– Вы кто такой? – строго спросил прапорщик. – Как вы сюда прошли?

– Подполковник Вольский у себя?

– У себя. Но вы не ответили на мой вопрос.

– Поручик Васильев. Доложите обо мне подполковнику.

Прапорщик доложил и сам Вольский вышел его встречать.

– Поручик? Это вы?

– Я, господин подполковник. Это еще не моя тень. Я жив.

– Прошу вас в мой кабинет!

Они вошли.

– Прапорщик, чаю!

Двери закрылись.

– Прошу вас садиться, поручик. Я признаться уже не чаял вас увидеть.

– Моё место уже занято?

– С чего вы взяли?

– Много новых людей при штабе и в контрразведке.

– Людей много, но ваша должность все еще вакантна. Думаете так легко найти хорошую кандидатуру? Вот этот молодой прапорщик. Из добровольцев. Хорошо образован, но в работе ничего из себя не представляет. Мальчика. Но почему вы так долго не появлялись, поручик?

– Был арестован в самом начале задания, господин подполковник. День пробыл в тогда еще красном Екатеринодаре и был арестован.

– Почему?

– Нелепая случайность, господин подполковник.

– Случайность? Вы же знаете, поручик…

Прапорщик принес чай и поставил чашки на стол.

– Можете идти, прапорщик. Вы свободны. И меня час ни для кого нет.

– Будет исполнено, господин подполковник!

Когда двери закрылись за прапорщиком, подполковник показал Васильеву на стакан с чаем и продолжил:

– Вы же знаете поручик, как я отношусь к случайностям. Я в них не верю. Красные вас ждали.

– Ждали? Нет. Уверяю вас подполковник. Все вышло случайно. Такое бывает. Может, бывает редко, но все же бывает.

– И что за случайность произошла с вами, поручик?

Васильев ответил:

– Иду я по улице и, вдруг, мимо проезжает машина с чекистами. А в кабине грузовика Анна Губельман.

– Кто?

– Меня на улице опознала Анна Губельман. И я был схвачен по её приказу.

– Губельман? Но она вас хорошо помнит ещё по Ростову.

– Именно так, господин подполковник.

– И как вам удалось вырваться?

– В ваших глазах читаю недоверие, господин подполковник. Но удивляться здесь нечему. На вашем месте я также не доверял бы сразу.

– Как вам удалось выкрутиться? – повторил свой вопрос Вольский.

– Благодаря вам, господин подполковник.

– Мне?

– А вы забыли про запасной вариант, который дали мне на крайний случай?

Вольский хорошо это помнил. В случае провала поручик мог выдать себя за диверсанта, направленного для покушения на Сорокина.

– И Губельман вам поверила?

– Нет. Она выслушала мой рассказ и сказала что это сказка!

– Вот как?

– Она сразу поняла, что наша группа только отвлекающий маневр, господин подполковник.

– По правде сказать, и я бы сделал такие выводы на её месте, поручик. Но как вы в итоге вырвались из ЧК?

– Помогло наступление нашей армии, господин полковник. И мое знакомство с одним из надзирателей в тюрьме. Он служил там еще при царе.

– И как вы познакомились?

– Он оказался весьма словоохотлив. И мне признаться доставляло удовольствие говорить с ним. А как загремела под Екатеринодаром наша артиллерия, то он и выпустил меня.

– Просто так?

– Нет. Я отдал ему свой перстень. Долго удавалось его прятать и его ни разу не нашли при обысках. Но вот пригодился. Я получил одежду рабочего и покинул тюрьму. Затеряться в толпе было легко.

– И где же вы были так долго, поручик? По вашим словам вас выпустили из тюрьмы при подходе наших к городу?

– Именно так, господин подполковник.

– Но город давно наш. Ныне у нас 1 ноября, поручик.

– Не так просто, оказалось, переправится на этот берег Кубани, господин подполковник. При отступлении красных из Екатеринодара, меня увезли насильно. Мобилизовали прямо на улице.

– Вот как?

– Меня отпустили под видом рабочего. И черт меня тогда вынес на вокзал. Под страхом расстрела заставили эвакуировать гаубицы, вместе с другими рабочими. Затем я оказался в Армавире. Уже обрадовался, когда город захватили дрозды. Хотел попасть к ним и найти знакомцев.

– И что же?

– Не успел. Дрозды быстро отступили. И я снова оказался у красных. Вместе с беженцами почти добрался до Раздельной. Затем рванул сюда с красным обозом. Сбежал по пути и смог добраться до Екатеринодара. Вот моя Одиссея в общих чертах, господин подполковник. Скажите, а что мои товарищи? Ими удалось выбраться?

– Штерн и Лабунский? Да. Они в Екатеринодаре. В запасном батальоне собирают добровольцев для Самурского пехотного полка. Хотя добровольцами их назвать трудно. Ибо это вчерашние пленные солдаты Красной армии.

– Штерн и Лабунский хорошие офицеры, господин подполковник. Я могу за них поручиться головой.

– Головой не стоит. Головой нельзя ни за кого ручаться. Хотя я должен с вами согласиться. Этих двоих задержали после возвращения.

– Задержали?

– Вас с ними не было. А история их спасения напоминала роман Вальтера Скотта.

– Моя история странствий также напоминает роман. Но не Скотта, а Фенимора Купера.

Вольский продолжил:

– Немного их подержали взаперти. А затем я принял решение их выпустить. Слишком нужны боевые офицеры для формирования резервов. И они справляются. Больше того их в чинах повысили. Ну да бог с ними. Пусть Лабунский и Штерн делают свою работу. Ваше возвращение как нельзя кстати, поручик.

– Вы мне верите, господин Вольский? Я не ждал он вас быстрого доверия. Учитывая ваше прошлое жандармского офицера.

– Война диктует свои правила, поручик. Мне нужен свой человек в контрразведке армии.

– В контрразведке Добровольческой армии?

– Да, в расположение красных я вас пока забрасывать не планировал.

– Но кто меня примет в контрразведку армии, господин подполковник? Это выше отделения контрразведки дивизии.

– А это как мы подадим ваше возвращение, поручик. Я слыву человеком недоверчивым и строгим. На этом мы и сыграем. И вас примут в контрразведку армии. Ручаюсь вам за это. Когда они узнают о нашем «конфликте», то заинтересуются вами.

– И что мне будет нужно делать в контрразведке армии? Мы же сражаемся против большевиков, а не против друг друга, подполковник.

– Если бы все было так просто, поручик. Но в Добровольческой армии назрел крупный конфликт. И боюсь, что разрешить его простыми средствами будет нельзя. Придется действовать грубо. И потому мне нужен там свой человек.

– Вы уверены, что я ваш?

– Не уверен. Но вынужден пойти на риск. Пока вас не было, в армии произошли многие события.

– Я в курсе положения на фронтах.

– Я не о фронте сейчас говорю. У нашего командира полковника Дроздовского серьёзный конфликт с начальником штаба Добровольческой армии генералом Романовским. Совсем недавно после того как 3-я дивизия оставила Армавир без приказа ставки, Дроздовского вызывали штаб к Деникину.

– По поводу?

– Антон Иванович имел с нашим командиром приватный разговор. Но последствия самые тяжелые. Пошли слухи, что Деникин сделал Дроздовскому последнее предупреждение.

– Предупреждение о чем?

– Об отстранении его от командования 3-й дивизией и переводе на другую должность в армии.

– Не может быть! Как это возможно отстранить Дроздовского от созданной им самим дивизии?

– Это вполне возможно, поручик. Но боюсь, они захотят физически устранить Дроздовского. Тем более сейчас.

– Для полковника Дроздовского я готов работать, господин Вольский. Но цель моей работы? Мы на одной стороне с людьми из контрразведки армии.

– Мы на одной стороне против большевиков! Но мы занимаем города и в городах нужна власть. И какой она будет?

– Диктатура армии и диктатором становиться главнокомандующий, – высказал мнение Васильев.

– Если бы все было так просто! Часть наших офицеров за республику. Часть за монархию. Третьи требуют созыва Учредительного собрания, четвертые – Земского собора.

– Неужели спасение России не стоит того, чтобы хоть на время отложить эти споры до победы над большевиками?

– При командующем учреждено Особое совещание.

– Особое совещание? А что это?

– Особое совещание при главнокомандующем Добровольческой армии, с функциями Государственного совета и Комитета министров.

– Во главе этого совещания стоит Деникин? – спросил поручик.

– Да Антон Иванович Деникин. Но он уже составил приказ-завещание, что в случае его гибели, на пост главнокомандующего Добровольческой армии заступает генерал Романовский. Нынешний начальник штаба. А он ненавидит Дроздовского и ведёт откровенно антимонархическую игру.

– Значит, моя задача подобраться к Романовскому?

– Ваша задача держать руку на пульсе событий. И в конечном итоге…, – Вольский сделал паузу. – В конечном итоге нужно будет организовать устранение Романовского.

– Устранить начальника штаба Добровольческой армии?

– Говорите тише. Хоть в этом кабинете нас никто не подслушает, но все же.

– И вы хотите доверить мне такой секрет?

– Уже доверил.

– Что? – не понял Васильев.

– Я сказал, что уже доверил вам этот секрет. И это могут назвать заговором, и за это могут даже расстрелять. Но вы сами сказали, что вы друг Дроздовскому. И я его друг и забочусь о его безопасности.

– Конфликт Дроздовского с генералом так серьезен?

– Более чем. Романовский ненавидит нашего командира. Итак?

– Согласен, господин подполковник…

****

Ни Вольский, ни Васильев еще не знали о том, что скоро их командир будет ранен и его судьба окажется в руках Романовского…

***

Екатеринодар.

Госпиталь.

15 ноября, 1918 год.

Лабунский был произведен в чин поручика и в новом полку стал командиром роты. Штерн, повышенный до капитана¹¹, стал командовать 3-м батальоном Самурского пехотного полка.

Они целый день занимались с солдатами. К концу осени 1918 года жестокий период гражданской войны уже завершился. Расстрелы пленных красноармейцев теперь стали редкостью и строго преследовались. Ныне пленные целыми тысячами поступали на службу в Добровольческую армию.

В батальоне Штерна почти все солдаты на 90% – пленные военнослужащие Красной армии. Приходилось вести не простые занятия по огневой подготовке и строевой. Штерн доверил поручику также агитационную работу.

Среди солдат было много вчерашних крестьян. Эти задавали слишком много вопросов.

– А скажи, ваше благородие, как с землей будет? Снова помещикам землю-то отдадут? – спросил сорокалетний крестьянин рядовой Сенцов.

– Можете назвать меня, господин поручик, Сенцов.

– Дак, что с землей будет, господин поручик?

–К старому возврата не будет, Сенцов.

– Да и большевики говорят, что не будет. Земля теперь наша. Так? Но у красных нам говорили, что среди белых в офицерах помещики одни. Стало, они землю снова себе заберут. Врут али как?

– Я, Сенцов, не помещик. Никакого имения и никакой земли у моей семьи не было.

– Вы может и так. Но вы один. А иные как же? – спросил кто-то из солдат.

– Хорошо. Что говорить про меня? Я только поручик. Птица невеликая. Но давайте возьмем генералов. Красные говорят, что в нашей армии командуют генералы-помещики. И в пример приводят барона Врангеля. Так?

Послышались ответы:

– Было такое!

– Наш комиссар про то постоянно говорил!

– И наш!

Лабунский продолжил: