В принципе, минус был один. Но довольно большой. Джейн жила с липовыми документами. Нет, паспорт был проведён по базе, с этим не было проблем. За деньги можно сделать всё, что угодно. Но он всё равно был липовым, и у Джейн не было остальных документов. Если бы её, к примеру, задержали, и начали копать, то тут же бы вскрылось отсутствие у девушки налогового и страхового номеров. Паспорт был, для отвода глаз и для покупки билетов. Менялся раз в десять лет, примерно. Но теперь, когда все данные о гражданах были систематизированы, отсутствие документов стало проблемой, конечно.

Паспорта – Российский, и очень дорогой, заграничный – у Джейн имелись, в основном, чтобы быстро покупать билеты через интернет. Визы приходилось проставлять с помощью внушения. Любая проверка документов тоже не обходилась без внушения. Можно в таком случае вообще отказаться от документов, но ведь тут какое дело… внушить пропустить её в самолёт можно. А люди вокруг? Всех не зачаруешь. А места в самолёте? Нет. Билет нужен. А значит нужны и паспорта. Что же касается имущества, то его себе Джейн позволить не могла. Слишком изворотливые и мутные схемы надо было изобретать для того, чтобы покупать недвижимость и завещать потом самой себе, но так, чтобы никто об этом не догадался. Поэтому её квартира в Москве принадлежала Наде Гуминской, её старой знакомой. Подруге, можно так сказать. Вот только Наде пошёл восьмой десяток, и она переживала, что квартира Джейн принадлежит ей. Знала все нюансы, но всё равно беспокоилась. Чего она беспокоилась? Что Надин непутёвый внук, вступив в права наследства после её смерти, выкинет Джейн из дома? Смешно… или, может она волновалась за внука? Тут Джейн и правда было смешно.

– Ленк, ты ещё тут?

– Ага. Жду. Может, ещё вопросы есть?

– Думаешь, не надо искать отца?

– Джейн… это твоё дело. Хочешь – ищи. Не хочешь – не ищи.

– Есть ещё вопрос…

– Говори?

– Наша кровь лечит рак?

– Вроде бы, да. Вроде бы, всё лечит. Но я бы не игралась со смертельными заболеваниями. Там свои законы.

– В смысле?

– Если кто-то должен умереть – дай ему умереть.

– Ты серьёзно, что ли?

– Ну да. Иначе могут быть последствия. Нарушение порядка вещей – не шутки.

«Твою мать!» – подумала Джейн, а вслух сказала.

– Ладно, спасибо подруга! Сиди в своей засаде.

– Ага. Ты обращайся, если что. Поищем родителя твоего.

Джейн не хотела ехать домой. Она сидела в своей собственной засаде. Просто в машине на парковке, бесцельно и бессмысленно. Весь день сегодня был таким. Как с похмелья. Вчера Джейн так напилась крови, что её потом тошнило. Вот оно ей надо было! Можно же как-то по-другому было живодёра этого помучить. Нет, блин, проснулся в ней вампир…

Телефон зазвонил. «Макс» – светилось на экране. И фотка неугомонного Максима Вострякова, которого Джейн бросила полгода назад, а он до сих пор звонил. Это был, пожалуй, ещё один минус существования Джейн. Она не могла встречаться с простыми смертными подолгу. Ну, год. Ладно, два. Потом это могло затянуть не на шутку, а Джейн не старела. Тут либо сдаваться и не пить кровь, чтобы стать в итоге как все. Стать зрелой, состариться, умереть. Родить детей, вырастить их. Но этого Джейн совсем и не хотелось. Захочется лет через двести-триста – пожалуйста. Но это тогда уже точно будет не Макс. К тому времени умрет не только он сам, но и его дети и внуки.

Одержимость Макса Джейн не пугала. По той же причине и не пугала. Сколько ещё месяцев своей короткой жизни он будет готов потратить на то, чтобы пытаться её вернуть? И даже если готов, то всегда можно внушить ему, на крайний случай, что никакой Джейн в его жизни не было.

Она поехала в сторону дома, но домой не пошла – зашла в ресторан. Поест, выпьет, а там уже может и захочется на свой уютный диванчик с книжкой. Там-то он и нарисовался. В ресторане. Подошёл и отодвинул стул.

– Присяду? – и сел.

– Макс, ну почему же ты по-русски то не понимаешь?! – огорчилась Джейн. – Раз не отвечают тебе на звонки – значит, не хотят разговаривать! Нет? Не доходит?

– Если что, имей в виду. Я пил боярышник. Внушить мне не получится!

Джейн, которой как раз принесли салат, чуть не уронила вилку. Не уронила. Ловкость вампира, и всё такое. Она посмотрела на официанта – тот, вроде, не обратил внимания. Отошёл уже от стола. Потом Джейн посмотрела на Макса и невинно спросила:

– Прости, а ты о чём?

– Ты же не думала, что я просто уйду, когда ты бросила меня без всякой причины?

– Нет?

– Нет. Отчаявшись с тобой поговорить, я начал следить за тобой. Нет, я всегда знал, что ты непроста. Но насколько ты непроста, я узнал только вчера вечером.

– Вчера вечером ты тоже за мной следил? Или следил не ты?

По растерянности Макса Джейн сразу поняла, что дело нечисто.

– Говори, идиот! – прошипела она.

– Нет, в посёлке за тобой следил я. Я один. Там всё чисто, не волнуйся. А детектив, которого я нанял, отслеживал, куда ты направляешься. Давал мне адреса. Первая странность случилась на приёме, на который я не смог попасть.

– Так…

– Ты вошла, не похожая на себя. Как школьница, но в вечернем платье. И в парике. А вышла ты спустя сорок минут совсем в другой одежде, и со своими волосами. С большой сумкой ещё. В тот вечер на этом приёме…

– Я в курсе, что там произошло. – она не дала ему договорить. – И что?

– Это ведь ты? Ты убила того мецената?

– Как ты следил за мной в посёлке? – перевела разговор Джейн.

– Пролез в лаз в заборе и смотрел в окно.

– Класс. Надо было штору закрыть.

– Ты вампир. Всю ночь я читал о вас, где только можно. Узнал, чем можно защититься от вампира.

– Так ты сюда защищаться от меня пришёл? Я вроде на тебя не нападаю… и это ты меня преследуешь. А не наоборот.

Макс молчал. Потом спросил:

– Можно у тебя вина отпить?

– Валяй. – он вцепился в бокал и сделал три больших глотка.

Джейн махнула официанту и попросила бутылку.

– Есть будешь? – спросила она у Макса.

Он кивнул, потом помотал головой. Когда вино было на столе и бокал у Максима был свой, Джейн спросила:

– Ты зачем за мной бегаешь? Почему просто не отстал, когда я тебя послала?

– Я тебя люб… лю… любил… нет, люблю. И мне было непонятно, как так можно. Вот всё хорошо, всех всё устраивает, а на следующий день – нахер иди. Ну не бывает такого! Я… я переживал, может случилось что.

– Поэтому стал следить?

Он кивнул. Потом спросил:

– Ну не ошибся же я? Всё хорошо же было у нас? Или, я это себе придумал? А?

Джейн посмотрела на него. Красивого и растерянного. Боярышника выпил, надо же. Видать всю ночь занимался углублённым изучением вампиризма…

– Всё хорошо у нас было. И я не совсем вампир.

– Как же… я же видел…

– Впечатлило? – горько усмехнулась Джейн.

– Да ужас! Ну, в смысле, наверное, ты знаешь, что делаешь. Наверное, тот мужик был очень плохим. Ты ведь хорошая, Женька! Я тебя знаю. Знаю и люблю.

Она сдержала слезу, которая просилась вытечь из глаза.

– Ладно… я расскажу. Но сначала идём ко мне. Я соскучилась…

Если бы в семнадцатом веке, когда Дарен родился, существовало бы слово понты, оно бы подошло ему лучше всего. Ему и сейчас оно подходило. Иногда он останавливался у зеркала и смотрел на себя, по-прежнему двадцатипятилетнего. То, что Дарен видел в зеркале, радовало его каждый раз. Кстати, какой идиот придумал, что вампиры не отражаются в зеркалах?

Дарен и в семнадцатом веке был одет по последней моде. Он был профессиональным жиголо. Конечно, пока был жив. Удовлетворение потребностей стареющих, хватающихся за соломинку, графинь, баронесс, и даже княгинь, не приносило ему никакого удовольствия, но давало возможность жить с шиком. Единственное, чего ему, молодому, тогда хотелось.

Дарен и жил, как хотел. На широкую ногу. Внешностью, слава Богу, природа его не обидела. Но возраст уже давал о себе знать. Это сегодня двадцатипятилетний парень, считай, юноша. А в то время, когда родился и жил Дарен, тебя в двадцать пять того и гляди могли выкинуть на помойку. Потому что имелись мальчики и помоложе. Когда у тебя за душой ничего, кроме внешности и мужского достоинства, рассчитывать тебе не на что. Будущее туманно. Всё чаще тогда мелькали у Дарена мысли о самоубийстве. Приличные люди стреляются, когда их жизнь заходит в тупик. Он думал, что и ему придётся, видимо… но как же не хотелось, видел Бог!

Дарен был стрельцом-пехотинцем в Москве – тогда Москва была столицей, как и сейчас. На этой службе его и заприметила сорокалетняя баронесса Черкасова. Он принес в её дом записку по поручению командира. Записка предназначалась мужу Анны Васильевны. Увидев Дарена, баронесса вдруг сорвалась:

– Сколько сие будет продолжаться? Не живёт он тут боле! Ступайте к его плебейке, и несите туда своё послание!

– Оно, в общем-то, не моё…

– Что ты там бормочешь? Ты кто?

Дарен отчитался по всей форме. Анна посмотрела на него внимательно и спросила:

– Может быть, вина?

Он пожал плечами и согласился. Вина так вина.

Баронесса жаловалась на жизнь. На возраст. На неверного мужа. На то, как она несчастна и одинока. Дарен сочувствовал, но не слишком. У этой дамочки было то, чем вполне можно было утешиться и не ныть. Не раскисать. У Черкасовой было состояние.

Но он утешил баронессу. Как мог. После бурной продолжительной близости Анна спросила:

– А что, Дарен, нравится ли тебе твоя служба?

– Разве у меня есть выбор? Платят мало, но платят. Зерно дают. Думал, в Кольский острог попроситься. Там больше рубликов.

– Я могу тебя освободить. Будешь при мне. – задумчиво сказала баронесса.

– Благодарю покорно. И кем же?

Дарен нанял комнату на Никольской. Баронессе Черкасовой он довольно скоро надоел, но она успела превратить Дарена в привлекательного, хорошо одетого, грамотного человека. Что-что, а грамоту парень схватывал на лету. К моменту расставания с Анной за ним уже выстроилась очередь богатых, стареющих, разочарованных в жизни, москвичек из дворянского сословия. И целых четыре года всё было превосходно, пока Дарен не понял: скоро всё закончится. Состояния он этим не нажил, хоть княгиня N. и выпросила для него графский титул у Алексея Михайловича. Что ему давал тот титул? Позволял не чувствовать себя деревенщиной и изгоем. Денег к титулу не прилагалось. Спасибо, что хоть титул дали.

И вот, когда тоскливые удушливые мысли одолели Дарена Васильева окончательно, он вдруг встретил на званом пиру у одной баронессы странного господина. Очень странного господина.

Мужчина был шикарно одет, как-то даже по-заграничному. У него была бледная кожа и внимательные тёмные глаза. И он смотрел, почти не отрываясь, на Дарена. Всё кончилось тем, что к середине обеда Дарен уже с трудом сидел на своём стуле. Ёрзал, нервничал… краснел. Он слышал, конечно, что мальчики, живущие за счёт богатых и знатных дам, иногда делают ЭТО не только с дамами. Но видит Бог, Дарен к такому был совершенно не готов.

Внимательно следя за незнакомцем, Дарен готов был поклясться, что гость ничего не ест. И это была ещё одна странность. Итак, бледность, блестящие темные глаза, отсутствие аппетита… что же с ним не так? Этот мужчина болен?

– Дарен, милый, вы нездоровы? – спросила какая-то девушка слева от него.

Он вздрогнул и повернулся к ней на секунду. Ответил невпопад:

– Да-да, всё в порядке.

Она пожала плечами. Дарен перевёл взгляд на свою тарелку, и исподтишка снова взглянул на странного господина. Его даже как-то представляли… Дарен забыл.