Он наслаждался Светланой. Ей всегда удавалось в точности объяснить, что именно ему следует делать, чтобы доставить ей удовольствие, и он ни разу не обманул ее ожиданий. Все, что он узнал о терпении и настойчивости, он узнал от нее. В сочетании с его собственной природной склонностью доводить любое дело до конца это приводило к тому, что Светлана все раньше и раньше уходила с работы. Он был польщен. Лето пролетало незаметно.

В выходные, когда Светлана приходила с мужем в гости к Баррингтонам и они с Александром никак не проявляли свою близость, сексуальное напряжение казалось ему почти самоцелью.

Потом Светлана начала выспрашивать его о проведенных вне дома вечерах.

Беда была в том, что теперь, когда Александр попробовал сладких яблок по ту сторону забора, ему захотелось быть по ту сторону, но не только со Светланой.

С радостью продолжая отношения с ней, он проводил бы время с девушками своего возраста, но однажды в воскресенье вечером, когда все пятеро ужинали картошкой с селедкой, Владимир, муж Светланы, сказал, ни к кому в особенности не обращаясь:

– Думаю, моей Светочке нужна вторая работа. В библиотеке ее, очевидно, перевели на полставки.

– Но когда же она будет навещать мою жену? – положив себе в тарелку еще картошки, поинтересовался Гарольд.

Все они сидели за небольшим столом в комнате родителей Александра.

– Ты меня навещаешь? – спросила Джейн у Светланы, и на миг за столом повисла тишина. – Ну конечно. Каждый день. Я вижу тебя днем.

– Наверное, вы, девчонки, классно проводите время, – сказал Владимир. – Она всегда приходит домой в таком прекрасном настроении. Не знай я ее так хорошо, то подумал бы, что она завела какой-то бурный роман. – Он рассмеялся, как мужчина, которому сама мысль об интрижке жены кажется восхитительно абсурдной.

Светлана откинула голову и тоже рассмеялась. Даже Гарольд хохотнул. Только Джейн и Александр сидели с каменными лицами. Оставшуюся часть обеда Джейн не проронила ни слова, только напивалась все больше и больше. Вскоре она заснула на диване, а остальные убирали со стола. На следующий день, когда Александр пришел домой, он застал трезвую и хмурую мать, ожидавшую сына в его комнате.

– Я отослала ее, – сказала она сыну, когда он вошел и бросил на пол пакет с библиотечными книгами и свою куртку, встав перед матерью со сложенными на груди руками.

– Ладно.

– Что ты делаешь, Александр? – тихо спросила она.

Он догадался, что она плакала.

– Не знаю, мама? А что делаешь ты?

– Александр…

– Что тебя тревожит?

– То, что я не слежу за своим сыном, – ответила она.

– И тебя это волнует?

– Не хочу, чтобы было слишком поздно, – произнесла она тонким взволнованным голосом. – Я знаю, это моя вина. В последнее время я не слишком… – Она замолчала. – Но что бы ни происходило в нашей семье, ей больше нельзя сюда приходить, если она хочет скрыть это от своего мужа.

– Будто ты скрываешь от своего то, чем занимаешься днем?

– Будто ему есть до этого дело, – возразила Джейн.

– Будто Владимиру есть до нее дело, – бросил Александр.

– Перестань! – воскликнула она. – Какой в этом смысл? Встряхнуть меня?

– Мама, я знаю, ты не поверишь, но это не имеет к тебе ни малейшего отношения.

– Александр, мне действительно в это очень трудно поверить, – с горечью сказала Джейн. – Ты, такой красивый парень, говоришь мне, что не смог найти себе молодую девушку взамен женщины почти моего возраста, к тому же моей подруги?

– Кто сказал, что не смог? И могла бы эта школьница отучить тебя от выпивки?

– О, вижу, это все же имеет ко мне какое-то отношение! – Она так и не поднялась с дивана, пока Александр стоял перед ней со скрещенными на груди руками. – Ты в это намерен превратить свою жизнь? Стать игрушкой для скучающих взрослых женщин?

Александр почувствовал, что выходит из себя, и стиснул зубы. Мать чересчур его раздражала.

– Отвечай! – громко потребовала она. – Ты этого хочешь?

– Чего? – так же громко произнес он. – Тебе кажется, у меня много более привлекательных вариантов? Что в этом тебе кажется таким отталкивающим?

– Не забывайся! – Джейн подскочила. – Я все же твоя мать!

– Тогда поступай как моя мать! – прокричал он.

– Я заботилась о тебе!

– И посмотри, куда это нас завело. Баррингтоны обустраивают свою жизнь в Ленинграде, а ты тратишь на водку половину папиного заработка, и тебе все мало. Ты продала украшения, продала книги, шелк и белье. Что осталось, мама? Что еще ты можешь продать?

Впервые в жизни Джейн отвесила Александру пощечину. Он понимал, что заслужил ее, но не смог сдержаться:

– Мама, ты хочешь предложить мне решение. Хочешь сказать мне, что делать, после того как месяцами не разговаривала со мной. Оставь, я не стану слушать. Тебе придется стать лучше. – Он помолчал. – Перестань пить.

– Сейчас я трезвая.

– Тогда давай завтра поговорим.

Но назавтра она напилась.

Возобновились занятия в школе. Александр познакомился с девочкой по имени Надя. Однажды Светлана встретила его у дверей школы. Он смеялся вместе с Надей. Извинившись перед ней, Александр пошел со Светланой по улице.

– Александр, я хочу поговорить с тобой. – Они дошли до небольшого сквера и сели на скамейку под осенними деревьями. – Твоя мать знает, верно?

– Да. – Он откашлялся. – Послушай… так или иначе, нам надо расстаться.

– Расстаться?

Она произнесла это слово так, будто оно ни разу не приходило ей на ум.

Он с удивлением взглянул на нее.

– Нет, не надо! – воскликнула она. – Ради чего?

– Светлана…

– Александр, неужели не понимаешь? – Она задрожала и взяла его за руку. – Это просто испытание для нас.

Он отнял свою руку:

– Это испытание, которое мне не выдержать. Не знаю, о чем ты думала. Я школьник. Мне шестнадцать. Ты замужняя женщина тридцати девяти лет. Сколько, по-твоему, это могло продолжаться?

– Когда мы начинали, – хриплым голосом произнесла она, – я не думала об этом.

– Ладно.

– Но теперь…

Он опустил глаза.

– Ох, Света…

Она встала со скамейки. Хриплый всхлип, вырвавшийся из ее груди, обжег Александру легкие, словно он вдохнул в себя ее несчастную одержимость им.

– Разумеется. Я нелепа. – Она ловила ртом воздух. – Ты прав. Конечно. – Она попыталась улыбнуться. – Может быть, в последний раз? – прошептала она. – В память о старых временах? Чтобы по-человечески попрощаться?

Вместо ответа Александр опустил голову.

Отступив от него на шаг, она взяла себя в руки и произнесла как можно более спокойно:

– Александр, идя по жизни, помни о том, что у тебя есть удивительный дар. Не расточай его понапрасну, не раздавай бездумно, не принимай как должное. Это твое оружие, которое будет с тобой до конца твоих дней.

Больше они не виделись. Александр записался в другую библиотеку. Владимир и Светлана перестали у них бывать. Поначалу Гарольд интересовался, почему они больше не приходят, но вскоре забыл о них. Александр знал, что отец с его неустроенной внутренней жизнью вряд ли стал бы беспокоиться, почему не видит больше людей, которые ему не очень-то нравились.

Наступила зима. 1935 год сменился 1936-м. Они с отцом встретили Новый год вдвоем. Пошли в местную пивную, где отец заказал Александру стакан водки и попытался поговорить с ним. Их разговор вышел кратким и вымученным. Гарольд Баррингтон, будучи по-своему разумным и дерзким, не обращал внимания на сына и жену. Александр не понимал тот мир, в котором жил отец, и не мог понять, даже если бы мог. Он знал, что отец хотел бы, чтобы сын был на его стороне, понимал его, верил в него, как верил в детстве. Но Александр был уже не способен на это. Время идеализма прошло. Осталась только жизнь.

Утрата одной комнаты, 1936 год

Ну сколько можно было терпеть все это?

Одним темным январским утром в субботу на их пороге появился невысокий человек из домоуправления в компании еще двоих с чемоданами и помахал бумажкой, извещающей Баррингтонов, что они должны освободить одну из своих комнат для другой семьи. У Гарольда не было сил спорить. Джейн была пьяна и не возражала. Только Александр попытался возразить. Но это было бесполезно. Жаловаться было некому.

– Не говорите, что это несправедливо, – сказал Александру ухмыляющийся домоуправ. – У вас на троих две прекрасные комнаты. Их двое, и у них нет жилья. Она беременна. Где ваш социалистический дух, товарищ, будущий комсомолец?

Александр с Гарольдом перенесли кровать Александра, его маленький комод, книжный стеллаж и вещи. Александр поставил свою кровать у окна, а комодом и стеллажом сердито отгородился от родителей. Когда отец спросил, расстроен ли Александр, тот огрызнулся:

– Я мечтал в шестнадцать лет жить с вами в одной комнате. Я знаю, вы тоже не нуждаетесь в личном пространстве.

Они говорили по-английски, используя слово, которого не было в русском языке и обозначало личное пространство.

Проснувшись на следующее утро, Джейн пожелала узнать, что делает Александр в их комнате. Было воскресенье.

– Я здесь навеки поселился, – сказал Александр и вышел.

Он сел на поезд до Петергофа и один гулял по парку, смущенный и сердитый.

Чувство, сопровождавшее Александра в его юной жизни, что он пришел на эту землю для чего-то особенного, не покинуло его, но растворилось внутри его, заполнило его кровеносные сосуды. Оно больше не пульсировало в его теле. Александр теперь не знал, к чему нужно стремиться, его переполняло отчаяние.

«Я мог бы пережить это, если бы только продолжал считать, что после детства, после юности что-то в этой жизни будет моим, то, что я смогу сделать своими руками, и, совершив это, я сказал бы: я сделал это со своей жизнью. Я сделал свою жизнь такой».

Надежда.

Она покинула Александра в то ясное солнечное воскресенье, и пропала его целеустремленность.

Конец, 1936 год

Гарольд перестал приносить в дом водку.

– Папа, а ты не думаешь, что мама сможет доставать водку другими путями?

– На что? У нее нет денег.

Александр не сказал отцу о тысячах американских долларов, привезенных из Америки и припрятанных ею.

– Перестаньте говорить обо мне так, словно меня здесь нет! – прокричала Джейн.

Они с удивлением посмотрели на нее. Впоследствии Джейн стала красть деньги из карманов Гарольда и покупать на них водку. Гарольду пришлось держать деньги вне дома. Потом Джейн застукали в чужой комнате, где она рылась в вещах людей, успев захмелеть от найденных ею французских духов.

Александр опасался, что следующим естественным шагом матери будет растрачивание на выпивку денег, привезенных из Америки. Это прекратится, лишь когда кончатся все деньги. Сначала советские рубли, накопленные ею на службе в Москве, затем американские доллары. Мать вполне может за год потратить все свои доллары на водку, покупая ее на черном рынке. Она потратит деньги, и что потом?

Без этих денег он пропадет.

Александру надо было, чтобы мать какое-то время продержалась в трезвом состоянии, разрешив ему спрятать деньги вне дома. Он знал: если она обнаружит, что он взял их без ее разрешения, то впадет в истерику и Гарольд узнает о ее предательстве. Если Гарольд узнает, что его жена не доверяла ему с момента их отъезда из Соединенных Штатов, не доверяла, когда любила и уважала его, не верила в его устремления, идеалы и мечты, которые, как он считал, она разделяла с ним с самого начала, – если он об этом узнает, то, как чувствовал Александр, не оправится. А он не хотел отвечать за будущее отца, он хотел лишь иметь деньги, которые помогли бы ему устроить собственное будущее. Этого же хотела его трезвая мать. Он знал об этом. В трезвом состоянии она позволит ему спрятать деньги. Весь фокус заключался в том, чтобы привести ее в трезвое состояние.

Как-то Александр промучился два выходных дня, пытаясь удержать мать от выпивки. Она в приступе ярости осыпала его бранью и изливала на него свою желчь. В конце концов даже Гарольд не выдержал:

– Ради бога, дай ей выпить и скажи, чтобы заткнулась!