Испытания Морриган Кроу - Джессика Таунсенд

В семействе Кроу тоже отмечали это событие – в каком-то смысле. Особняк на холме погрузился в сумрак: свет приглушён, шторы задёрнуты. На обед поданы любимые блюда Морриган: бараньи котлеты, жареный пастернак [1 - Пастерна? к – корнеплод, известный с древних времён. До тех пор пока картофель не занял одно из первых мест среди овощей, в странах Европы большинство овощных блюд готовили именно из пастернака. До сих пор в Англии пастернак является обязательным на рождественском столе. ] и мятный горошек. Корвус терпеть не мог пастернак и в обычный день ни за что бы не разрешил подать такое на стол, но сегодня лишь угрюмо молчал, когда служанка навалила ему полную тарелку. Уже достаточно, чтобы понять – событие из ряда вон выходящее.

Тишину в столовой нарушало лишь звяканье ножей и вилок. Морриган старалась прочувствовать вкус каждого кусочка, каждого глотка воды, а тиканье часов звучало барабанным боем военного оркестра, сопровождающего её к последнему мигу земного существования.

Только бы не мучиться! Где-то в книжках было написано, что про? клятые дети умирают быстро и безболезненно, будто засыпают. Интересно, а что потом? Попадёт ли она в Лучший мир, как уверяла кухарка, и правда ли там живут Вышние, которые принимают к себе умерших? Потому что, если… Нет, даже думать о таком не стоит! Когда-то, послушав кухаркины истории о тварях, обитающих в Худшем мире, Морриган не гасила в спальне свет целую неделю.

Великолепный праздничный обед накануне собственной смерти – как странно! Совсем не похоже на день рождения и вообще на праздник. Скорее уж на преждевременные похороны.

Произнесёт ли кто-нибудь хоть слово? Едва Морриган успела подумать это, как отец значительно откашлялся. Айви с бабушкой обернулись к нему, не донеся до рта свою баранину и горошек.

– Я… э-э… хочу сказать… – начал Корвус и вдруг замялся. – Я хочу сказать…

Глаза Айви увлажнились, она ободряюще сжала руку мужа.

– Продолжай, дорогой, мы слушаем.

– Я просто… – Он снова замолчал и громко кашлянул, прочистив горло. – Я хотел сказать, что… баранина сегодня очень удалась… прожарилась на славу.

Ответом было одобрительное бормотание, затем сосредоточенное звяканье возобновилось. Морриган хорошо понимала, что ничего лучшего ждать не приходится. Да и баранина в самом деле удалась.

– Что ж, если никто не против… – заговорила Айви, изящно утирая губы льняной салфеткой. – Я не так давно вошла в семью, но думаю, мне будет уместно сказать сегодня несколько слов.

Морриган выпрямилась, напуская на себя трогательное смирение. Наконец-то! Может, мачеха хотя бы извинится, что напялила, словно на свадьбу, вычурное ажурное платье с рюшечками! Или признается, что, хоть и не сказала за всё время падчерице и десятка слов, любит её, как родную дочь, и хотела бы узнать получше, а теперь будет тосковать и лить на похоронах горькие слёзы. И пускай вся косметика стекает по хорошеньким щёчкам грязными ручьями, думать она будет только о милой, милой, навсегда ушедшей Морриган!

– Корвус не очень хотел пока говорить об этом, но я думаю, Морриган не станет возражать…

– Ничего, всё нормально, – кивнула она.

Айви взглянула на падчерицу с благодарной улыбкой и, приободрившись, поднялась с места.

– Я хочу сказать, что… у нас с Корвусом будет ребёнок.

За столом воцарилось молчание, затем раздался страшный грохот: служанка в дверях уронила поднос. Корвус попытался улыбнуться своей молодой жене, но получилась уродливая гримаса.

– Ну что? – нетерпеливо нахмурилась Айви. – Нас кто-нибудь поздравит?

– Айви, дорогая… – Старшая Кроу взглянула на неё с ледяной улыбкой. – Возможно, твою новость приняли бы лучше в более подходящее время… Например, на следующий день после того, как моя единственная внучка должна будет трагически покинуть нас в возрасте одиннадцати лет.

Как ни странно, эти слова заставили Морриган немного воспрянуть духом. Ни разу в жизни ей не приходилось слышать от бабки подобных сантиментов. В груди шевельнулось тёплое чувство к старой злобной стервятнице.

– Но я же о хорошем, как вы не понимаете? – запротестовала Айви, взглядом ища поддержки у мужа. Тот хмурился, сжав пальцами виски, словно боролся с мигренью. – Это же… ну, как продолжение жизни. Одна угасает, зато другая нарождается – настоящее чудо!

Свекровь издала тихий стон, но Айви уже было не остановить.

– Вы получите новую внучку, Орнелла! У Корвуса появится новая дочь… или сын. Разве не замечательно? Корви, ты же всегда хотел мальчика, правда? Мы наденем на него маленький чёрный костюмчик, и он будет совсем как его папочка!

Морриган изо всех сил старалась не расхохотаться, глядя на мрачное лицо отца.

– Конечно, моя прелесть… – неуверенно произнёс он. – И всё-таки давай поговорим об этом позже.

– Но… ведь Морриган не возражает! Правда, Морриган?

– Против чего? Быть вычеркнутой из жизни через несколько часов, а покамест обсудить гардероб своей замены? Нисколько. – Она подцепила вилкой жареный пастернак и отправила в рот.

– О, ради всего святого! – зашипела Орнелла, бросив яростный взгляд на сына. – Решили же об этом не говорить!

– Я не говорил, – пожал он плечами.

– А я сказала – «вычеркнутой из жизни», не мёртвой же.

– Всё, довольно! – воскликнула бабушка. – У отца уже голова разболелась.

– Между тем Айви сказала «угасает», – не унималась Морриган, – это гораздо хуже, вот!

– Хватит!

– Так что, никому совсем нет дела, что у меня будет ребёнок? ! – завопила Айви, топнув ногой.

– А есть кому-нибудь дело, что я вот-вот умру? ! – заорала Морриган в ответ. – Обо мне кто-нибудь вспомнит за этим столом?

– Прекрати об этом! – стукнула кулаком по столу бабушка.

Послышались три громких удара в парадную дверь. Все притихли.

– Кому пришло в голову являться в такое время? – тревожно прошептала Айви. – Репортёры? Уже? – Она поспешно одёрнула платье и поправила волосы, затем схватила серебряную ложку и глянула на своё отражение.

– Вот же стервятники! – буркнула старшая Кроу. – Никогда не упустят случая поживиться. Отошли их, и без всяких там учтивостей! – приказала она служанке.

Минуту спустя из прихожей донёсся неразборчивый разговор, и по коридору застучали тяжёлые шаги, сопровождаемые робкими протестами служанки.