Глава 5
Прорыв

Прорыв красных.

3 августа 1919 год.

Поручик Лабунский добирался до Самурского полка с небольшим обозом. Обоз был под командой юного прапорщика в черной форме Корниловского ударного полка. Они везли боеприпасы для артиллерии в расположение корниловцев.

– Ваши самурцы совсем недалеко, поручик. Садитесь на телегу.

– Спасибо вам, прапорщик.

Петр сел рядом.

– Меня зовут Владимир, – сказал прапорщик. – Я всего месяц в армии.

– Вам сколько лет, Володя?

– Исполнилось 19-ть. А вы бывалый солдат? Это сразу видно.

– Пришлось повоевать. С 14-го года на фронте. Вот таким как вы отправился на войну. Мне уже 27 лет, а конца войне все нет и нет.

–А я, по книгам конечно, всегда восхищался войной. «Севастопольские рассказы» Толстого! «Война и мир»!

–О, прапорщик! То иные войны. А сейчас самая грязная война – Гражданская. Грязь, пыль и вши. Вот вам и вся романтика. Вы посмотрите на лица ваших солдат.

Лабунский показал на солдат, что ехали на других телегах.

– Они просто устали грузить снаряды, поручик, – сказал Володя. – У нас вчера три телеги сломались. Пришлось срочно менять. Пока нашли замену. Пока заставили мужичков.

Правил телегой бородатый мужик, рядом с которым сидел солдат-ездовой с винтовкой.

– Вы видели, какое лицо у нашего возницы, – тихо спросил Володя.

– Совершенно не обращал внимания.

– А вы приглядитесь. Словно с иконы сошел.

Лабунский посмотрел на мужика с черным от копоти суровым лицом. На нем был драный пиджак и старый картуз с треснутым козырьком.

– Что-то наш богоносец не слишком доволен своей миссией, – также тихо сказал прапорщику Лабунский.

– Оно и понятно. Его заставили ехать на позиции.

– Заставили?

– Под угрозой расстрела. Добровольно они не желают помогать нашей армии.

– Это мне хорошо известно, прапорщик. Крестьяне хотят продавать нам свои запасы за звонкую монету. Но где она эта монета в кармане офицера? Моего жалования «колокольчиками»¹¹ не хватит и на хлеб. По всей зоне Добровольческой армии жуткая дороговизна. Деньги за день превращаются в простую бумагу.

– Я еще не получал ни одного жалования, поручик.

– Снабжение армии хуже некуда вот и процветают реквизиции и грабежи…

***

Из лощины показались пятеро всадников. Володя положил руку на кобуру. Но это были казаки в волчьих папахах. Конница генерала Шкуро.

– Кто это у нас? Корниловцы?

– Обоз для ударного полка.

– Кто командует? – спросил есаул.

– Я, прапорщик Одинцов.

– А вы поручик?

– Поручик Лабунский, Самурский полк. Я просто попутчик. Следую в расположение своего полка.

– Красные прорвались на участке Валуйки-Купянск. Их пока отбили. Но отдельные обряды могут попадаться. Будьте осторожны.

– Как прорвались? – спросил прапорщик. – Это наш глубокий тыл, как мне сказали.

– Вон за тем бугром лежат свежие трупы, прапорщик. Так что это уже не тыл, а передовая. Честь имею!

Дозор умчался прочь.

И есаул не соврал. За пригорком лежало несколько трупов красноармейцев. Когда они поравнялись с первым, крестьянин обратился к солдату:

– Ну-ка придержи вожжи, служивый.

– Чего?

– Вожжи придержи, говорю.

Солдат взял их из рук крестьянина. Тот живо соскочил с телеги и подбежал к мёртвому красноармейцу, который был убит в затылок. Его череп наполовину снесен. Фуражка лежала впереди. Крестьянин живо поднял её и вытряхнул кровавую массу.

Вскоре он снова сел на телегу.

– Вот свезло, так свезло! Фуражка то почти новая. Моя совсем рвань.

Возница сорвал свой картуз и выкинул его на дорогу. Затем сорвал красную ленту со своего трофея и надел себе на голову. На плечо рваного пиджака упали несколько капель крови и белой субстанции.

Володю чуть не стошнило. Лабунский только усмехнулся. Вот оно «красивое» лицо войны. И вот истинный толстовский богоносец.

– Зря вы, Володя, пошли на эту войну, – тихо сказал Лабунский.

– Но и вы пошли.

– Я солдат. А вы еще мальчик. Не стоило вам мараться. Вот вы отвернулись от зрелища, которое увидели. Но здесь вы увидите ещё не то.

– А что?

– В самом начале Второго кубанского похода, в 18-ом году, мы заняли одну деревню и увидели в доме наших мёртвых офицеров. Кстати из вашего Корниловского полка.

– Мертвых? – спросил прапорщик.

– Они были ранены, когда ваши отступили и оставили их. Думали, что красные не посмеют тронуть раненых.

– А они посмели?

– Не просто посмели. Некоторым из них фуражки прибили ко лбам.

– Прибили? Это как?

– Гвоздями. Мой командир тогда приказал расстрелять пленных красных.

– И вы расстреляли?

– Да. А пять дней назад я сам застрелил одного нашего солдата.

– Нашего? – искренне удивился Володя. – Как же так?

– Мародер. Вот видите вашего богоносца мужика? Его ведь заставили поехать с вами и везти снаряды. Думаете, он вами доволен? Он доволен фуражкой мертвеца.

– Но мы сражаемся за Россию, поручик.

– Я знаю. Но вот оценит ли она нас по достоинству, прапорщик. Это большой вопрос…

***

Ехать с обозом было удобно, но Пётру необходимо было попасть в расположение самурцев, и потому он сошёл у развилки дорог.

– Вот так напрямки вы сразу до вашего штаба доберётесь, вашбродь, – сказал Лабунскому ездовой солдат.

– Спасибо! Прощайте, прапорщик.

– Прощайте, поручик.

– Может еще и свидимся когда…

***

Лабунский пошёл пешком через лесок. Тропинку было хорошо видно. Через час он увидел впереди небольшой хутор. Всего несколько домов. Там стояла сотня конных и Петр решил переночевать здесь.

«Это конница Шкуро, – подумал он. – Не откажут в ночлеге!»

Он подошел к посту и окликнул часового. Тот вскинул винтовку и передёрнул затвор.

– Стоять!

– Свои, браток, Поручик Лабунский.

– Чего? Ты не шути! А то пальну!

– Я не шучу. Поручик Лабунский из Самурского полка.

– Погодь! Сейчас командира кликну. Товарищ командир!

– Чего тебе Семенчук?

– Тут я беляка задержал.

– Какого еще беляка? Ты что пьян, сволочь? Был строгий приказ не пить! Где только успевают!

– Дак не пил, я товарищ командир. Они сами сказали что поручик!

Лабунский хотел сразу повернуть назад, но его остановили!

– Стоять!

– Стрелять буду!

Лабунский понял, что попался! Но откуда здесь могли быть красные? Есаул дозора говорил о прорыве, но целый эскадрон в тылу Добровольческой армии. Это не укладывалось в голове…

***

В начале августа 1919 года красные начали наступление на стык Добровольческой и Донской армий и прорвали фронт, зайдя глубоко в тыл белых, заняли города Валуйки, Купянск, Волчанск. Конные разъезды красной кавалерии появились в 30 верстах от Харькова.

В прорыве участвовало 11 пехотных дивизий Красной армии и три кавалерийских корпуса…

***

У поручика отобрали оружие и отвели в дом. Там он к своему удивлению снова увидел знакомого. Это был Иван Хотиненко. Но на его папахе теперь красовалась алая лента.

– Вот так встреча! Дак этой мой старый знакомец. Ваше благородие! Заглянул к нам на огонек?

– Атаман?

– Уже не атаман. Командир отдельного полка красных казаков.

– И как же вас занесло из банды «царя» к красным, товарищ Хотиненко?

– Садись, ваше благородие. Ты я вижу уже не полковник?

– Поручик.

–Так оно вернее. Не ждал нас здесь увидеть. Думал банда вашего атамана Шкуро? Дак мы посекли его отряд в степи и взяли этот хутор.

Лабунский сел на лавку.

– Я так и не понял, как вы попали к красным, атаман?

– Дак девка твоя уговорила.

– Моя девка? – не понял Лабунский атамана.

– Товарищ Губельман. Она ныне комиссар в моем полку. Мои парни её как огня бояться. И я сам побаиваюсь. Редко чтобы баба могла Хотиненко напугать. А она смогла. Но ты-то её лучше моего знаешь.

– Анна смогла уговорить вас воевать за красных?

– Показала, кто есть кто. И атамана нашего Гордиенко она ухлопала.

– Как же так?

– Не пистолетом и шашкой воюет как мы с тобой, поручик. Словом! Что за баба! Ни бога, ни черта не боится! Она тогда и тебя приказала не трогать, поручик. Ты ей жизнью обязан. Но вот ныне мои казаки тебя к стенке приставят. Не обессудь. Уж больно они на вашего брата офицера злы.

Лабунский развел руками, покоряясь судьбе. Может быть, так и будет лучше.

– И просить не станешь? – усмехнулся Хотиненко.

– Нет, – ответил Петр. – Хотя попался я глупо. Как все быстро меняется на этой войне.