Занга хотела прогуляться по городу, по следам Рэна, по запаху восстановив траекторию его движения. Но запах мужчины, который некогда был ее другом, на этот раз возбуждал. Раньше она не испытывала к Рэну столь сильного сексуального притяжения. У нее был другой возлюбленный, и все ее мысли, в том числе эротические, были сосредоточены на нем. Рэна как мужчину она хотела лишь раз: когда они с ним танцевали на балу в честь Праздника Солнца. Но теперь все было иначе.

После того как Женя воссоединилась с Андреем, ненадолго наступили гармония и покой. Но для воссоединения с любимым самой Жене меняться особо не пришлось, это ему нужно было преодолевать преграды. Но человек должен меняться, совершенствоваться, расти. Когда его жизнь безмятежна, изменений не происходит. Рост возможен лишь через боль. Женя не знала, естественным образом они с Андреем постепенно охладели друг к другу или этому способствовали Верховные Бессмертные, но через пару десятков лет возлюбленные расстались. И теперь оба мучительно искали новую любовь, загорались и тухли.

На момент новой встречи с Рэном Женино сердце было свободно, а тело Занги, которым она теперь владела, давно не знало мужской ласки. Женщина-пантера желала заняться сексом с Рэном, причем так сильно, что хотелось рычать, царапаться и кусаться.

Занга не без труда заставила себя пройтись маршрутом Рэна. Она поняла, что он обедал в «Полнолунии», но встречался ли здесь с кем, уверена не была. Она различила с дюжину чужих запахов, но они могли принадлежать клиентам заведения, заходившим сюда в разное время просто перекусить. Да и невозможно было рассортировать запахи, чтобы потом узнать каждого из клиентов. Насторожили Зангу лишь бычьи нотки – они не могли принадлежать обычному человеку. Охотница сделала в голове пометку. Теперь, встретив кого-либо, пахнущего как человекобык, она насторожится и будет относиться к нему, как к тому, с кем мог встречаться в «Полнолунии» Рэн.

Вернувшись в свою гостиницу, Занга упала на кровать и зарычала, сминая простыни: ее ломало от желания близости с Рэном, запах которого, казалось, просачивался сквозь все щели. Если она не удовлетворит свое желание в ближайшее время, ей придется сменить номер, а то и сам постоялый двор: жить, думать и действовать, когда похоть скручивает тебя в узел, невозможно.

Глава 5. Песня Златовласки

Приняв холодный душ (а теплого, собственно говоря, и не было), Занга спустилась в трактир. Вечереть только начинало, и обеденный зал пока пустовал. Но здесь было лучше, чем в номере: утренние запахи уже улетучились, и аромат жареного мяса, рыбы и других закусок перебивал все остальные. То есть Рэном здесь даже и не пахло, и это было хорошо: можно было, не отвлекаясь, проанализировать собранные данные и наметить стратегию дальнейших действий.

Главным было то, что Рэн узнал в Занге Евжени. Скрывать свою личность дальше смысла не было. Нет сомнения и в том, что Рэн догадался: в Авалонус бессмертная прибыла по его душу. Сама Женя не поверила бы в такое совпадение и была далеко от мысли, что в него мог поверить Рэн. Наверняка он догадался и о том, с какой целью послана в этот мир женщина-пантера. Только, вероятно, думает, что она хочет убить его, как предыдущие посланцы. У нее же главной целью была не жизнь беглеца, а возвращение Артефакта. Мелькнула мысль, что они могли бы договориться. Вероятность этого, разумеется, была мала, но попытаться избежать кровопролития было необходимо.

Занга решила, что откровенный разговор с Рэном лишним не будет, и он должен состояться как можно скорее. Только затрагивать столь щекотливую тему, как цель ее визита в Авалонус, при посторонних было непозволительно. Нельзя было допустить, чтобы тайну Бессмертных узнал кто-то из смертных. Даже если риск быть услышанными был мизерным, Женя не имела права заводить разговор с Рэном по душам. Значит, нужно было назначить бывшему другу свидание где-нибудь, где точно не окажется свидетелей. Например, на берегу Зеркального озера в пригороде Вестполса – про него рассказывали Наблюдатели. Вечерами пляж возле озера пустовал, а рыбачить на нем было запрещено. Если же встречу назначить даже не на пляже, а на скалистом участке берега, пустующем даже днем, вечером собеседников там никто не увидит и не услышит. Да и учует женщина-пантера постороннего за версту.

Женя решила, что после ужина придется подняться в номер и написать Рэну записку.

Занга имела не только бесподобный нюх, но и острый слух. Из разговоров постояльцев и обслуживающего персонала гостиницы и трактира она поняла, что Рэна здесь называют Призраком, потому что он часто и надолго исчезает. Местные считают его охотником за артефактами. Где-то в другом мире Женя слышала о таких. Того, что она знала об охотниках за артефактами, было достаточно, чтобы прийти к выводу: эта работа подходит для обладателя Артефакта наилучшим образом.

Очевидно было, что встречался Рэн в «Полнолунии» с заказчиком. То есть он или отдавал заказанное, или договаривался о его передаче, или получал новый заказ. Относительно изъятия у смертных обычных артефактов Женя поручения не получала, однако посчитала, что их возвращение может стать приятным бонусом, который дополнительно смягчит сердца Верховных Бессмертных.

«Надо будет на ближайшем сеансе связи запросить у Наблюдателей список коллекционеров магических предметов, – подумала она. – Если в нем окажется человекобык, значит, я буду знать, кого искать. Останется выкрасть или отнять у него артефакт. Только сделать это желательно пораньше, пока нарушитель не покинул Вестполс».

Занга заказала стейк из розовой рыбы, печеные овощи и бокал светлого вина. Поужинав в одиночестве, поднялась в номер и принялась сочинять записку.

Рэн тоже попытался проанализировать ситуацию. Вообще-то, он далеко не всегда спешил открывать карты, но в данном случае посчитал целесообразным дать понять Евжени, что узнал ее. Ведь она первая намекнула на их давнее знакомство, упомянув про огненный танец. Он догадался, что его давняя знакомая не просто так раскрыла свою истинную личность. Решил, что она хочет с ним что-то обсудить или, возможно, даже предупредить о чем-то. Вариантов, зачем Евжени нужен этот разговор, у Рэна была куча. Евжени могла оказаться посредницей между ним и его матерью, от которой он не получал вестей с тех пор, как она передала ему Амулет. Евжени могла пытаться сообщить ему о какой-либо угрозе (по старой дружбе). Но она и сама могла быть опасна.

«Как ни крути, но, вероятнее всего, Евжени сама является киллером, – нехотя признал Рэн. – Только почему-то не прячется, не пытается напасть исподтишка, как действовали ее предшественники. Хочет обмануть, придумала коварный план? Очень может быть. Ведет двойную игру? Тоже возможно».

Понять, почему и для чего Занга решила снять маску, было невозможно, не переговорив с ней. Рэн был готов к беседе. Однако инициатором ее выступать не хотел. Как правило, инициатива показывает оппоненту, что инициатор заинтересован в чем-либо, и это дает противнику преимущество. Рэн был уверен, что Евжени, которой наверняка было свойственно, как и большинству женщин, нетерпение, долго не продержится и сама выступил инициатором встречи. Тогда Рэн сможет сделать вид, что условия сделки его не устраивают, и поторговаться. Позиция в этом случае будет более выгодной у того, кто ходит вторым. Так что задача Рэна сводилась к тому, чтобы не спешить, выглядеть уверенным и равнодушным, выстраивать оборону. Правда, защищаться, не зная, что собирается предпринять соперник, было бессмысленно: черным невозможно заранее решить, какой ход сделать первым, если белые еще не пошли. Зато потом у них появляется все больше и больше вариантов.

Рэн решил, что облегчит Евжени задачу: будет чаще попадаться ей на глаза. Тогда соблазн заговорить у нее будет выше, да и возможность сделать это будет налицо. Вечер он планировал провести в трактире, потягивая пиво, эль или другие напитки. Он мог позволить себе даже крепкий алкоголь: если попросить Это нейтрализовать яды, пьянеть Рэн будет медленно, а протрезвеет быстро. Зато тот, кто разделит с ним стол, захмелеет быстро и сильно, станет болтливым и послушным.

Когда Рэн спустился в трактир, половина столиков была занята, но Занги еще не было. Он занял столик в углу, присев за него спиной к стене. С этой позиции он видел весь обеденный зал, и никто не мог приблизиться к нему, оставаясь незамеченным.

Сцена отсюда тоже была видна хорошо. И сердце Рэна потеплело, когда на ней появилась дочь трактирщика Вестела. Он ее не видел всего полгода, но за это время она сильно изменилась: чуть подросла, стала выглядеть женственней и уверенней, как будто уже познала плотскую любовь и свою власть над мужчинами.

«Неужели нашелся гад, лишивший ее невинности, едва она встретила восемнадцатую весну?» – с досадой подумал Рэн, и обида кольнула его сердце. Он удивился эмоциям, которые вызвало у него нейтральное, считай, предположение. Он никогда не был влюблен в Вестелу и, соответственно, не считал, что она должна достаться ему первому. Да он вообще не претендовал на ее тело! Тем более что к телу прилагались рука и сердце: Пиэр наверняка посчитал бы себя оскорбленным, вздумай Рэн обесчестить его дочь.

Златовласка нашла глазами Рэна и улыбнулась ему. Вероятно, девушка знала от отца, что их постоянный постоялец вернулся, и ожидала увидеть его в трактире, где, находясь в Вестполсе, он проводил почти все время.

– Добрый вечер, господа! – произнесла Златовласка, подойдя к краю сцены. – Обычно я исполняю баллады и романсы, написанные другими поэтами и музыкантами, но сегодня я хочу подарить вам песню собственного сочинения. Называется она «Птицеловы». Я посвящаю ее Призраку и таким же, как он, охотникам за артефактами.

Рен с интересом посмотрел на Вестелу и сделал несколько хлопков в ладоши, благодаря юную певицу и подбадривая. За соседним столиком тоже зааплодировали.

– Синяя птица живет

В Тридесятом царстве,

На карте не обозначенном

Даже маленькой точкой, –

начала петь Златовласка, подыгрывая себе на инструменте, похожем на гитару (он и назывался здесь похоже – гитэра).

Они покидают дома,

Любимых, детей,

Уют и покой,

Чтобы успеть туда,

Где кончается горизонт, –

пела Вестела.

«Очень необычная мелодия и еще более необычный, неожиданный текст», – заметил про себя Рэн. И подумал, что ему эта нестандартная песня Златовласки нравится.

Как безумные, долго идут

Через дола,

Через моря,

Через высокие горы,

Неезжеными дорогами,

Неведомыми тропинками

В поисках царства,

На картах не обозначенного

Даже маленькой точкой.

Ветер

Недружелюбно встречает:

Хлещет в лицо дождем,

Треплет лохмотья,

Сбивает с ног.

Пьяная вьюга

Вихрем хохочущим

Уносит из головы

Воспоминанья.

Даже о том.

Зачем они вышли в путь, –

закончила песню Вестела. Лицо ее раскраснелось, грудь высоко вздымалась, широко раскрытые, полные тоски и тепла глаза смотрели прямо на Рэна.

Его необычайно сильно тронула песня Златовласки. Ее голос был прекрасен, и сама она сейчас была необычайно хороша. Настолько хороша, что ее хотелось обнять, прижать к себе и прижать в чуть приоткрытые дрожащие губы.

– Благодарю, я восхищен, – искренне похвалил певицу Призрак, приложив руку к сердцу.

– Что за тоска?! – раздалось от входа. – Может, хватит разводить сантименты, господа?! Я рассчитывала на более веселый вечер. Нельзя ли сыграть что-нибудь танцевальное? – раздраженно обратилась Занга к Вестеле.

– Как будет угодно, госпожа Пантерус, – смиренно ответила Златовласка, опускаясь на стул и перебирая струны. Через минуту она уже играла мелодию, напоминающую цыганочку из родной Жениной реальности.

«А Занга-то похожа на цыганку», – заметил про себя Рэн, несколько раздосадованный ее внезапным появлением и обиженный за Златовласку, песня которой подверглась незаслуженной критике.

«Уж не ревнует ли меня Евжени?» – мелькнула у Рэна в голове догадка, и на сердце стало чуть веселее.