Всё это время он провёл не совсем в лампе. Осознав, что колдун подстроил ему ловушку, Дженн открыл амулет Миркира. Чтобы не дать негодяю использовать свою силу, он укрылся в мире демонов. Он запечатал проход тайными печатями, которые открыл ему Катан. Никто кроме них двоих не смог бы распахнуть эти врата…

Долгие, долгие годы Дженн прожил не только как мужчина, но… как демон. Поначалу это было даже увлекательно. У него появилась возможность изучить собратьев Дэзерта и саму сферу. Полюбоваться было чем, ведь Мудрец создал её собственноручно из осколков своего мира, тонкой его части. Миркир был одним из его гениальных творений!..

Однако воздух демонических пластов, тамошние пища и энергии тлетворно сказывались на человеческой душе. Каким бы телом ни обладал дракон, долгое время играть в чужие игры было опасно. Тогда маг вернулся в лампу, надеясь отыскать путь на свободу.

Дженн, учившийся у величайших магов, был уверен, что быстро отыщет выход. О, как он ошибся. Лампа была уникальной ловушкой. Сплетённая внутри неё сфера оказалась абсолютно гладкой, словно зеркало – ни единой зацепки, чтобы маг мог распустить волшебный узор. И неважно, какой силой он обладал. Любая атака на сферу обращалась против её узника.

Тогда Дженн оставил свою войну и решил отдаться пространству снов. Он надеялся, что окунётся в забвение. И снова он ошибся.

Безмятежно спит лишь тот, чьи помыслы легки, а сердце свободно от страстей… Сны Дженна обернулись кошмарами. Это был парад из яви и домыслов. Калейдоскоп лиц и гримас. Заточение в лампе обернулось заточением в храме собственных ужасов.

Не имея иной почвы, новый мир дракона возрастал на крупицах радостных воспоминаний, на камнях сожалений и на глыбах отчаянья. И мир этот оказался куда страшнее Миркира.

Дракону… драконице казалось, что сферы её распадаются, как разбитая мозаика. У неё не хватило сил, чтобы изменить свою плоть к исходному виду. У неё не осталось сил даже на то, чтобы выбраться не из лампы, но из своих кошмаров в Миркир.

Кем она была? Женщиной или мужчиной? Человеком, духом, демоном… зверем? Кем она стала, оказавшись теперь на свободе? Могла ли она доверять своему телу… и уму?

Несмотря на бессилие, горячие волны демонической ярости накатывали на мага. Мужчине с трудом удавалось держать себя в руках. Он злился на себя, на Дэзерта, на некроманта, на Тикку, на весь мир и на все миры… К лучшему было, что он остался без своих волшебных способностей. Как знать, сколько бы бед он натворил, имей прежнее могущество?

– …Ты что-то затих… Снова размышляешь о своей тяжёлой судьбе? – уточнил откуда-то сзади голос Тикки. Вместе с тем послышалось позвякивание. Умный вор не терял времени, решив собрать остатки камней и монет. – Слушай, я тебе очень сочувствую, но если мы не найдём выход, можем и впрямь помереть тут. А тот богатенький козлобород порешит мою семью.

– Кто он? – откликнулся Дженн, надеясь, что сможет перенести свою ярость на кого-то одного. – Тот козлобород, что привёл тебя сюда?

– Какой-то Арлеклодий, ученик мага, – ответил воришка. – На вид лет тридцать, северянин. Разодет как принц, но обзывается как бандюга…

– Скорее всего, он ученик того козлоборода, что засадил меня в лампу, – решил Дженн. – Хотел счастья попытать с испорченным джинном… Погоди, ты говорил, что кто-то из твоей родни его обидел? Его? Или его учителя?

– Его! – фыркнул Тикка, подбираясь поближе к источнику голоса собеседника. – В том и загадка. Сто лет, говоришь, прошло? Как же так?

– Некромант обкаканный, – холодно процедил Дженн. – Он мог поменять своё тело, вселиться в молодого…

– Как делают гули! – подхватил мальчишка.

– У него на поясе были лампы? – спросил Дженн.

– Не было никаких ламп, – ответил вор. – Я профессионально изучил его одежду. Но вот что любопытно: кошель с серебром он держал в тени. В какой-то теневой сумке…

– Да, из тени иногда делают сумки. Это просто, я покажу, когда выберемся, – пообещал Дженн. – Возможно, там же колдун спрятал и лампы… Или же нашёл другой способ тянуть силу из духов.

– Откуда только всякие негодяи добывают такие знания? – недовольно заметил Тикка.

Дженн зло выдохнул:

– А что негодяев делает негодяями, ты можешь ответить?

– Неа, зато могу ещё раз позвать на помощь, если ты так и не нашёл свой лабиринт.

– Что ж, зови… Я и сам однажды услышал зов и смог помочь…

– Угу… – Тикка глубоко вздохнул и закричал в никуда: – По-мо-ги-те!

2 Король Цветочной горы

Музыка переливалась гипнотизирующим звоном бубенцов, боем таблов и бубнов. Заливались дудки и лиры. Точно птицы Даалсамы, пели женщины, сидящие по левую сторону от огня. Мелодии и голоса устремлялись к звёздному небу вместе с искрами костров и дымом. Отголоски праздника разносились вдоль немых гор сладким напевом, запахом пряностей, жареных орехов и мяса.

В рыжем свете пламени танцевали красавицы. Их чёрные волосы блестели как смола. Станы и бёдра окутывал тонкий шёлк. Груди, руки и щиколотки унизывали золотые бусы и браслеты. Нагие животы покрывали рисунки: орнаменты цветов и зверей, птиц и волшебных существ.

Грациозные и стремительные, подобно барханным змейкам, танцовщицы вырисовывали в воздухе невидимые рисунки: пальцами, кистями, стопами, движением бёдер и плеч. Их мышцы двигались то плавно, будто волны Амитары, то вдруг содрогались, точно рябь на воде. И каждый их жест, каждый шаг дарили красоту.

Танцовщицы самого Наэрана кружили головы зрителей сильнее вина. И Айшара была прекраснейшей из них. Его Айшара.

Сколько им ещё отпущено счастья? Долго ли суждено быть вместе, если Дженн… вернулся? Дэзерт гнал от себя тяжёлые мысли, но с Главой переговорил.

– Ты свободен, брат мой лев, – не отрывая взгляда от танцовщиц, Альманин сын Хасаана наклонился в сторону Дэзерта. – Ты знаешь, львы не те звери, которые будут сидеть на цепи… Я никого не держу здесь. Любой может уйти, может прийти… Тем более ты – один из Старейшин…

«Как же, «любой», – усмехнулся про себя Дэзерт, обежав взглядом зрителей, которые устроились по правую сторону от костров.

Пряный дым, поднимающийся от огня, действовал не менее опьяняюще, чем ритмичный бой барабанчиков, звон бубенцов и раскачивающие бёдрами красотки. На демона дым не оказывал влияния, но магическим зрением он ясно видел, как отрава надежнейшей из цепей стискивала души. Его Айшару в том числе…

Пока Дэзерта это устраивало. Он не видел большого вреда в уловке Главного. Иногда людей не удержать просто хорошими речами о чести, доблести и воздаянии негодяям. Хасаан умел завлекать людей одним лишь словом, его сын не унаследовал этого свойства.

Старый Хасаан основал в пустыне Поцелуй Наэрана небольшое поселение вольнодумцев ещё в эпоху власти истинных Намуров. По рождению он был знатным вельможей – одним из тех, кого не устраивало правление царя царей. И он был великим мудрецом, которому пустыня и её гневный покровитель Наэран открыли свои тайны.

Хасаан не просто основал посёлок для изгнанников, но клан сьидам. Ассадоны – львы Наэрана, защитники несправедливо оскорблённых – выполняли роль чистильщиков Джаэруба подобно сумеречным лисам, о которых Дэзерту рассказывала Дженна. Они называли себя воинами Шама и были сьидам – охотниками Южного континента.

Как удавалось поселению существовать посреди самой знойной пустыни Юга, где дождь проливался лишь раз в год? Разгадка крылась в гигантских деревьях, растущих к северу от Басилиона: между морем и горами. Местные называли их «древами жизни» или «отцами семян». На человечьем наречии элибирского название звучало чудно – «баба баб».

Вид деревьев был столь же диковинный и вызывал ассоциации именно с отцовством. Будто гигантские жирные корнеплоды торчали из песков, протягивая к солнцу свои неказистые скрюченные «корешки». Но в само̀м их необъятном теле и заключалось главное богатство – вода. Настоящие корни бабабабов уходили глубоко вниз, вытягивая влагу из подземных источников. А мягкие и пористые стволы накапливали воду не хуже колодцев.

Сама кора «отцов семян» широко использовалась целителями. Листьями, древесиной и золой лечили болезни и раны, а дымом отпугивали кровососущих насекомых. Бабабаб был практически бессмертен! Содранная кора быстро восстанавливалась. Полые стволы продолжали жить. Их можно было использовать в качестве жилища, а после дождей такое дерево долго сохраняло воду внутри себя.

«Дженну наверняка бы поразило это открытие», – невольно промелькнуло в мыслях у Дэзерта.

К тому же ассадоны использовали ту же фразу, что и её сумеречные лисы. «Мы там, где нужны. Мы там, где должны быть», – говорили их Старейшины. Интересно, какая связь была между львами и лисами?

Но Дженне наверняка не понравилось бы нововведение Альманина. Последователь своего отца вместо возвышенных речей стал использовать пьянящий дым. «Сено, сухая трава», как называл её Главный, было непростой травой. Её смолы приятно кружили голову, но вызывали стойкое привыкание, что позволяло удержать людей от измены и предательства.

По-видимому, для той же цели в тайную обитель приводили и красивых женщин. Ни одной дурнушки здесь было не сыскать! Сюда шли сбежавшие невесты, несправедливо обвинённые жёны, молодые матери с детьми, чьи отцы совершили преступления столь тяжкие, что казнить обязывали всю семью.

Айшара была дочерью одной из таких матерей – Рамле. Девочке было тринадцать, когда она появилась в тайной обители. Айши только-только расцвела и была очень хороша собой. Многие из мужчин пожелали взять её в жёны. Разумеется, согласие девочки никого не волновало. Тогда на защиту принципов свободы, которые не всегда успешно проповедовали ассадоны, встал Дэзерт.

Айшара не только дивно танцевала, но уже в детстве проявляла необычайный талант к поэзии. Её стихи пленяли, словно красота звёздного неба и бескрайних песков. Айшара умела так тонко рассказать о чувствах, что и демон поневоле проникся её восторгом, страстью, страхами и мечтами.

Не столько красотой, которую Дэзерт вдоволь повидал на своём веку, сколько талантом Айшара Рамле заставила владыку Миркира забыть о прошлом. Несколько лет Дэзерт охранял этого котёнка от посягательств львов Наэрана. Затем однажды вечером она сама явилась к нему. С тех пор они не расставались.

Они не расставались ни днём, ни ночью. Когда Дэзерт уходил на задания ассадонов и ночевал где придётся, воспоминание об Айшаре всегда было с ним. А теперь женщина плясала пред его глазами, однако стоило демону прикрыть веки, как в темноте он слышал голос другой.

– Я уйду завтра днём, – объявил Дэзерт, поднеся руку к груди, где хранил подарок подруги.

Продолговатый камень с золотистыми жилками, который ему преподнесла когда-то Айшара, демон туго обвил кожаными шнурами и, не снимая, носил на шее, словно амулет.

– Направляешься в столицу? – заинтересовался старый Альманин.

– Там мы в последний раз виделись с моим приятелем, – объяснил Дэзерт. – Почему тебя это волнует, уважаемый?

Старик выразительно вздохнул, устремив взгляд к звёздам.

– Я не хотел тебе говорить, не будучи уверенным. Но… Ты покидаешь нас, и я вынужден поспешить. Скажи, сможешь ли ты в честь нашей долгой дружбы выполнить для львов последний заказ? Ибо только такому, как ты, я могу доверить его…

Демон снова усмехнулся про себя, прекрасно зная, что права на отказ Альманин никому и никогда не даёт. Ссориться с Главой он не намеревался, и потому кивнул:

– Что за заказ?

– Видишь новую деву? – старик указал жестом на одну из танцовщиц.

– Дара, – припомнил Дэзерт. – Сбежала из гарема…

– Из гарема царя царей, – подавшись к самому уху собеседника, прошептал Альманин сын Хасаана.

– Наэран задери меня, – вздохнул Дэзерт.

– Идём, потолкуем подальше ото всех… – предложил Глава.