Побег из ада (страница 6)
Комнату заполнил пронзительный свист чайника. Ира встала и подошла к плите. Я молча смотрела то на Иру, то на маму. Видела в них сломленных женщин, когда-то искренне веривших в обещанное чудо, которое так и не произошло. Они были жертвами жизненных обстоятельств, но в то же время сильными духом. Они не поддались унынию, не начали пить вместе со своими мужьями. А взяли на себя это нелегкое бремя, стиснули зубы и продолжают жить в сложных условиях и воспитывать детей. Лишь одного я не могла понять: почему они не сбегут от проблем и сами не поменяют свою жизнь? Почему бездействуют? Ведь мы, дети, тоже страдаем! Порой я ловила себя на мысли, что чувствовала легкую обиду на маму. Если бы только она ушла от отца, если бы оставила все… я бы не чувствовала себя самым несчастным человеком на свете, не боялась бы засыпать по вечерам, меня бы не посещали мысли о возможной смерти, что отец невзначай убьёт кого-то из нас. Лучше жить в нищете, чем с энергетическим вампиром, который каждый день жадно пьёт из тебя всю кровь.
– Я просто не могу понять, – продолжила Ира, разливая кипяток по чашкам.
– Я краем уха слышала твое…
– Ну не могу понять, – перебила Ира Вику. – Как такое мог сказать Бог? Его ли это вообще слова? «Терпи, потому что через это Бог прославляется», – процитировала Ира. – Что значит «терпи»? Как в такой ситуации может «прославляться» Бог? То есть Он умышленно хочет, чтобы я страдала? Чтобы обрекла себя и детей на муки? – Ира испытывала негодование. Она вернула чайник на место и поставила перед нами полные чашки. Раздала по чайной ложке и в центре стола разместила маленькое блюдце для использованных пакетиков.
– Это очень странно. Я в последнее время тоже об этом стала задумываться. Судя по учениям, мы дети Божьи, и Бог нас учит, испытывает на верность… Но, по-моему, если я буду осознанно резать своим детям руки ножом и при этом говорить: «Смотри, как опасен нож», это ведь выглядит как-то странно! Нет? Разве так проявляется любовь? Разве это нормально, так учить детей?
– Да, Викуля. Меня это тоже смущает. Я, например, устала бороться, устала сражаться. Устала надеяться на изменения, которых, скорее всего, и не будет! Я просто хочу быть счастливой здесь и сейчас. Не там на небесах, а сейчас. И я не понимаю, чему именно Бог хочет научить меня, поставив в такую ситуацию?
– А вы не думали, – вмешалась я в разговор, – что Бог вообще вам не посылал этих страданий? Ведь все мы имеем бесценный дар – свободу выбора. И я сомневаюсь, что Бог специально посылает нам испытания. Мы сами выбираем такой путь. Никто не заставляет находиться рядом с человеком, который издевается над нами. Может, через пророка вовсе и не Бог говорил? Это же всего лишь люди. Они могут ошибаться, а мы, как наивные овцы, верим в это и продолжаем терпеть. Потом обвиняем Бога, что Он бездействует, хотя сами ничего не делаем.
– Ох, Вероничка, – вздохнула Ира, усаживаясь за стол с печеньями «Мария» в руках. Она развязала пакет и предложила нам угощаться. – Нам ничего не известно. Библию можно толковать по-разному. Учения тоже есть разные… Мы можем только обсуждать эту философскую тему и так и не узнаем, где правда. Но я считаю, что ты права.
– Я думаю, – делая небольшой глоток, сказала мама, – что, если бы я ещё раньше приняла правильное решение, а не надеялась на чудо, все сложилось бы по-другому. А сейчас уже поздно…
– Никогда не поздно, – ответила Ира маме. – Пусть даже меня начнут осуждать в церкви, но я… – она сделала паузу. – Я, правда, тоже, как и ты, устала, и у меня больше нет сил все это терпеть. Учитывая, что после этого пророчества вообще осталась в замешательстве. Я вчера приняла решение. Буду переезжать.
– Куда? – спросила мама. От удивления ее глаза расширились, она точно не ожидала такой новости.
– В Жодино. Как сказала Вероника, мы сами творцы своей жизни. А я устала все это терпеть и надеяться на чудо. Устала. Пора самой начать действовать.
– Не боишься здесь все оставлять?
– А что я здесь оставляю? Церковь? Буду посещать другую. Работу? Найду новую. Дом? Думаю, нет разницы, где снимать: тут или в Жодино. Здесь меня ничего не держит. Живя в Смиловичах, я лишь добровольно обрекаю себя и детей на муки. Я согласна с Вероникой, Бог не заставляет нас страдать. Мы сами выбираем этот путь.
– Может, нам тоже уехать? – спросила я маму.
– Куда? – с нотками грусти ответила она. – Я не могу оставить дом. Отец без нас его с землей сровняет. Тем более – он ещё в кредите, продать не могу. Здесь у меня есть работа, а по такой узкой специальности на новом месте я, скорее всего, не найду новую. Вот если бы муж ушёл…
– Ну этого не случится, – грустно ответила я, наблюдая, как над чашкой клубится легкий пар.
– Да, он сам сказал, что к маме жить не пойдёт. Это его дом, он его строил, и если кто-то и должен уйти, то я…
– И мы… – добавила я, потянувшись за печеньем.
Возможно, с точки зрения мамы, выхода действительно нет. Но только не для меня. В этом году я уеду на учебу в Минск, попробую получить общежитие и в родительском доме буду появляться намного реже.
– У тебя вроде мама живет недалеко, может, туда переехать? – перебила мои мысли Ира.
– В деревню? Где только один магазин и до работы буду добираться час? Это же шестьдесят километров отсюда, – мама обхватила горячую чашку двумя руками. – Я уже думала над этим. Если бы была машина, то могли бы перебраться. Но на автобусах, которые редко ездят, не наездишься.
– Мне почему-то казалось, что они ближе живут. – Ира откусила кусочек печенья и запила чаем.
– Если бы, – протянула мама. – Я хочу прекратить все эти страдания, но не знаю как… Здесь, в Смиловичах, вся моя жизнь… Да и денег у меня нет на съем квартиры. Живем от зарплаты до зарплаты… и то не хватает. Если бы ещё Саша деньги не тянул. А то ему пиво, сигареты покупай… А как дать денег на еду, так у него нет. Цены в магазинах растут, а мы беднеем… – мама тяжело вздохнула. – Замкнутый круг какой-то.
– Ну да, – протянула Ира. – Я не знаю, как тебе помочь.
– А чем ты мне поможешь? Я сама себе помочь не могу. Не знаю как… вот и терплю. Верю… надеюсь… Что ещё остаётся?
Действительно, что ещё остаётся? Хотя я все равно считала, что маме не поздно изменить жизнь. Вся ее проблема заключена у неё в голове. Она боится все бросить и начать заново. И я могу ее понять. Это действительно тяжело. Никто не знает, как повернётся жизнь после «спасения». Найдёшь ли работу, будет ли крыша над головой? А в Смиловичах все есть. И работа, пусть даже не высокооплачиваемая, и крыша над головой, и родная сестра с братом рядом. А физические и моральные угнетения стерпятся… если только терпение не лопнет. Если бы я сказала, что не думала о смерти отца, то была бы лгуньей. Отец был настолько невыносим, что порой невольно задумывалась о том, как бы стало всем легче, если бы он ушёл из жизни. Не вернулся домой, замёрз где-то по дороге. Но, несмотря на регулярные пьянки отца, даже простуда его не брала. А мы, наоборот, часто болели. В такие моменты думаешь, насколько же несправедлива жизнь. Умирают молодые, добрые люди, а вот такая патология живет и ничего с ней не случается.
– Викулечка, – услышала я голос Иры, – ты сильная женщина. Возможно, многие не понимают тебя, но они и не находятся в твоей ситуации. Помни, что ты хозяйка своей жизни. Может, сейчас тебе кажется, что выхода нет, но, я надеюсь, со временем ты его найдёшь. Нам даётся лишь одна жизнь. Не упусти возможности изменить ее. Зачем жить в страданиях?
В ответ мама только покачала головой и посмотрела задумчивым взглядом на стену, на которой висели часы. О чем сейчас она думает – я не знала. Могла лишь догадываться. А я думала о том, как бы хотела помочь ей изменить жизнь. Увезти куда-нибудь далеко-далеко. Чтобы она смогла отдохнуть и увидеть, что все может быть совсем по-другому. Жаль, что я бессильна. Жаль, что не могу творить чудеса. Я бы все сделала, чтобы эта хрупкая и очень дорогая мне женщина почувствовала себя счастливой.
Глава 3
Я ехала в маршрутке и смотрела в темноту. За окном мелькали огни уличных фонарей. В наушниках играла грустная музыка. Я любила уткнуться в окно, слушать печальную мелодию и думать о своей скучной жизни. Чаще всего я строила планы на будущее, представляла себя богатой, известной и просто счастливой девушкой. Мечтала, что однажды покину эти места. Хоть я и родилась здесь, все равно чувствовала себя чужой. Грустная музыка разрывала мне сердце, хотелось поплакать, пожалеть свою убогую жизнь.
«Однажды, я смогу выбраться из этого ада… нужно только немного потерпеть, самое главное – поступить в университет и найти квартиру в Минске», – думала я.
Смогу в спокойствии проводить вечера, делать все, что захочу, смогу покупать и тратить свои деньги, главное – только найти какую-то подработку, моя мама точно не потянет мое содержание.
Я не заметила, как приехала в родной городок. Вышла на небольшой площади, окруженной со всех сторон магазинами, построенными еще в советское время. В новогодние праздники, которые должны были вот-вот начаться, местная власть размещает прямо в центре площади елку, которая чаще всего украшена поделками местного детского творчества. Я перешла улицу и направилась в сторону мэрии.
В центре города, кроме продовольственных, продуктовых и магазинов игрушек, ничего не было. Единственная закусочная, в которой собирались одни лишь отбросы общества. Там постоянно воняло дешевым вином и жареными чебуреками. Я не любила туда заходить, но порой хотелось купить пончиков с повидлом или жирных, но довольно вкусных чебуреков.
Практически в двух шагах от мэрии находился старый небольшой кинотеатр, где в выходные дни проходила местная дискотека. Одним словом, людям в этом городе нечем было себя занять. Наверное, поэтому здесь так много было пьяниц. Безделие и отсутствие возможности реализовать себя, особенно в таких маленьких городках, рождало новых людей, зависимых от алкоголя и потерявших всякий смысл жизни.
Я не могла спокойно смотреть на пьяниц, которые стояли возле чебуречной. Глубоко в душе мне не просто было жаль их, я ненавидела каждого стоящего там. Для меня это были слабовольные люди, которым требовалась помощь, но точно не от меня. Я никогда не жертвовала им денег, если кто-то просил. Иногда мне казалось, что они чувствуют мой надменный взгляд. В каждом из них я видела носителя своего горя, моего палача, и не могла контролировать свои чувства. Меня переполняла злоба. Я всегда ускоряла шаг и делала вид, что не замечаю их.
Проходя мимо закусочной, я надеялась, что никто меня не заденет. Так и случилось. Я благополучно прошла возле группы местных алкашей. Вздохнув с облегчением, перешла улицу к кинотеатру.
Местных автобусов здесь не было, поэтому в самый конец города нужно было идти пешком.
Дорога домой была длинной и темной. В нашем небольшом городке освещение улиц стоило желать лучшего. Я прошла кинотеатр, затем мою школу, местный колледж, садик, затем еще одно здание колледжа, в котором работала моя мама, и вышла за пределы Смилович. Разделений между двумя поселками не было. Никто даже толком не мог определить, где начинаются Журавковичи.
Мне оставалось пройти еще около полпути. Я не спешила домой. Шла спокойным шагом, слушая музыку, и временами посматривала на небо, которое было усыпано звездами. Я достала телефон, чтобы посмотреть, который сейчас час.