Рабочая группа, присланная в Мацяо для проведения земельной реформы^[19], первым делом стала выяснять, есть ли в деревне помещики и злостные угнетатели. Мацяосцы тогда порядком струхнули – мямлили, заикались, несли околесицу, а потом и вовсе стали прятаться от городского начальства, запирать ворота. В конце концов рабочая группа казнила самого страшного эксплуататора из Лунцзятани и прошла по окрестным деревням с гонгами, барабанами и отрубленной головой на шесте. Теперь мацяосцы почуяли кровь и высыпали на улицу, предвкушая скорую расправу над старым врагом. К членам рабочей группы явилась делегация деревенских мужиков с предложением первым делом казнить Оглоблю Си.

– Какое за ним преступление?

– Эксплатация, все как вы говорите.

– Какого рода эксплуатация?

– Бездельничает, огорода не сажает.

– А еще?

– Носит заморскую тикалку на цепи.

– Карманные часы? Награблено у бедняков. Еще что?

– Змей ядовитых ест, это разве дело?

– Змеи – не преступление. Нам главное – есть ли у него во владении горы, леса или поля. Будем устраивать передел.

– Есть у него поля, есть – как не быть?

– Где?

Тут мужики замялись, дескать, сами идите искать его поля, что-нибудь да найдется.

– Куда идти?

Один показал на восток, другой на юго-запад.

Рабочая группа провела дознание, оказалось, никакими полями Оглобля Си не владел, равно как лесами или горами, в доме у Оглобли стояло только несколько клеток с птицами, а так – пусто, хоть шаром покати. Карманных часов у него тоже не нашли – Оглобля сказал, что подарил их одной бабенке из Лунцзяпина. Такого человека нельзя было причислить к помещикам, злостным угнетателям и врагам новой власти. Резолюция рабочей группы возмутила деревенских мужиков, соглашаться с таким решением они никак не хотели. Вращали налитыми кровью глазами, втолковывали начальству: раз уж вы Пэн Шиэню срубили башку (Пэн Шиэнем звали злостного угнетателя из Лунцзятани), почему Оглобле не срубите? Из них двоих Оглобля – настоящий плут, он в своих плутнях вон до чего дошел! Пэн Шиэню такого и не снилось! Старика своего за внука выдает!

Слова про старика и внука вопроса никак не проясняли. Рабочая группа устроила подробное разбирательство и лишь спустя несколько дней наконец выяснила, как было дело: однажды по Мацяо прошел удивительный слух – будто бы Оглобля Си живет на свете уже больше сотни лет, будто бы он раздобыл в заморских землях пилюлю бессмертия, поэтому даже в таком почтенном возрасте пышет здоровьем и сияет румянцем. А старик на самом деле никакой не отец Оглобли, а внук – с детства рос неслухом, перечил деду, отказался пить пилюлю бессмертия, а теперь сморщился и почернел, словно старая люффа. Многие деревенские, услышав такую удивительную историю, посмотрели на Оглоблю Си другими глазами, несколько человек набрались смелости и пришли к нему домой, чтобы выяснить, правда это или выдумки. От Старого Си они ничего не добились – тот городил одну сплошную глухомань. А из Оглобли каждое слово приходилось клещами вытягивать, но гости так просто не сдавались, осаждали долгожителя расспросами, засыпали похвалами, и наконец Оглобля неохотно пробурчал, что сам не знает, сколько живет на свете, но императоров на его веку сменилось порядочно, всякого успел насмотреться. Сказал так и велел своему старику укладываться спать. И тут гости явственно услышали, что Оглобля назвал старика щенком – а разве видано, чтобы младшие называли старших щенками?

Мацяосцы не могли остаться равнодушными к пилюле бессмертия. Друг за другом они понесли Оглобле деньги, вино, мясо, чтобы он поделился с ними своим сокровищем. Некоторые приводили жен, потому что Оглобля говорил, что конституция у людей разная, стало быть, и пилюли нужно готовить разные: если у мужчины слабое начало ян, в его пилюлю следует добавить «росу трех вершин» – то есть слюну, млечный сок и сок из тайного места его жены, «напитать ян сгущенным инь», тогда пилюля возымеет действие. Конечно, в приготовлении такая пилюля была куда сложнее обычной, тут требовался особый подход, и Оглобля Си брался за это дело крайне неохотно. Иногда пилюля раз за разом не удавалась, «роса трех вершин», которую приносил покупатель, никуда не годилась, но после долгих и слезных уговоров Оглобля соглашался помочь несчастному и собрать росу вместо него: запирался с его женой в доме, опускал полог и принимался отчаянно скрипеть кроватью. Само собой, сил на все эти упражнения он тратил немало, так что и плату за такую пилюлю требовал больше.

Подобных случаев становилось все больше, и в конце концов люди заподозрили неладное. Сначала женщины, у которых Оглобля брал «росу трех вершин», краснея до самых ушей, поделились друг с другом сомнениями. Скоро и мужчины изменились в лицах, но было уже поздно. А незадолго до того, как в деревню прибыла рабочая группа, один из мацяоских пащенят, подученный матерью, пробрался к дому Си и подслушал, что на самом деле, когда рядом никого нет, Оглобля зовет старика отцом! Стало быть, Оглобля никакой не долгожитель, и пилюли бессмертия у него нет, а отец его специально притворялся внуком, чтобы людей дурачить!

– Мошенник, – уяснив суть дела, кивнул председатель рабочей группы.

– Сколько денег вы ему отнесли? Сколько зерна, сколько женщин? – спросил другой начальник. – Смело рассказывайте, он у нас за все поплатится.

Деревенские кипели от ярости, но когда пришла пора давать показания, начали мяться и вилять. Члены рабочей группы понимали, что дело это щекотливое, пораскинули мозгами и наконец придумали: позвали какого-то грамотея, рассказали ему, что к чему, он взмахнул кистью и сочинил сразу полтора десятка преступлений, в которых обвинялся Оглобля Си: моральное разложение, сговор с помещиками и эксплуататорами, вооружение разбойничьих шаек, противодействие осуществлению земельной реформы, незаконное предпринимательство, и так далее, и тому подобное. В конце концов определили его как реакционного хулигана, связали и привели на допрос.

– Отвечай, есть у тебя пилюля бессмертия?

– Что вы, что вы! – трясясь всем телом, отвечал рабочей группе Оглобля Си. Вся его спесь куда-то подевалась, от страха даже сопли из носу потекли.

– Что ты им продавал?

– Ас… Аспирин.

– Ты хоть понимаешь, что натворил?

– Я… Я… Занял реакционную позицию, осуществлял моральное разложение, вступил в сговор с помещиками и эксплуататорами… – Оглобля слово в слово перечислил все обвинения, которые предъявила ему рабочая группа.

– Все понял?

– У меня с детства память хорошая, любой иероглиф с первого раза запоминаю.

– Что ты мелешь! Это твои преступления, по каждому из них ты должен признать свою вину!

– Признаю вину, признаю.

Рабочая группа отправила его с конвоиром в уездный центр. Конвоировал Оглоблю паренек из народного ополчения, неизвестно, что он там съел по дороге, а только рвало его сначала желтым, после зеленым, а в конце черным, пока глаза у бедняги не закатились и он не свалился замертво. Оглобля Си сделал конвоиру искусственное дыхание, раздобыл где-то ведро с чистой водой и промыл ему желудок, а когда пареньку стало получше, взвалил его на спину, потащил в уездный центр и сдал своего конвоира в уездную управу вместе с ружьем. И себя, разумеется, тоже сдал. Потом у Оглобли спрашивали, почему он не сбежал по дороге. Куда мне бежать, куда бежать, отвечал Оглобля Си. Я должен переродиться для новой жизни, вылезти из навозной ямы своих преступлений и служить народу.

Принимая во внимание законопослушность Оглобли Си по дороге в уездный центр, власти уездной управы смягчили ему приговор, дали на два года меньше и отправили перевоспитываться в далекий совхоз. Однако ходили слухи, что приговор вообще отменили, потому что Оглоблю заметил какой-то начальник в уездном центре, взял его на поруки и устроил работать врачом на шахту, чтобы Оглобля поставил свое мастерство на службу народу. А кто-то из деревенских клянется, будто видел Оглоблю в одной из чайных уездного центра: его некогда длинные волосы были острижены ежиком, но что самое удивительное – говорил Оглобля Си без капли глухомани. Беседовали обо всем на свете, под конец Оглобля разомлел и по секрету похвастался, что сам отравил конвоира по дороге в город, потом спас его и в результате скостил себе срок на целых два года.

Не знаю, можно ли верить этим рассказам.

Отец Оглобли умер вскоре после его ареста. И глухомань, которую они разносили по Мацяо, рассеялась, оставив по себе только отдельные слова вроде иодной тинктуры и щелока, столь удивившие меня спустя много лет. И еще в Мацяо у Оглобли осталось по меньшей мере три сына, три заостренных подбородка, каких нет больше ни у кого в округе, они появятся в следующих статьях моего словаря как непосредственные участники новейшей истории Мацяо.

△ Котло́вый
△ 同锅

В Мацяо не знают слов «родной» и «кровный». Родных братьев здесь называют котловыми, имея в виду, что они выросли, хлебая варево из общего котла. Если мужчина женится во второй раз, его прежний брак называют «первым котлом», а новый брак – «вторым котлом». Очевидно, что родственные связи в Мацяо обращают на себя куда меньше внимания, чем котлы, а точнее – их содержимое.

В Мацяо «образованную молодежь» расселяли по баракам семерками, на семерых полагался один котел. Местным было все равно, что у нас разные фамилии, что мы не приходимся друг другу родней, но то обстоятельство, что мы едим из общего котла, служило достаточным основанием для принятия многих решений. Например, по пятым числам в Чанлэ обычно устраивали ярмарку, и если в это время в горах или на поле было слишком много работы, бригадир разрешал отправить в поселок только одного человека от котла, а остальные должны были топать на работу. Всем городским хотелось погулять на ярмарке, но как мы ни бились, как ни доказывали бригадиру, что не приходимся друг другу родней, что каждый из нас имеет одинаковое право попасть на ярмарку, все было впустую. Общий котел, из которого мы ели, опровергал все наши доводы.

Однажды влюбленная пара из городских решила образовать семью и готовить себе отдельно от остальных товарищей, не попавших в плен любовного чувства. И это решение принесло нам неожиданную выгоду. В бригаде постоянно не хватало сурепного масла, его не могли распределять по трудоединицам или по головам, как остальные продукты, поэтому кладовщик раздавал масло по цзиню на котел, чтобы вдобавок к радостям и горестям родные делили друг с другом еще и масло. И вот, увидев на кухне «образованной молодежи» второй котел, кладовщик без всяких возражений выдал нам два цзиня сурепного масла, то есть в два раза больше, чем обычно.

До отвала наевшись жареного риса, мы с блаженными улыбками вытирали масляные губы и подумывали купить на кухню еще два или даже три котла, чтобы показать кладовщику во время следующей раздачи.

▲ Котлови́ны
▲ 放锅

Когда девушку выдают замуж, самым важным обрядом на свадьбе считаются «котловины»: невеста ставит на очаг в мужнином доме новый котел, носит воду, промывает крупу, колет дрова, разводит огонь и варит рис, показывая тем самым, что отныне принадлежит семье мужа. Поэтому и свадьбу в обиходе часто называют котловинами. Лучшим временем для котловин считается зима, и не только потому, что зимние месяцы – пора отдыха от страды, и не потому, что люди могут потратиться на свадьбу лишь после сбора урожая. Мацяосцы объясняли мне, что в холодное время года невесте сподручнее пододеть вниз несколько ватных курток – молодые гости на котловинах любят побезобразничать и пораспускать руки. Вот и вся разгадка.