Зачем завопил? Всё равно меня тут же схватили и понесли к каменному постаменту. Уложили мягко, но так туго привязали за все четыре конечности, что я в форме звезды так и остался лежать, пока из толпы вновь не появилась толстуха. Маску она сняла, и я увидел, что та скрывала фиолетовые, почти чёрные синяки.

– Срежьте с него одежду.

После этого приказа воздух со свистом рассекли четыре лезвия и одним движением полностью лишили меня штанов. Куртка подо мной разошлась чуть позже. Я только получил одежду и тут же её лишился. Спасибо, кто бы ты ни был, но теперь это оказалось бессмысленным. Гигантесса обошла меня со стороны ног, усмехнулась, глядя прямо на мой пах.

– Вот он, тот корень проблем. Видите? Такой мерзкий, покрыт безобразными волосами. А под ним кожаный мешок с самым слабым их местом. Давайте примем его в свои ряды? Вы согласны?

Из настежь открытых ртов полился громкий, приводящий в ужас визг. Так не визжат даже маленькие дети. От этого визга картинка перед глазами смещается, а уши закладывает моментально. Толстуха улыбается, эта жирная сука лыбится! Я хотел было что-то ещё выкрикнуть, но тут мне поверх рта повязали тряпку, воняющую чем-то болотным, и затянули плотным узлом на затылке.

Ну всё, приехали.

Жирные руки потянулись к моему члену. Схватив его своими липкими пальцами, женщина возбуждённо хмыкнула. Она приблизилась к головке лицом и понюхала, облизывая пухлые губки. Я почувствовал, как вокруг пениса исчез почти весь воздух, в промежности стало холодно и щекотно. Это абсолютно мерзко, я сейчас потеряю сознание. Она будто увидела, что я вот-вот отключусь, и сжала член в руке. Мне стало больно, я попытался поднять ноги для зашиты, но узлы слишком крепкие, поэтому удалось лишь чуть оторвать спину от плоского камня и застонать в кляп.

– Тише, – она прикрыла свои притягательные губы лезвием кривого ножа с декоративной сверкающей ручкой. В её глазах отражается огонь. – Ты не успеешь почувствовать боль, я это обещаю.

Но только она взмахнула ножом, а я почти завизжал словно ребёнок, как лезвие зависло в воздухе. По залу прокатился громкий шёпот. Слов не разобрать, но толстуха точно поняла. Она уставилась прямо в мои глаза так, будто увидела там то, чего раньше не замечала. В её взгляде читался страх, который даже я не испытывал в данный момент. Она разжала кулак с моим членом внутри и опустила лезвие вниз, а затем выронила орудие. Люди с открытыми ртами моментально подняли нож и унесли куда-то вглубь толпы.

– Извините. – Промямлила она.

Гигантесса приказала отвязать меня, затем отвернулась, и по её дёргающимся дряблым плечам я понял, что она плачет. Она, не глядя не меня, махнула рукой куда-то в пустоту, и люди ослабили верёвки, снова подняли меня над головой. Словно кого-то важного понесли в сторону ворот, из которой вышла сама толстуха.

Открытые ворота всасывали меня и толпу как пылесос. Я услышал даже характерный звук. Тьма, а затем вновь светло. Там позолоченная исповедальня, освещённая невидимым для меня источником. Медленно спустив с поднятых рук, меня поставили прямо перед шторой. Я обернулся к ним, а они смотрят на моё тощее голое тело. Медленно пробираясь через толпу, ко входу в исповедальню подошла великанша с заплаканными глазами. От обильных слёз помада с её губ почти смазалась, обнажив глубокие порезы. Подняв голову, гигантесса закричала: «Простите меня!».

Я вздрогнул, но остался стоять на месте. Женщина опустила голову, всхлипнула ещё раз. Из толпы ей поднесли одежду, это белая ряса с жёлтыми полосками. Она аккуратно взяла её и передала мне. Я трясущимися руками принял неожиданный подарок.

– Отдохни. – Полушёпотом сказала женщина, потупила голову и отвернулась. Она стала медленно уходить, а за ней последовали и люди с открытыми ртами. Я остался один, лишь золотая исповедальня и больше ничего. Надо мной что-то источает свет, и я вижу лишь четыре квадратных метра вокруг себя.

Мои глаза округлились, и этими обезумевшими шариками я всматриваюсь в растворяющуюся толпу. Звук закрывающихся дверей подсказал мне, что придётся побыть одному.

Глава 2

Дерево

Меня пригласили сесть внутри. Голос послышался откуда-то сверху, эхо отразилось от пола и прыгнуло снова наверх.

«Но сначала оденься».

Я накинул рясу через голову. Её мягкое прикосновение чуть не усыпило. Такое нежное одеяние, будто объятие матери. Ряса доставала до самого пола, но при этом её подол всегда оставался чистым.

«Отодвинь штору и зайди внутрь. Жди».

От второй фразы я вздрогнул, был занят разглядыванием новой одежды. Подошёл к исповедальне, она метра на два или три выше моей макушки. Тёмно-бордовая штора на свету отливает красным, словно уходящее солнце. Она оказалась тяжелее, чем я думал, и мне пришлось применить дополнительные силы, чтобы отодвинуть штору и войти. Там одинокое сидение, обычная лавка обычной высоты. Я сел, ряса приятно подогнулась подо мной, и я ощутил всем телом странное успокоение. Слева от меня сетка, закрытая с той стороны задвижкой, а за задвижкой никого.

«Есть тут кто-нибудь?»

Ответа не последовало.

Надо мной высоченный купол исповедальни. На самой верхушке висит кадило, от которого идут приятные дуновения. Настойчиво пахнет ладаном, хотя его вкус на языке и над губами я не ощущал уже очень давно и почти забыл, каков он.

Уже долго сижу, не менее получаса, но вокруг полная тишина. Стены будто начали сужаться, но это ощущение не привносило беспокойства в мою голову. Тянет в сон и одновременно я бодр, как не был никогда. Впервые с момента появления в этом месте мне кажется, что всё наладится, хоть и я не вижу предпосылок к этому. Знакомое чувство, всё это уже было…

Я плевать хотел, что происходит с нами. Знаешь, мне похуй.

Мы оба знаем, что завтра сделаем вид, что ничего не произошло. Я подойду к тебе, а ты будешь стоять, отвернув голову в сторону. Детские обиды. Ну да, куда уж без них. И на смертном одре тоже будем капризничать. Так уж получилось, такими родились. Я попробую тебя обнять, но ты отдёрнешь мои руки и хмыкнешь, но при этом не отойдёшь. Ты будешь стоять прямо здесь, передо мной. Будешь ждать, и мы оба знаем, чего. Я попробую ещё раз – подниму руки, чтобы прикоснуться. В этот раз ты утонешь в моих объятиях, тихо заплачешь мне на одежду. Я не услышу этого, лишь почувствую, как тяжёлые капли впитываются кофтой. Ты прижмёшься ещё сильнее, тебе будет чуточку стыдно за эти слёзы. Мы обижаемся как дети, будучи взрослыми людьми, но вот плакать будто целое унижение. Ты простишь меня? И я тебя прощаю.

Смотри, всё не так плохо, и мы сделали это ещё раз. Не важно, что было вчера. Это уже прошло. Немного поболит, но мы уже привыкли. Верно? Всё это так знакомо, всё это уже было…

– Ты что-то хотел спросить? – послышался мужской голос по ту сторону створки. Глубокий, бьющий басом по стенам. Я не вздрогнул, но от удивления на сердце похолодело. Повернул лицо, заслонка всё так же не позволяет различить собеседника.

– Я… не знаю. – Даже не соврал.

Прозвучал глубокий вдох и разочарованный, до жути уставший выдох.

– Тогда зачем ты здесь? Меня позвали, сказали, что ждут. Я спустился, как только смог. И по какому поводу, ответишь ли ты?

– Нет.

Я вновь был честен с неизвестным мне человеком и в первую очередь с собой.

– Хорошо, тогда поступим по старинке. Как думаешь, это будет правильно?

– Да. – Я не знал, о чём речь, но был заинтересован. Думаю, что сделаю верный выбор, если поговорю с незнакомцем по ту сторону.

– Ты записывал что-нибудь? – с надеждой прозвучал величественный голос.

– Нет.

– Плохо. Тогда сделаем так – я задам вопрос. Ты сразу поймёшь, что от тебя требуется. Загвоздка лишь в том, что должен был начать ты, но ведь не зря я здесь. Сделаем всё побыстрее, договорились?

– Договорились.

Задвижка открылась. Я ощутил холод, идущий оттуда.

– Ты согрешил, сын мой?

Несмотря на пропавшую перегородку между нами, голос этот спустился сверху, как запах ладана, под рясой будто забегали муравьи прямо по голой коже. Какое-то странное благоговение и примитивный страх окутали с пят до головы.

– Не знаю. – Стыдливо произнёс я. Мне хотелось дать твёрдый ответ, но что могу сделать, если не помню ничего? До сих пор, даже ни намёка.

Задвижка закрылась, стало грустно. Внутри что-то обрушилось, на меня будто возлагали надежды, а я ни в коем разе их не оправдал.

«Простите меня».

Ответа нет. Я опустил голову, упёршись подбородком в грудь. По щекам потекли горькие слёзы, плечи затряслись. Заслонка открылась вновь.

– Ты не знаешь, как ты здесь оказался и за что?

– Нет, в смысле, да… вообще ничего не помню. – Я подавил всхлип, и попытался заговорить. – Даже не знаю, где нахожусь.

– Тогда нам с тобой ещё рано встречаться, но это не твоя вина. Скоро время придёт. Я покину тебя, но, надеюсь, не навсегда. Теперь это зависит от воли судьбы.

Перегородка медленно закрылась, и я не знал наверняка, но понял, что соседняя кабинка опустела. Это внутреннее ощущение на границе логики и интуиции. Смог бы я дышать на луне? Вряд ли, если верить книгам и кино, но ведь лично не проверял?

Я ощущал себя покинутым, неимоверное чувство опустошения. Из меня будто высосали саму жизнь, и даже кожа стала серой. Я посмотрел на свои ладони, они грязные. Чёрные полосы забили изгибы ладони, но кожа того же цвета, что и была всегда, а руки всё равно будто не мои. Словно наблюдаю из чужого тела, которое мне не принадлежит, но при этом тяготит осознание, что моего тела и не существует вовсе.

Я остался сидеть в кабинке, изо рта начал идти пар, заметно похолодало. Иней покрывал поверхности изнутри. Я заметил бабочку, сидящую прямо напротив меня. Она зацепилась за штору, примёрзла к ней. Я хотел протянуть руку, чтобы спрятать её и согреть, но лишь только приблизил кончики пальцев к тонким крыльям ярко-голубого цвета, как бабочка осыпалась маленькими светящимися осколками прямо мне под ноги.

Извини.

Мою голову заполняет звук ломающихся веток. Деревянные стены исповедальни трещат и расходятся. Купол скрутился в спираль, от чего вертикальные грани начали подниматься и исчезать прямо надо мной в водовороте.

Смотри. Это дерево. Оно может жить без тебя, ты ему не нужен, как и дерево не нужно тебе. Но оно может принести плоды, какие хочешь. Оно способно породить другие деревья, а ты в свою очередь можешь ему помочь. Как? Не мешать!

Я сидел на скамейке. Надо мной горел факел, держащийся ни за что. На лбу испарина, а губы трясутся. Голос в голове принимается настойчиво рваться наружу.

Полей его, оно скажет «спасибо». Спили ветку и увидишь гнилое яблоко, или не получишь ничего, но уже не тебе решать. Ты не влияешь на его решения, оно переживёт тебя на сотни лет. Ты можешь срубить дерево, но его плоды вырастут в новое растение. Тебе его не искоренить.

Кто здесь?

Оно обладает таким могуществом, что твой разум просто не может его осознать. Оно находится над тобой, находится вне твоего понимания. Ты и не должен понимать – ты должен знать! Дерево одарит тебя, если ты будешь в него просто верить, но для дерева ничего не изменится, если твоя вера погаснет или вообще не появится на свет. Оно лишь посмотрит на тебя с высоты птичьего полёта. Шёпот листьев подскажет, что оно может с тобой говорить, но услышишь ли ты? Кто знает? Не всякий, кто слышит – слушает.

Я знаю, о чем вы.

И всегда знал. Встань, впереди ещё есть дела. Поблагодари дерево, коснись его коры и поклонись в корни. Вот тебе яблоко. Хороший мальчик.

Я встал. Но что делать дальше, так и не понял. Тут огромные тяжёлые двери вновь заскрипели.