не стратег. Я всего лишь поручик.

–А и не нужно быть стратегом, Лабунский. Скоро события покажут вам, что я прав.

–И что вы хотите?

–Я предлагаю вам, поручик, работать на нас. Но совсем не так, как вы подумали. Меня не интересует штаб Кутепова.

–А что вас интересует?

–Предлагаю работать на нас после войны, – повторил Либерзон.

–Но вы сами только что сказали, что Белому движению на юге конец. Зачем тогда нужна эта работа?

–А вы не понимаете?

–Признаться нет. Объясните.

–Врангеля мы разгромим. Это ясно. Но ему удастся эвакуировать часть Русской армии из Крыма. Они уйдут в эмиграцию, и будут представлять опасность для Советской России. Борьба будет продолжаться.

–И я, по-вашему, стану служить большевикам?

–Называйте это как хотите, Лабунский. Вы нам подходите. Вы и так оказали большевикам большие услуги. Советская власть будет существовать. Ни вы, ни генерал Врангель, ни страны Антанты не в силах этому помешать. Это факт, и чем быстрее вы его примете, тем лучше для вас.

–Для меня?

–Именно для вас, поручик. Что вы станете делать в эмиграции? Что вы лично умеете?

Пётр не знал, что ответить на этот вопрос Либерзона.

–Вот именно, Лабунский. Сказать вам нечего. Вы сможете обосноваться во Франции или Германии. Но положение там тяжелое и работы нет для местного населения. Время тяжелое. Прошла война. И что дальше? Пойдете грузчиком на портовый склад? А я предлагаю вам стать агентом и получать солидное содержание.

–Продаться за деньги?

–Как трудно с вами говорить, Лабунский. Мы не на митинге. Я не желаю вас обманывать и называю вещи своими именами. Слова «предательство», «идеалы», «свобода», «верность» оставьте газетчикам. В России сейчас идет борьба за власть. За доступ к кормушке, если хотите. И естественно этот доступ получат не все. А только избранные. Также было и при царе. Состав дворянства от общего населения Российской империи не больше 2 %, добавьте к этому богатое торговое сословие еще пусть процента полтора-два. А остальные? А миллионы крестьян? А рабочие? Они не жили во дворцах.

–А теперь будут?

–Нет. И теперь не будут. Общественных благ на всех не хватает, поручик. Вот ваша знакомая Анна Генриховна в прошлой жизни была богата. Относилась к избранным. И ныне она станет к ним относиться. Только уже к другим избранным.

–А что будет, если я не соглашусь? Меня расстреляют?

–Лабунский! Вы снова меня огорчаете. В ЧК служат не ангелы, как и в вашей контрразведке. Но не стоит слепо доверять вашей печати, что там питаются мясом младенцев. Я вас все равно отпущу.

–Отпустите?

–Ваши товарищи в штабе не знают, что вы в плену. Ныне у белых такая неразбериха при отступлении, что вы сможете спокойно вернуться в свой штаб. И продолжайте себе воевать, поручик. Вы понадобитесь нам позже.

–А если меня убьют?

–Значит убьют. Вы не один, кому сделано такое предложение.

–А если я доберусь до наших, и донесу о нашем разговоре в контрразведку, где я имел честь служить, товарищ Либерзон?

–Это будет самый глупый поступок, поручик. Тем более что навредит он только вам, а не нам. Во-первых, вам придется признаться, что вы были в плену. Во-вторых, вам придется после этого объяснить, отчего вы выбрались из плена невредимым.

–Я…

Либерзон перебил его:

–А поверят ли они вам? Вы знаете, кто работает в вашей контрразведке? Я смогу предсказать вам вашу дальнейшую судьбу, если вы так поступите, поручик. Вас растеряют свои же, как красного агента.

–Почему?

–Ибо там работает наш человек. И работает давно. Еще с Ростова. С весны 1918 года.

–И вы сообщаете мне такие сведения?

–А как вы сможете нам навредить? Перескажете это своим? Попробуйте. Я ведь говорю с вами не просто так, Лабунский. Совсем не потому, что вы представляете какую-то особую ценность. Только потому, что вы, хоть и невольно, но оказали нам услуги. И про эти услуги станет сразу известно вашему командованию, если вы попытаетесь вести двойную игру. Вы ведь человек умный. Просто потом спокойно обдумайте мое предложение.

–Я смогу вернуться к своим?

–Да. Я не случайно приказал запереть вас здесь одного. Чем меньше про вас знает людей, тем лучше.

–Я смогу поговорить с Анной?

–Нет. Мой человек проведет вас к вашим «тайной тропой». Уже через два дня вы будете в расположении своего корпуса.

–А кто ваш человек?

–Немой.

–Немой? Это прозвище?

–Можно сказать и так, – с усмешкой ответил Либерзон…

Глава 15
Накануне катастрофы
(Поручик Пётр Лабунский)

Вот поручик, коня осадив на скаку,

Вороного поднял на дыбы.

И рука с револьвером взметнулась к виску,

Обрывая все нити судьбы.

Неужели и мне в окровавленной мгле

Молча падать под ноги коня?

Неужели я больше не нужен земле,

Без которой не будет меня?

К.Фролов «Гнедой»

25 июля корпус Кутепова начал наступление на Александровск. Белые прорвали фронт и нанесли поражение 3-й и 46-й дивизиям красных. Белые взяли город Орехов. Для развития успеха Врангель бросил в прорыв конный корпус Барбовича. 2 августа взят Александровск. Но наступающие части выдохлись. Красные перешли в контрнаступление и 4 августа отбили Александровск, 6-го Орехов.

Мелитополь.

18 августа, 1920 год.

Пётр Лабунский вернулся в расположение белых войск в гражданской одежде. С мундиром пришлось расстаться, и он сохранил в карманах только погоны и знак Дроздовской дивизии. В штабе Добровольческого корпуса его уже записали в убитые, и никто не ждал, что поручик вернётся.

18 августа Лабунский появился в Мелитополе и сразу был арестован местной контрразведкой. Документов у него не было. И он показался подозрительным.

Допрашивал его полный капитан со знаком Алексеевского полка.

–Итак, вы утверждаете, что вы офицер Добровольческого корпуса?

–Офицер штаба Добровольческого корпуса.

–Но никаких документов у вас нет?

–Я уже объяснил при каких обстоятельствах утратил их. При отступлении я попал в окружение, и мне пришлось скинуть мундир. Я оделся как рабочий и стал пробиваться к своим.

–А где вы взяли гражданскую одежду?

–Поменялся в крестьянской избе. Хозяин оценил качество английского сукна моего френча и дал мне взамен вот эти тряпки, что вы видите на мне.

–А документы?

–Вынужден был выбросить.

–Зачем?

–Я попался красному разъезду и мог быть обыскан.

–А погоны и Дроздовский знак?

–Это я спрятал в вещмешке.

–И не боялись, что вас обыщут?

–Боялся, но времени доставать их из-под подкладки у меня не было.

–И что красные?

–Ничего. Они не стали проводить обыска. Я не вызвал подозрений у командира и меня просто отпустили. Но документов вернуть уже не смог.

Капитан посмотрел на погоны и Дроздовский знак, что лежали на столе перед ним. Затем он посмотрел на поручика.

–К сожалению, я не имею сейчас возможности проверить эту информацию, поручик.

В этот момент двери отворились и вошел унтер-офицер:

–Господин капитан, вы просили связи со штабом Кутепова. Связи нет. Но к нам прибыл офицер для поручений при ставке Кутепова.

Капитан поднял глаза:

–Порученец? Где он?

–Я просил его прийти и он здесь.

–Кто такой? Офицер?

–Прапорщик. Баба.

–Какая баба?

–Дак порученец баба, господин капитан. Прапорщик фон Виллов.

Капитан посмотрел на Лабунского с торжеством:

–И что скажете теперь?

–А что я должен сказать?

–Здесь порученец из вашего штаба. И она должна вас знать. Разве не так?

–Точно так, – согласился Лабунский.

Капитан жестом приказал унтеру позвать прапорщика. И через минуту баронесса София фон Виллов вошла в кабинет.

–Для поручений при штабе прапорщик баронесса фон Виллов!

–Здравствуйте, баронесса. Вы офицер штаба генерала Кутепова?

–Так точно, господин капитан.

–Посмотрите внимательно на вот этого человека. Он вам знаком? Прошу вас повернуться к свету, чтобы баронесса смогла вас рассмотреть.

Лабунский повернулся.

–Рад вас видеть София Николаевна.

–Поручик Лабунский? Вы живы? Да мы вас уже похоронили.

Она бросилась к нему, и они обнялись.

–Вы его знаете? – спросил капитан.

–Поручик Лабунский. Младший адъютант при штабе Добровольческого корпуса, – отрекомендовала Петра баронесса.

–Личность ваша подтверждается, поручик. Простите мне мое недоверие. Но ныне слишком много разных темных личностей шатается по нашим тылам.

–Я все хорошо понимаю, капитан…

***

София не могла поверить, что Лабунский жив и здоров.

–Ты даже не ранен.

–А почему я должен быть ранен, София?

–Связисты Самурского полка доложили, что ты и казаки конвоя погибли при обстреле красной артиллерии.

–Но я не попал под обстрел, София. Я пытался добраться до штаба Самурского полка. Но в той деревне, где он был за три дня до этого, его уже не оказалось.

–Самурцы отошли на запасные позиции. Как раз их командир был ранен.

–Штерн?

–Да.

–Он жив?

–Он получил две пули, но выжил. Его увезли в Крым. Сейчас он в госпитале далеко от боев. Но что было с тобой?

–Я последовал за полком, но увидел, что в село входят красные. Я спрятался в одном из домов у местного богатея. Он и поменял мой френч на простую одежду. Так меня все и приняли за рабочего.