Никто и никогда не угрожал моему придурку отчиму. Никто и никогда. Думала, людей, готовых пойти против Шилова не существует. Я словно впервые делаю вдох, плечи распрямляю. Представляю, как мы оба выходим из этого гребаного здания – свободные, полные планов и надежд!

Отчим вырывается в коридор и продолжает орать на поражение, хотя двери лифта за Агаевым сомкнулись. Я отчаянно борюсь с желанием залезть под стол, ощущая подступающую тошноту.

В коридоре появляется Иванов, шиловский дружбан:

– Зря ты начал оскорблять пацана. Пилот он перспективный, а то, что полез спасать соперника, – можно было… хм… обыграть. Выставить в положительном свете. Болельщики любят драму.

– У него был сход на Гран-при! Он мог бы прийти первым, но забил на спонсоров, команду и болельщиков! Подвел всех! Я месяц как на этой должности, на фига мне такие риски?!

– Если парням из БМВ (а он пойдет сейчас именно к ним, я уверен) придет в голову моя идея, могут возникнуть проблемы. Озлобленные пилоты соперников – вещь неприятная, ведущая к рекордам. Не нашим, Кость. А скоро сезон.

– Тогда нужно сделать так, чтобы и в БМВ его не взяли. Чтобы вообще никто не взял. Никогда и никуда!

Юляшка радостно кивает.

Отчим и Иванов возвращаются в кабинет, продолжая громко спорить, я же вглядываюсь в экран и упорядочиваю свои взбесившиеся от ора мушки. Постепенно они складываются в слова.

В какой-то момент я ловлю на себе взгляд Светланы Васильевны и улыбаюсь ей ободряюще. Она быстро отводит глаза и кривит губы. Светлана работает с отчимом столько, сколько я его знаю. И про меня ей тоже известно все.

Все вокруг в курсе моих проблем и ведут себя с предубеждением. Как же хочется сбежать и побыть одной! Хотя бы пару дней!

Моя семья для этого слишком заботлива.

Больше всего на свете я боюсь вернуться в клинику и смотреть на идеальный газон. День за днем. Месяц за месяцем. Тошнота вновь подступает к горлу.

* * *

Остаток дня я хочу погуглить Агаева. Не для себя, просто интересно: он такой смелый или такой глупый, чтобы тягаться с Шиловым? Хочется, чтобы у Тима все сложилось и его взяли в БМВ или куда он соберется еще.

Кто-то же должен утереть этому козлу нос!

Из задач мне сегодня прилетело лишь ознакомиться с должностной инструкцией, а это я выполнила еще в воскресенье. Больше делать совершенно нечего, поэтому мысли снова и снова возвращаются к сегодняшней сцене.

Я просто ни разу не видела ничего подобного. Тим как будто Дед Мороз для взрослой девочки. С посохом и секретом.

Дождавшись, когда Светлана Васильевна уйдет в ресторан за поздним обедом для Шилова, – а он никогда не пользуется услугами курьеров – я решаюсь.

– Слушай, Юляш, можно позвонить с твоего телефона? У моего батарея села. – Показываю выключенный свой.

– Конечно. Только, Насть, никаких мотоциклов по лесу. Если ты из-за меня свернешь себе шею, я…

– Надо подтвердить визит к парикмахеру.

Сестра запросто протягивает мобильник, и я хочу расцеловать ее в обе щеки. Так легко все получилось. Сжимая трубку в руке, выхожу из приемной и проскальзываю в дамскую комнату.

Мой личный телефон каким-то образом передает информацию, что я делаю. Уверена в этом. Иначе бы меня не нашли так быстро в прошлый раз – я гуглила ту станцию, смотрела, когда заезды эндуро.

Быстро захожу в поисковик и вбиваю «Тим Агаев». Тут же высвечиваются статьи. Их так много, надо же. Да ты и правда звезда!

Одна из верхних строчек имеет заголовок: «Жалкая попытка пиара». Пробегаю глазами.

В таком-то году… перспективный пилот Тимофей Агаев во время ралли ударил машину известного гонщика Федора Матросова… который погиб на месте… Спустя шесть лет Тим сошел с трассы, чтобы поучаствовать в спасении племянника Федора – Егора Смолина. Что это было: пиар или искреннее желание помочь?.. Менеджер «Охотников за штормами» Игорь Смолин высказывается категорически. Пиар. Неудачный. Агаев зарекомендовал себя непредсказуемым пилотом… Спонсоры разрывают контракты… Команда «Скорость 360», за которую выступал Тим, на грани разорения… Череда неудач…

Жесть.

Я открываю видео и смотрю, как парни в черных и оранжевых комбинезонах бегают вокруг горящей машины. Сердце ускоряется. Надо же, я еще способна что-то чувствовать. Голова кружится, когда трое из них лезут прямо в пекло, чтобы вытащить неподвижное тело. Я уже видела этот ролик, но тогда он был с цензурой, сейчас же мороз по коже.

Ни фига себе пиар. Они что, слепые?!

– Настен, все в порядке? – раздается голос Светланы Васильевны.

Я впиваюсь пальцами в телефон Юляшки. Волосы встают дыбом.

– Да-да, сейчас иду.

– Я там сэндвичи принесла. Сходи поешь.

– Спасибо.

Очищаю историю браузера, прячу мобильник в сумку и выхожу из кабинки. Пока иду в кабинет, прокручиваю в голове кадры жуткого видео. Я, конечно, понимаю, что некоторые люди ради пиара готовы на все, но броситься в огонь… Отчего-то чувствую ненависть и презрение к Игорю Смолину.

Тим. Мне ли не знать, как легко угодить в аутсайдеры. И как сложно от этого ярлыка избавиться.

– Настя, зайди к Константину Викторовичу, – говорит Светлана. – Он хочет поговорить.

А как же сэндвичи?

– О чем?

– Сходи и узнай, – пожимает она плечами.

Юляшка листает фотки на ноуте, ни о чем не беспокоясь. У нее с Шиловым прекрасные отношения, она даже фамилию его взяла. В отличие от меня.

Я смотрю на дверь и не могу придумать ни одной причины для адекватного отказа. Я просто… не такая отбитая, чтобы в огонь кидаться.

– Пошли вместе, – спохватывается Юля, когда я подхожу к кабинету. – Я тебя отпрошу на вечер, хочу рассказать о Тиме. Надеюсь, у него ничего не получится, иначе это будет совершенно несправедливо!

Глава 6

Рекорд – это не просто цифра или результат на табло. Это доказательство мастерства, упорства и силы духа. Возможность войти в историю, стать легендой.

Рекорд – это символ победы в самой сложной борьбе: борьбе с самим собой.

Из редкого интервью Федора Матросова

Тим

– Расскажи мне, как он умер.

– Я расскажу вам, как он жил…

Я опускаю крышку ноутбука и смотрю в серый потолок.

Фильм Эдварда Цвика «Последний самурай» я смотрел раз десять и всегда находил в нем что-то новенькое для себя. Этот раз тоже не стал, блядь, исключением.

Реальность такова, милый друг, что в этой цитате из культового кино смысловая ошибка.

Всем плевать, как кто жил. Насрать громадную кучу, если хотите прямолинейности. Взять в пример Федора Матросова, который при жизни не попал ни в одну сводку новостей. Никому дела не было, что живет в Сибири такой уникальный чел, у которого японцы заказывают движки для своих соревнований и просят консультаций. Он организовал школу картинга, тренировал молодняк, внушал мечты и веру в будущее. Замечал и взращивал дарования. Благодаря этому парню в Красноярске появились две сильнейшие гоночные команды, в дальнейшем и другие города подтянулись. Нигде об этом не написано.

В день, когда Федор погиб, он стал звездой. Ну и я вместе с ним.

Федор не был богат, не был успешен, у него никогда не было жены или хотя бы постоянной женщины. Но в мире гонок, по крайней мере в нашей стране, абсолютно все знают, что погиб он на трассе под колесами собственного ученика. Такая вот, сука, драматичная история: размозжить череп самому лучшему человеку на планете и жить преспокойно дальше. Кто-то бы смог? У меня, как видите, получается. Живу, блядь, и радуюсь.

Мы с Семеном, главным механиком, перебрались в столицу, так как команда «Скорость 360» разорилась. Менеджер, пилоты и большинство механиков свалили. Скатертью дорога.

Этот гараж мы выкупили каким-то чудом за копейки, перетащили инструменты и кубки как остатки роскоши. Более-менее прибрались. Если бы я писал автобиографию, то назвал бы эту главу «День дна». Заслуженного.

Герой моей биографии постоянно бы что-то делал, потому что когда он останавливается, то сталкивается с тем, что не может понять цели. Поэтому каждый день. Каждую минуту. Каждую гребаную секунду он капец как занят. Или гоняет, или ебется. Иначе мысли громкие, и их невозможно перебить.

Старый механизм скрипит, поднимая ворота, и нашим с Семеном взорам открывается картина – два раздолбанных мерса на фоне серой стены.

Краем глаза считываю, как каменеет лицо механика, и прежде чем он начнет ныть о тленности бытия, я встаю перед ним, заслоняя собой тачки, и сообщаю радостно:

– Они почти в идеале.

– Агай, твою мать.

– Почти, – повторяю. Это слово в последнее время преследует меня как приколоченное. Раздраженно хмурюсь. – Нужно ток немного подлатать.

– Мы не соберем нормальную боевую машину из этого хлама, Тим, можешь резать меня ножами.

– Мы соберем ее за два месяца.

– Ты прикалываешься?

Семен пытается обойти меня – не даю. Сделав пару попыток, он сплевывает и начинает ругаться.

– Предлагаю для начала пойти пожрать где-нибудь, – захожу издалека. – А потом, уже в хорошем настроении…

Он злобно стреляет глазами и заваливается в гараж. Я сжимаю зубы и иду следом.

– Это хлам.

– Здесь почти целый корпус. – Упираюсь ногой в капот. – А там – движок в норме.

Почти целый корпус. Почти идеальный движок. Почти самый быстрый оргазм в жизни Насти Луцкой.

Гребаное слово. Как проклятье. Надо что-то с этим делать, в каком-то месте пора разорвать круг, а то так и будем в хорошистах.

Пульс внезапно ускоряется, сердечная мышца работает на износ, и я ощущаю что-то вроде нервного срыва. Минута тишины – и сразу перманентно херово.

Мы с Семеном мрачно пялимся на ушатанные мерсы. Он закуривает.

– Какой план, Тим?

Встряхиваю головой и заявляю:

– Гонка «24 часа Нюрбургринга».

– Иди ты на хер, – тут же следует ответ.

Я не обижаюсь. Он одумается.

Жду, пока Семен отводит душу, строя трехэтажные матерные конструкции, и начинаю говорить:

– Любительские команды на более серьезные соревы не пустят. Перед нами двери закрыли наглухо, сам же в курсе. Я не понимаю почему, но со мной не хотят даже разговаривать, будто кто-то поставил где-то галочку. Наш шанс – Нюрбургринг. – Помолчав, добавляю: – Закрытые двери надо выбивать. Я уже подал заявку.

– Ничего, что четырехдверная? – Семен обходит седан по кругу.

Уже соображает по делу, что хорошо.

– Я изучил правила, там нет ограничений. Мы доделаем подвеску, переставим движок, кое-что допилим.

– Кое-что! Ага. А почему именно мерс, Тим?

Усмехаюсь, вспоминая встречу с батей Юляшки. Догадывался, конечно, что он откажет, но значение имеет форма. Он угрожал, и такое чувство, что именно с его легкой руки мне и перекрыли кислород. А еще мне не понравилось, как на Шилова смотрела его секретарша. Хотя этот момент я поспешно вычеркиваю: такие заботы не в моем стиле. Блядь, не знаю, в чем дело, меня триггернуло от ее страха. Было бы все иначе, я бы познакомился.

– Потому что на этой гонке будет выступать шиловская команда «Автоспорт», которую официально спонсирует «Мерседес».

– Ты хочешь в гонке на мерсе обойти официальную команду мерса?

– Не только обойти. Мы поставим рекорд.

– Боюсь, ты скорее взорвешься в этой груде металла, чем поставишь рекорд.

Мы снова мрачно пялимся на железные дрова.

– Значит, взорвусь, – пожимаю плечами равнодушно. И при этом ничего не чувствую.

Пус-то-та.

Единственное, чего я действительно боюсь, – это что Семен меня тоже кинет, а нового механика, которому доверяешь, найти невозможно. Тогда останется один путь, я с двадцати лет четко вижу его перед собой. Драматичные истории нужно заканчивать драматично, не так ли? Всем плевать, как человек жил. Имеет значение, лишь как он умер.

– Если ты победишь, то станешь легендой.