– Ну, как хочешь. Смотри только мне, осторожно. И не через дворы, а по освещённой улице!

– Слушаюсь, Александр Петрович! – приложила Лора строго прямую ладонь к голове, в шутливом жесте.

– Да иди уже, клоун!

Свет в тренерской ещё горел, когда Лора вприпрыжку спускалась по ступенькам тира. Она затянула бегунок молнии толстой ветровки под самое горло, надеясь перетерпеть первые ноябрьские морозы. Натянула на ладони рукава свитера и, глядя под ноги, пошла давно знакомой дорогой. Детский дом, в котором Лора жила последние полгода, располагался на соседней улице, а возвращаться после десяти разрешали по особому распоряжению. Всё-таки гордость города! И под поручительство тренера, который каждый вечер обязался подвозить её к самым воротам. Но он, то спешил по своим делам, то, как и сегодня, задерживался допоздна, а то и вовсе был без машины и напрягать его лишний раз не хотелось. Да и что, в конце концов, могло с ней случиться? В тихом районе, в котором не то, что каждая собака знала Лору, а даже каждый житель окрестных домов. Потому что последние три месяца доблестные репортёры не снимали её лица с первых полос захудалой газетёнки.

Она шла, просчитывая в уме последние данные, пытаясь вспомнить корректировку по ветру на открытом участке предстоящих соревнований, сравнивая советы тренера с тем, что сама читала в специальных пособиях, которые выписывала на почте за те деньги, что удалось припрятать. И не совсем поняла, что происходит, когда рядом, с визгом тормозов остановилась машина – яркий представитель отечественного автопрома. В некой прострации Лора наблюдала, как из неё выскакивают двое мужчин в самодельных масках. Чётко видела, как один из них, возвышаясь, замахнулся первым, и в нормальной защитной реакции закрыла голову руками.

Потом был удар, боль и её крик. Хруст и треск. А следующие удары наносились, казалось, с большей силой и, как потом скажет усатый следователь, целенаправленно. Били по рукам. От охватившего шока, Лора не могла сказать, закончилось ли это быстро или продолжалось бесконечно, но в память яркой волной врезался звон тяжёлого металла, ударившегося о сухой от мороза асфальт. А потом было короткое и грубое: «Валим!»

Дальше слёзы, снова боль… Но теперь ещё сильнее, потому что шок проходит, потому что терпеть невозможно! Были подступающие одна за другой волны тошноты, смешивающиеся со слезами, хриплые крики и призывы о помощи. Те самые призывы, которые в тихом районе не слышны тем, кто ложиться в девять часов спать. Потому что завтра к семи нужно бежать на работу! А после… наверно, на какое-то время Лора теряла сознание, потому что следующей чёткой мыслью было понимание, что она в машине скорой помощи. Боль теперь сковывала всё тело, сухие потрескавшиеся губы, разрывающееся от отёка горло. Но страшнее было чёткое осознание того, что это конец. Конец чего-то очень важного.

Уже потом, спустя год, она будет понимать, что эти мысли стали началом одного большого конца её маленького света. Когда после множества операций пальцы не сгибались и были растопырены в разные стороны. Некоторые из них скрючены уродливой дугой, а мизинец на правой руке при истерике и нервном стрессе, в который превратилась вся её жизнь, от судороги выворачивало в обратную сторону.

Лора думала, что уже разучилась плакать. Она часами смотрела в окно, не стараясь предугадать погоду: её тело предвещало о любых переменах задолго до того. Руки в суставах выворачивало буквально наизнанку за несколько суток до дождя, ветра, магнитных бурь, которыми грозился диктор с телевидения. Жизнь остановилась примерно между четвёртым и пятым шагом крошечной палаты, выкрашенный в убогий грязно-синий цвет. Это сейчас стены выглядели оптимистичнее, а когда она только заселилась, были серыми и обшарпанными.

Следователь за этот год приходил всего лишь два раза. Первый – чтобы снять показания, второй – чтобы сказать, что в связи с отсутствием улик дело приостановлено. Обо всех последующих изменениях он обещал уведомлять в письменном виде представителей органов опеки.

Каждый следующий день походил на предыдущий, сменялся ночью и наступало утро. Ровно то же, что было вчера, позавчера… Медсёстры жалостливо смотрели ей вслед, врачи отводили взгляд, сетуя на то, что они сделали всё возможное. Седой лысеющий главврач успел предупредить, что её выписывают на домашний режим. Но все понимали: ему просто надоело каждый раз смотреть ей в глаза. Лора это чувствовала. И даже не было обидно. Она не смирилась, она всё ещё чего-то ждала… наверно, чуда… но с течением времени всё отчётливее понимала, что чудеса в её жизни подошли к концу.

Перед выходными приезжала директриса детского дома, улыбалась и обещала по достижению совершеннолетия устроить Лору в хороший дом инвалидов, который в области. Там платили пенсию. Этими деньгами больные могли распоряжаться самостоятельно, а желающим предоставляли работу. Лора сделала вид, что обрадовалась новости, съела с «особой любовью» нарезанное дольками яблоко, стараясь мысленно успокоить правый мизинец, который уже пульсировал болью. За последние пару месяцев она практически научилась подавлять негативные эмоции, но сейчас никакой самоконтроль не желал поддаваться.

А вот в понедельник утром, когда заботливые медсёстры уже упаковали нехитрый багаж в тот самый рюкзак с колокольчиками и небольшой пакет, пожертвованный раздатчицей, всё вдруг изменилось. У пакета на боку была приличная по размерам дыра, заклеенная широким белым пластырем, и оптимистичная фраза, выведенная белыми буквами на тёмно-синем фоне. Эта фраза изменилась по принципу известного мультика, в котором корабль «Победа» был переименован и носил название «Беда». Такой ассоциации Лора невесело хмыкнула, но комментировать не стала. Терпеливо ждала, когда же её заберут, морально была готова к скорым издёвкам и подколам. Даже здесь, в больнице, где все, казалось бы, взрослые люди, за её спиной нередко хихикали, пытаясь подавить откровенный смех, чего уж ожидать от детей, который в жизни ничего, кроме жестокости, не видели. От унылых мыслей не хотелось находиться в замкнутом пространстве, хотелось сбежать на простор, на воздух, но нужно было ждать…

Так вот, именно в этот день, когда рюкзак уже висел на её плечах, а пакет, повязанный по типу торбы, болтался и неприятно молотил по колену, во дворе больницы и появился странного типа автомобиль. Точнее, странным он не был – машина директрисы, но выглядел немного иначе: отмытая, отполированная до блеска, с новыми глянцевыми дисками и светлой тонировкой стёкол. Из-за руля увесистым шагом вышел её муж, сама директриса элегантно выплыла с переднего пассажирского сидения. Она бесцеремонно кивнула медсестре в сторону Лоры, без слов говоря о том, что приехали за «этой». Усадили Лору в машину, а через полчаса, с пакетом документов и папкой рентгеновских снимков, вернулись и сами. Мужчина что-то ворчливо пропыхтел, а директриса на него цыкнула.

– Лора, детка, мы сейчас махнём с тобой в столицу, – выезжая из города, неопределённо ткнула она пальцем куда-то в сторону открывающегося горизонта. К Лоре даже не повернулась. – Один специалист хотел бы на тебя взглянуть. Мы, конечно, ничего не обещаем, да и консультация эта, не более чем формальность, сама понимать должна: перед смертью не надышишься. В общем, он тебя посмотрит, скажет, есть ли смысл в дополнительных операциях, но ты сильно себя не настраивай, хорошо? Тогда и расстраиваться не придётся.

Немного помолчав, она всё же повернулась с кривой полуулыбкой.

– Объясню в двух словах, чтобы ты хорошо меня понимала, – мило щебетала женщина, – один специалист условно намекнул, что мог бы попробовать провести дополнительные операции, которые облегчат твою участь. И услышал это человек, который обладает определёнными средствами и возможностями. Так вот, человек, который с возможностями, зарезервировал сумму, необходимую для начала лечения. Сумма немалая, но давай мыслить логично: очередная операция для тебя будет немалым стрессом, результат от неё довольно-таки спорный, денег на продолжение лечения на данный момент нет, и появятся ли они – неизвестно. Так что более благоразумным с твоей стороны будет отказаться от всей этой суеты и… – вот тут директриса замялась и даже будто бы покраснела, – в общем, эти деньги… они не пропадут, а автоматически перейдут на счёт детского дома. Тогда мы сможем помочь многим воспитанникам. Ты же знаешь, какая у нас напряжёнка с одеждой, а иногда и с питанием. Я ещё поговорю с тем «гением», – на этом она презрительно фыркнула, – но ты имей в виду, что от операции лучше будет отказаться.

О, да, какая там у них у всех напряжёнка, Лора знала. Понимала она и куда пойдут эти средства, поэтому, несмотря на лепет директрисы, была уверена, что если есть хоть один шанс… Мизинец на правой руке болезненно потянуло в сторону, и пришлось стиснуть зубы, чтобы не проронить ни звука.

Ехали долго. На самом деле, Лора смутно представляла себе, долго ли добираться до столицы на машине. До этого они всегда отправлялись на поезде, выезжали часов в восемь вечера, а приезжали уже утром, сейчас же путь казался бесконечным. Только к вечеру вдалеке начали маячить яркие огни светофоров и подсветок редких пригородных магазинов. А когда подъехали к зданию, что даже отдалённо не напоминало больницу, в которой она провела последний год, на часах высветилось шесть часов.

Прошли в красивый холл, администратор за стойкой указала нужное направление, и через три минуты Лора и сопровождающие уже сидели в кабинете приёмного отделения.

Прождали они не меньше часа, прежде чем директриса окончательно разнервничалась и отвела медсестру на разговор тет-а-тет. Слышно не было, но о чём они говорили, Лора знала наверняка. А вот у медсестры глаза сначала округлились, потом на лице появилась понимающая улыбка, а после она принялась долго и активно кивать головой. Стало нехорошо от одной только мысли, что все надежды, которые так хотела на корню зарубить директриса, действительно, оказались напрасными. Только женщина вернулась явно не в духе, а медсестра уселась на своё место и пристально посмотрела на Лору. Под этим взглядом стало неприятно, и она попыталась накинуть на уродливые кисти рук верхнюю кофту. Вот только справиться никак не удавалось. Слёзы подступили к глазам, а горький ком к горлу, когда медсестра, до этого наблюдавшая со стороны, подошла и скрыла уродство, накинув на них казённую пелёнку в красивый жёлтый цветочек.

– Спасибо, – прошептала Лора, но вздох, как ни старалась, получился судорожный. Правда, слёзы не покатились, а согласились временно отступить.

И отступали, действительно, временно, потому как время шло, а атмосфера в кабинете накалялась. Директриса уже принялась ходить из угла в угол, когда не выдержала и метнулась к столу медсестры.

– Послушайте, нам ещё возвращаться, – уверенно проговорила она, отчего сердце девочки забилось неконтролируемо сильно. – Неужели никто, кроме вашего… как его?

– Адашева, – со скрываемой усмешкой подсказала медсестра, на что директриса поджала губы.

– Да, да, кроме Адашева… Неужели никто не может решить этот вопрос?

– Судя по тем документам, что вы предоставили, нет. Больше никто.

– Так, а главврач? Главврач ещё на месте?

– На месте, но он вам тоже не поможет.

– Да почему?!

Медсестра опустила глаза в бумаги и снова улыбнулась.

– Увидите доктора Адашева – поймёте.

На этом истерический приступ закончился, и директриса уселась, но не прошло и пятнадцати минут, как подскочила вновь.

– Да чего мы, в конце-то концов, ждём?! – вскрикнула она и опала, когда дверь, громко ударяясь об отбойник, отворилась.

– Вы ждёте, пока закончится операция, – прорычал мужчина, который буквально ворвался в помещение, схватил со стола привезённые бумаги, окинул их быстрым взглядом и недовольно промычал что-то невнятное в свою операционную маску.