Раскат грома. История о жизни и смерти создателя «Щегла» и удивительной силе искусства (страница 9)
Саския была образованна, бесстрашна и богата. Она выросла в Леувардене – миниатюрной копии Амстердама, но чьи арочные мосты и узкие булыжные улицы напоминают Делфт. Ее отец был известным адвокатом, бургомистром и основателем местного университета. Их семейный особняк до сих пор стоит в двух шагах от оживленных магазинов кружев и молочного рынка. В возрасте семи лет Саския потеряла мать, в двенадцать – отца и отроческие годы провела под опекой старшей сестры. Однако же она отвергла предложение некоего старого пройдохи из Фрисландии, предлагавшего покровительство в обмен на ее состояние. Вместо этого, не став торопиться, она училась и проводила много времени с художниками и интеллектуалами. Так, в 1633 году, когда она отправилась в Амстердам навестить Хендрика, среди сопровождающих был Говерт Флинк, который также станет гостем на ее свадьбе.
Ее характер проявляется в самом выборе Рембрандта – мятежного и необузданного сына мельника, склонного к театральщине, если судить по его ранним автопортретам. На тот момент он уже написал феноменальный «Автопортрет», который она не могла не видеть, поскольку он хранился среди студийных работ Рембрандта. На нем художник предстает одиночкой, заблудшим в ночи, его глаза чернее окружающей тьмы. Он поместил себя точно на границе между тьмой и лучом света, который освещает гладкую щеку и белое кружево воротника, тем самым подчеркивая, как талантливо художник передает кожу и ткань. Но черты спрятаны в тени, оставляя его истинное лицо (можно сказать, истинную личность) вне досягаемости. Сцена искусно срежиссирована, но вместе с тем полностью скрыта от нас. Вам нужно вглядеться, чтобы найти Рембрандта, а обнаружив его, вы испытываете еще одно потрясение: он уже смотрит прямо на вас, держа в поле своего зрения.
Если посмотреть на автопортреты Рембрандта, разбросанные по всем Нидерландам, то можно заметить, что на каждой картине он выглядит по-разному. Волосы меняют оттенки от рыжего до каштанового и золотистого, нос то увеличивается до размера картофелины, то становится маленьким и острым, как клюв. Он предстает учтивым мечтателем, а на следующем полотне он вял и подавлен. Его автопортреты дают истинное представление о внутреннем непостоянстве, о том, как за личностью меняется и внешность, никогда не оставаясь такой, как прежде. Эта изменчивость и делает Рембрандта таким человечным, таким, что называется, шекспировским.
И тем более показательны его изображения Саскии: тем он оказывает ей ту же милость. Его молодая жена меняется изо дня в день. Первый рисунок дает нам общее представление о том, каковы были черты ее лица: маленький налитый рот, едва заметный двойной подбородок, который со временем обещал стать гораздо более выраженным, красивые круглые глаза, мягкие завитки волос. Но на картинах он может изображать ее волосы и совсем светлыми, и рыжеватыми, и темными. Поначалу она выглядит оживленной и кокетливой. На знаменитом офорте, где они вдвоем стоят напротив зеркала, она уже более полная и статная. Он смотрит в зеркало в упор, чтобы запечатлеть свое отражение, она же, облаченная в бархатное платье, сидит за столом позади мужа и не сводит с него взгляд. Горничная укладывает ей волосы, она лежит в постели, изнуренная беременностью, болезнью, а то и всем сразу. На одном листе с этюдами она появляется пять раз: то молодая и белокурая, со светлыми ресницами, то более изможденная и грузная. Как же она выглядела на самом деле?
Саския предстает во многих обличьях. Вот одетая в дорогое платье голландская жена читает в ленивой позе или смотрит на какой-то невидимый предмет, что лежит у нее на коленях. В струящемся золотом она предстает в образе богини. Он рисует ее в жемчугах – они нитями вплетены в ее волосы, обернуты вокруг шеи, поблескивают в ушах. Может быть, так Саския была одета в день свадьбы. Они отправились во Фрисландию, наблюдая пейзажи с ветряными мельницами и плакучими ивами. Его мать поставила букву Х вместо своей подписи, хотя и не присутствовала на свадьбе. Родственники Саскии относились к нему с настороженностью, а когда он купил новый дорогой дом, то уже не скрывали своего ужаса. Ему даже пришлось подписать несколько юридических обещаний, чтобы успокоить их, но потом он нарушил их все.