– А разве наши лозунги хоть кто-то понимает или принимает их? Я сейчас говорю о крестьянстве. Что такое для них Единая и неделимая Россия? Что для них Учредительное собрание или Конституционная Российская республика? Это пустой звук, господа! А вот телега, груженная награбленным в городе добром – это телега с добром! Спросите у мужика, что ему ближе!

– Если мы станем спрашивать мужиков, то к чему придем, господа!

– А вот Махно спрашивает. И потому пока мы не смогли его ликвидировать…

***

Харьков.

Контрразведка.

Штаб-ротмистр Ларионов.

Август, 1919 год.

Штаб-ротмистр Ларионов встретил офицеров Самурского пехотного полка лично.

– Как добрались, господа?

– Нас везли словно генералов. Под надежной охраной, ротмистр. Да еще и такая встреча. Мы с поручиком гадали, за что нам такая честь? Меня в самый последний момент отстранили от командования батальоном.

– Вас заменили другим офицером, ибо вы, капитан, и вы поручик, нужны контрразведке для выполнения важной миссии.

– Мы?

– А что вас так удивляет, поручик? Вы не в первый раз выполняете важные задания. Благодаря вам мы избавились от атамана Гордиенко. А в 1918 году вы оба побывали уже в тылу у красных.

– Но тогда наша миссия в Екатеринодаре провалилась в самом начале, ротмистр, и мы были с поручиком арестованы.

– Но вы как блестяще вывернулись из ситуации, господа. Прошу вас.

Ларионов угостил своих гостей с дороги, и накрытый стол был роскошен. Такого изобилия они не видели уже давно.

– А вы думали, что контрразведка не умеет принимать гостей? Садитесь, господа.

– Коньяк! – Штерн взял в руки бутылку.

– Даже шампанское, – Лабунский завладел второй бутылкой. – Не пил такого с 1915 года. Вам можно позавидовать, ротмистр.

– Не стоит, поручик. Работы слишком много. А обстановка ныне слишком тяжелая. Голова идет кругом. Но прошу вас не стесняться, господа. Прошу! Открывайте шампанское и коньяк. Я понимаю, откуда вы прибыли. Устали. Этот стол – ваша награда за труды. Пусть он напомнит вам прошлую жизнь…

***

Настоящий разговор Ларионов начал только через час.

– Итак, господа, офицеры, вам предстоит путешествие в Воронеж. Как вам известно, он сейчас занят красными. Там находиться штаб 8-й армии под командованием бывшего генерала Селивачева. Но, как вы знаете, у красных существуют при командующих так называемые Реввоенсоветы. Так вот, одним из членов Реввоенсовета является некто Барышников Владимир Архипович. Старый большевик. При царе десять лет был на каторге. Я его знаю еще по жандармскому корпусу Петербурга. Арестовывал его однажды. Было это в 1912 году. И вот он занимает важный пост у красных. Один из людей Дзержинского. Это ваша первая цель.

– Цель? – спросил Лабунский.

– Да. Вам нужно будет ликвидировать этого человека. Но он не единственный. Вторая цель – Чуев Иван Александрович. Он ныне председатель Революционного трибунала 8-й армии красных.

– Иными словами мы должны убить? – спросил Лабунский.

– А что вас удивило, господа? Вы боевые офицеры и привыкли убивать. Вас посылают на очень опасное задание, и убивать вы будете не девочек-гимназисток, но врагов России, с которыми мы с вами ведем войну. Я не прав, господин Штерн?

– Вы правы, ротмистр.

– А вы, поручик?

– В целом да, – согласился Лабунский. – Но это не фронт. Это убийство из-за угла в спину.

– Так не убивайте его из-за угла в спину, поручик. Стреляйте в грудь. Но чтобы успокоить вашу совесть, поручик Лабунский, скажу, что Чуев приговорил к смерти больше тысячи человек. Он не так щепетилен как вы. Итак, господа? Вы готовы выполнить миссию, возложенную на вас командованием Добровольческой армии?

– Готов! – ответил капитан Штерн.

– Готов! – ответил Пётр Лабунский.

– Вот и отлично, господа. И не стоит вам думать, что выполнение этого задания слишком простое. Нет. Это опасно, ибо, если вы попадете в руки Чуева, я вам не завидую. Но Барышников еще хуже. В ЧК умеют ломать людей. Большевикам нельзя отказать в некоторых талантах, господа.

–Как нас перебросят через линию фронта?

–Это теперь совсем несложно, когда фронт совсем рядом. Большевиков можно встретить в 60 верстах от Харькова, где мы с вами находимся и считаем, что это глубокий тыл…

***

Воронеж.

Штаб 8-й армии красных.

Комиссар Губельман.

Август, 1919 год.

Ударная группа красных под общим командованием командарма 8-й армии Селивачева была создана для нанесения удара по войскам Деникина на харьковском направлении. В группу вошли части 8-й и 13-й армий, сводный кавалерийский корпус.

20 августа 8-я армия взяла Валуйки и вышла на линию Волчанск-Купянск-Богучар. Белые части Донской армии отступали. Откатилась назад 7-я пластунская бригада.

22 августа 8-я армия захватила Волчанск, а сводная кавалерийская бригада – Купянск.

20 августа 13-я армия красных была в 50 верстах от Белгорода. 42-я дивизия красных под командованием Гая взяла город Корочу…

***

Член реввоенсовета 8-й армии Барышников был на совещании при командующем Селивачеве. Командарм 8-й армии боялся слишком растянутого фронта. Также он говорил о патронном голоде и требовал еще пять миллионов патронов у Реввоенсовета республики.

После совещания Барышникова вызвал к себе товарищ Гусев и долго ругал его, тряся перед лицом телеграммой от самого Ленина.

– Владимир Ильич считает, что мы деградируем! Что мы не в состоянии выполнять возложенные на нас задачи. Он прямо говорит, что виноват в провале будет именно Реввоенсовет армии!

– Но вы сами слышали Селивачева, товарищ Гусев.

– Ленин сказал, что все они, эти бывшие генералы, могут переметнуться к белым! За ними нужен пригляд настоящих комиссаров! Настоящих, а не тех «сонных тетерь», которых назначили мы с вами! Это слова Ильича!

– Что вы предлагаете, товарищ Гусев?

– Я слышал про комиссара Анну Губельман! Ту самую, что привела к нам целый полк, который ране был на стороне бандитов. Она гарантировала верность нового полка и сама стала его комиссаром. Эта женщина творит чудеса. Она одна стоит целого полка! Вот такие люди нужны в качестве комиссаров при штабах дивизий и корпусов.

– Анна работник ВЧК, товарищ Гусев, и я хотел бы вернуть её на эту работу.

– Комиссаром она будет нужнее для нас в настоящий момент, товарищ Барышников. Найдите товарища Губельман! Если она на фронте отзовите немедленно!

– Как прикажете, товарищ Гусев…

***

Барышников вызвал к себе комиссара отдельного полка красных казаков Губельман. Он знал, что со вчерашнего дня она вернулась из конного рейда. Потери в полку были минимальными.

– Рад, что вы не ошиблись, товарищ Губельман, – сказал Барышников.

– А я говорила вам, Владимир Архипович, что Хотиненко еще станет отличным командиром полка. Этот вчерашний крестьянин может стать преданным борцом революции. Таких как он людей нельзя отталкивать от революции.

– Все это хорошо, Анна. Но я вызвал вас не для того, чтобы обсуждать Хотиненко.

– Вы хотите вернуть меня в ЧК? Пока как комиссар конного полка я принесу больше пользы, Владимир Архипович.

– Это не мое решение, Анна.

– Вас вызывали к товарищу Гусеву?

– Да. Сразу после совещания Реввоенсовета. Гусев рвет и мечет! Ленин прислал телеграмму и требует от нас победы. Во всем обвиняет Реввоенсовет. Говорит, что нельзя выпускать победу из рук. Требует принятия срочных мер! Москва не верит военспецам и особенно Селивачеву! Ленин требует послать на юг энергичных комиссаров, а не сонных тетерь.

– Потому я и нужна в войсках.

– Но вас решено использовать не на полковом уровне. А гораздо выше.

– Вот как? На уровне корпуса? Тогда у меня есть предложение. Конный полк Хотиненко преобразовать в конный корпус. Впоследствии даже в дивизию. Присоединим к нему части 12-го полка, который сбежал с позиций и не выдержал атаки кавалерии Мамонтова. И часть 2-го кавалерийского полка, который потерял в боях половину состава. Причем они не погибли, а перебежали к белым. Эти полки выведены из зоны боев и с ними разбирается ревтрибунал. Разумно ли это? Отдайте их под начало Хотиненко, и мы с ним сделаем из этих красноармейцев победителей.

– Вы уверены, Анна?

– Да.

– Это большая личная ответственность.

– Я не боюсь ответственности, товарищ Барышников!

– Хорошо. Я завтра же поддержу вашу инициативу на новом заседании Реввоенсовета ударной группы.

– И конный полк Хотиненко будет преобразован в бригаду?

– Да.

– Самого товарища Хотиненко я бы со временем отправила на высшие командирские курсы в Москву.

– Сейчас слишком тяжелая обстановка на фронте, Анна Генриховна…

Глава 7
Красный Воронеж

Воронеж.

Прибытие.

28 августа, 1919 год.

Штерн и Лабунский прибыли в город Воронеж 28 августа. Пересечь линию фронта оказалось очень просто. Они имели документы красноармейцев 31-й дивизии, которые находились на излечении в госпитале после ранений. В солдатских простых бесформенных шинелях, в ботинках с обмотками, давно не бритые, они мало походили на офицеров белой армии.

Штерн этот город знал хорошо еще с довоенных времён. Потому провел Лабунского кротким путем до базарной площади, где было в тот день многолюдно.

– Вот вам и новая власть, друг мой, – тихо сказал Штерн, указав на торговые ряды. – Во что превратилась самая хлебная губерния России.

– Так теперь везде, друг мой. Но прекрати «выкать». Мы простые солдаты.

– Забылся. Вспомнил, какие магазины здесь были! Торговые дома известные на всю Россию.

На рынке цены стояли высокие и за деньги в нынешних условиях многие крестьяне торговать продукты не хотели. Процветал товарообмен. Рабочие местного завода заработную плату получали производимым товаром – зажигалками и сковородками. Крестьяне охотно меняли на это крупу, масло, овощи.

Офицеров снабдили советскими деньгами – совзнаками, но этот способ оплаты при угрозе занятия города белыми был непопулярен. Правительство Деникина не признавало эти денежные средства, хоть это и вызывало недовольство войск, которые смогли заполучить подобные купюры во множестве, ограбив советские банковские учреждения. Но Особое совещание считало недопустимым признавать эти деньги хотя бы временно.

Потому в распоряжении контрразведки были целые ящики совзнаков. Слишком купные номиналы им давать не решились. Все же шли они как обычные солдаты. Но в карманах Штерна и Лабунского были купюры достоинством в 100, 250, 500 и 1000 рублей.

– На что они эти деньги? – спросил крестьянин, торгующий махоркой. – Вот коли серебро есть, тогда сговоримся.

– Нет серебра, отец. Возьми тогда 1000 рублей.

– А коли они придут? Чего я тогда с энтими бумажками делать буду?

– А коли я тебя, рожа кулацкая, привлеку за контрреволюцию? Чего тогда?

– Ты того, солдатик. Не шуми! Я пуганый!

Лабунский увел Штерна подальше от скандала.

– Премьера прошла с успехом, Петя, – сказал капитан. – Нас приняли за большевиков.

Люди на базаре обсуждали новости и слухи.

– Под городом-то красные окопы роют. Проволоку тянут.

– Дак сказывают, что Мамонтов уже рядом!

– А чего возьмут они город-то?

– Возьмут. Силища, говорят, прёт невиданная.

– Кто говорит-то?

– Дак знающие люди болтают!

– Болтают! Дурья твоя башка! Чего болтают? В город полк товарища Фабрициуса пришёл вчера. Я сам видал. А ты болтают.

– Да мамонтовские казачки твоего Фабрициуса порубают в капусту.

– Это мы еще посмотрим, дядя. А ты, видать, за белых?

– Да уж известно не за коммунистов-христопродавцев.

Сказавший это мужик в картузе сразу поспешил скрыться в толпе.

– Видал, какие настроения в городе? – спросил Штерн.