Майерс зажал его прямо рядом с Макеевым на соседнем пульте, держа правую руку в захвате и яростно добивая кулаком в селезёнку. Чаров ударил его ногой в бедро несколько раз, прежде чем всё-таки попал в пах. В долю секунды, пока противник справлялся с болью, выдернул руку из захвата и пробил ладонью под челюсть. Майерс отшатнулся, а Данислав схватил его затылок и послал лицом об своё колено. Даже почувствовал, как кости треснули. Потом оттолкнул, но и сам упал. Последний удар в селезёнку только дошёл. Дошёл так, что Чаров взвыл, стоя на коленях и зажимая рёбра.

На мгновение в глазах потемнело, и мир вокруг будто растворился в космической пустоте. Данислав едва вздохнул сквозь боль, но поднял голову.

На мониторе перед Макеевым схематически светилась башня и мигающие красным участки на ней. Менялись цифры частоты, потому что демпферы выходили на указанную, и тревожные сообщения вспыхивали одно за другим: «Критические значения. Угроза резонанса конструкции».

Сергей Петрович всё сделал. Данислав пополз к нему, по дороге сумел встать.

С той стороны прозрачной стены атриума, Гиберов замер, увидев своего лейтенанта. Пока Чаров сидел на полу, его не было видно за терминалами. Артур Иванович не знал жив или нет. Упали ведь оба. Но обрадоваться полковник не успел. Макеев встал, взял пистолет, лежавший на панели, и направил на Данислава.

Тот замер, подняв руки. Программа в сознании Сергея Петровича продолжала выполняться, и если кто-то попытается его остановить, он будет противодействовать.

– Сергей Петрович… – прошептал Данислав.

Тот смотрел прямо на него пустым взглядом, а на мониторе система рапортовала о критическом превышении допустимых значений. Пол под ногами всё больше вибрировал.

На той стороне атриума начальник охраны дёрнул Гиберова:

– Взрываем дверь?

– Нет, подожди…

Артур Иванович смотрел на то, как Макеев твёрдой рукой целится в грудь Данислава. Взрыв сейчас может спровоцировать реакцию «спящего». Чарова он точно застрелит, а потом и себя, скорее всего. Гиберов понял, что ничего они отсюда не сделают. Только Данислав может.

– Давай, Даня, – напряжённо произнёс полковник. – Работай.

Чаров как раз сглотнул, держа руки поднятыми. Хотя это было нелегко.

– Всё в порядке… – прошептал он.

Макеев медленно моргал. И ствол пистолета смотрел точно в сердце Данислава. Будущее и настоящее сблизились до последних минут. До выстрела… которого не избежать.

Чаров коротко вздохнул через боль, решаясь на отчаянный шаг, и прошептал:

– Пап… опять со мной не поедешь?

Макеев смотрел прямо на него. Данислав улыбнулся:

– В прошлый раз не смог, пап, всё нормально. Работа важная, но сейчас всё закончили, да? Поехали со мной.

Чаров медленно двинулся к Сергею Петровичу, наблюдая за тем, как по его застывшей руке пробежала дрожь.

– Поехали, пап, поехали… – шептал Данислав, повторяя слова, которые не давали Макееву покоя.

Дрогнули неподвижные веки Сергея Петровичи. Скорость моргания изменилась. Чаще. Чаще. Слёзные железы реагировали на внутренние изменения, и глаза Макеева наполнились влажным блеском.

– Всё хорошо, пап, я здесь, давай…

Чаров едва дышал сам. Боль в подреберье мешала говорить, сбивала голос. А он должен был говорить. Ещё немного.

Данислав протянул руку за оружием и сделал последний шаг. Последний перед будущим. Ведь он не знал тактильного элемента – точки на теле, которой надо коснуться, чтобы завершить программу в сознании. Это могло быть всё, что угодно – ладонь, локоть, мочка уха. Возможно, предплечье. Это наиболее удобное для контакта место. Но Чаров понял, что дотянуться до него не успеет, поэтому… надо сделать по-другому.

– Пап, – прошептал Данислав. – Слышишь? Папа, ты мне нужен прямо сейчас. Очнись. Иначе погибну.

Рука Чарова легла на оружие. По щекам Макеева текли слёзы, но внезапно веки остановились, и палец нажал на спусковой крючок в тот же момент.

Грохот выстрела остался в пределах атриума. Гиберов и остальные услышали только приглушённый хлопок и увидели, как лейтенанта отбросило назад, и он рухнул на пол. А Макеев внезапно завопил. Оружие выпало из руки, и Сергей Петрович с хриплым криком очнулся.

– Господи… – он ринулся было к Даниславу, но Гиберов нажал кнопку громкой связи с атриумом и крикнул ему:

– Макеев, дверь открой! Для медиков!

Сергей Петрович бросился бегом наверх, ввёл код отмены блокировки и ринулся обратно. Подскочил к неподвижно лежащему парню и схватил его. Из-за всех эмоций не сразу понял, что крови не видит.

– Даня! Даня! – Макеев просто кричал.

Чаров внезапно открыл глаза, сморщил лицо и сквозь сжатые зубы зарычал:

– А-а-а, как больно-то…

Артур Иванович, подбежав к ним, выдохнул с облегчением:

– Напугал, зараза! Лежи пока, сейчас медики подойдут. Макеев, выруби демпферы!

Не дожидаясь ответа, полковник схватил главного инженера за плечо, поднял и потащил к пульту:

– Вырубай быстро!

Гидроплатформу уже сотрясало так, что стоять было едва возможно. Вибрация от металла била в ступни, и на всех экранах мигали тревожные сообщения. Сергей Петрович, подскочив к пульту, вернул автоматическую настройку, чтобы немедленно запустилось гашение колебаний.

Дашков уже отправлял операторов по местам:

– Проверка систем! Полный отчёт!

Макеева трясло. Половину пока не понимал. Думал только о том, что… видел сына. Вот прямо только что. Говорил с ним. Будто побывал в аду и в раю одновременно.

– Всё, Макеев, отойди пока! – отправил его Гиберов.

И Сергей Петрович побежал обратно к Даниславу. Тот уже сидел. Китель смог расстегнуть сам, и Макеев быстро помог ему с бронежилетом. Чаров ещё порычал от боли, пока снимали, а Сергей Петрович нервно спросил:

– Ты знал? Да? Что я выстрелю, знал?

Данислав дышал тяжело, но всё рано улыбнулся:

– Сергей Петрович, я же будущее вижу. Конечно, знал.

Чаров, покачиваясь, встал.

– Ну ты, ты… – Макеев не выдержал и схватил парня в объятия. – Кассандра!

– Даня, ты там как, нормально? – крикнул ему Артур Иванович.

Сам вместе с медиками стоял над Майерсом. Тот был жив, но с разбитой дважды челюстью в себя пока не пришёл. А полковнику он нужен был в состоянии, приемлемом для допроса.

– Да, да, да… – отмахнулся Чаров.

Артур Иванович кивнул медикам на лейтенанта и главного инженера:

– Осмотреть. Макеева тоже.

Сергей Петрович взялся руками за голову:

– Вот тварь! Как? Когда?

– В прошлый приезд мог, – ответил на его вопрос Данислав.

Пока медик осматривал Чарова, Сергей Петрович всё сокрушался:

– Как я же я не понял, что он меня обработал?!

– Никто бы не понял, – успокаивал Данислав. – Сергей Петрович, это невозможно.

Медик вколол лейтенанту обезболивающее, велел зайти на УЗИ и наклеил электронные противошоковые пластыри на грудь в двух местах – там, где осталась гематома от удара пули и болела ушибленная селезёнка. Чарову сразу полегчало. Стало можно хотя бы стоять ровно, а не согнувшись.

– Чёрт! Как будто во сне ходил! – ругал себя Макеев.

– Что помните? – с интересом спросил Данислав.

Сергей Петрович помнил всё. Абсолютно всё. С момента, как Майерс взял его за локоть в столовой. Но это было, словно во сне. Ему будто снилось, что он на работе, ведёт человека, как и обещал в ЦУЗ на экскурсию. И это нормально. И ему надо настроить демпферы, и это тоже нормально, а потом…

Макеев сглотнул, взглянул на Чарова и прошептал:

– Я сына видел. Это ты?.. Ты сделал?

Данислав тяжело вздохнул:

– Сергей Петрович, простите, но только так мог вас вывести. Если есть сильная подавленная эмоция, она может сбить программу. Больше не было вариантов.

– Даня, всё нормально, – прошептал Макеев. – Я ведь с ним пошёл. В этот раз…

Сергей Петрович помнил это ярче, чем что-либо в жизни: сына, живого, с блеском в глазах, стоящего прямо перед ним. И его слова: пап, поехали. И одну лишь мысль, пронзающую собой сознание:

– Я с тобой, сынок, с тобой.

После этого его внезапно выбросило в реальность, и Даня отлетел от выстрела. а Макеев осознал, что нажал на спусковой крючок пистолета.

– Почему я?..

Сергей Петрович не знал как спросить.

– Почему всё-таки выстрели? – понял Данислав. – Это защита программы. Мне надо было, чтобы она сработала в момент наибольшего сопротивления. Вы видели сына и оружие, направленное на него. И когда стреляли, мозг не смог этого принять. Поэтому отделил программу, подавил её.

Макеев покачал головой:

– Н-да, интересная всё-таки у тебя работа.

– Не то слово, – усмехнулся Чаров, прижав руку к рёбрам.

А на весь зал раздался довольный голос полковника Гиберова, державшего комплексес возле уха:

– Товарищ генерал, проект «Кассандра» работу закончил! «Вавилон-3» вне опасности!

***

Полковник торопился доложить начальству об успехе, так что отбыл сразу, забрав диверсанта. За Чаровым прислал второй вертолёт.

Сергей Петрович провожал лейтенанта. Искренне хотел поддержать Данислава, особенно после того, как тот сказал, что ему нужен общий наркоз, чтобы опять оказаться в летающей железной коробке.

На вертолётной площадке, пока оставалось ещё несколько минут до отбытия, Макеев всё-таки попросил:

– Кассандра, глянь одним глазом, что там?

Данислав поднял голову, скользя взглядом вверх по башне «Титании». Сергей Петрович видел, как заиграли зрачки парня, сопровождая свет далёких событий, которым ещё только предстояло произойти.

– Ну что там, что там? – переживал Макеев.

Чаров видел, как далеко в небе – там, где исчезали из виду тросовые линии лифта, вспыхивает всё больше сигнальных огней на новых секциях растущей станции «Оберон», как формируются фермы для строительства кораблей на орбите. Дни сменяли ночи, и огромная искусственная звезда космического порта ярко озарила небо своим светом. Данислав видел, как протянулись к белой луне линии тросовых дорог, словно тонкие нити, сшившие вместе Землю и её спутник. И теперь видно, что космос вокруг планеты уже не пустой. Этой границы больше нет. Между человечеством и звёздами – только шаг.

– Всё там хорошо, Сергей Петрович, – улыбнулся Чаров.

Он опустил голову и взглянул на Макеева.

– Ты проследи, чтобы так и оставалось, – попросил тот.

Данислав засмеялся, но без сомнений кивнул:

– Так точно, прослежу.

Инцидент

Промышленную зону города закрыли в шесть утра. Автоматические шлагбаумы остановили движение электричек и разбили нескончаемые потоки рабочих на группы людей, заблокированных на разных участках километрового пропускного коридора.

– Может, промзону вообще закрыть? – слышалось в толпе. – Запереть и затопить нас к чертям?

Вадим прислонился к стене, не прислушиваясь к разговорам. После ночной смены сил не осталось. От длительной работы со сварочным аппаратом болели глаза, и, несмотря на закапанное в медпункте лекарство, которое всё ещё стекало по щекам, парень едва мог взглянуть на прожекторы. Их ледяной свет скользил по всей длине пропускного коридора, обнесённого металлическими сетками.

Впереди на башнях огромного опорного пункта пограничной зоны города горели информационные экраны: «Входы в районы закрыты. Угроза диверсии. Выполняйте требования законной власти». Сообщение обновлялось каждую минуту, чередуясь с изображением государственного герба и двухцветного флага.

– Как можно разрешать военным стрелять на поражение?

– А они военные? Они каратели! Никакого отношения к военным они не имеют…