Каждой клеточкой своего тела я хочу соврать, однако у меня в голове совершенно пусто – ни единого правдоподобного объяснения. Быть может, я просто слишком устала врать, не только за этот день, но и за все прошедшие годы. Я слишком измучена всей той ложью, которую мне приходилось выдумывать, и усилиями, которых это требо вало.

Сейчас я просто не в силах солгать еще раз.

– Мой папа немного перебрал с выпивкой. Его нужно отвезти домой.

– Разве он живет не в Денвере? А он не может просто взять такси?

– На самом деле мы не знаем, где он, – бормочу я.

На его лице отражается понимание.

– С ним такое часто бывает?

– Нет, конечно, нет! Наверное, у него просто был плохой день. – Мой ответ звучит слишком поспешно и оборонительно, как будто я лгу. Что, разумеется, правда. – Но ты не мог бы… ты не мог бы не говорить об этом Робу?

Ума не приложу, почему я решила отдаться на милость Брендана. Я ему не нравлюсь, у него нет причин проявлять ко мне доброту, и в его поведении ни разу не было даже намека на то, что он может поступить со мной великодушно.

– Ладно, – соглашается он, кладя ладонь мне на спину. – Но чур я поведу. Ты уже наполовину спишь, а мое лицо слишком прекрасно, чтобы его размазали по дереву.

Я замираю.

– Тебе необязательно ехать со мной.

– Одна ты не поедешь. – В его категоричном тоне отчетливо слышен подтекст: он либо едет со мной, либо сообщает Робу.

Вот только я не хочу его компании. Особенно с учетом того, какое неприятное зрелище нас может ждать, если отец перебрал.

– Но ты же совсем не выспишься…

Он тяжело сглатывает и облизывает губы.

– Мой отец тоже много пил, – тихо поясняет Брендан.

Я не знаю, как поступить… Мне нетрудно представить, как в итоге Брендан преподнесет Робу все, что выведает этой ночью, со словами: «Вот видишь! Я был прав насчет нее». Однако сейчас его взгляд открыт, честен и, против обыкновения, серьезен.

Брендан ведет меня к своей машине, а я без возражений следую за ним.

* * *

Пока он объездными путями выезжает на шоссе, мы не разговариваем. Теперь я не знаю, как себя с ним вести, потому что рядом с Бренданом я всегда была или язвительной, или настороже, причем это в некотором роде загадка даже для меня самой. Ведь по своей натуре я не жестока… Почему же общение с ним вызывает у меня такие трудности?

Брендан сонно зевает:

– Ладно, блондиночка, не дай мне уснуть. Расскажи чтонибудь.

– Что, например? – спрашиваю я, заламывая пальцы.

– Чтонибудь, чего о тебе никто не знает, даже Роб. То есть помимо этого.

В любой другой день я бы вряд ли включилась в подобную игру, да и вообще в какуюлибо игру с ним. Но Брендан уже узнал один из моих самых страшных секретов – в сравнении с этим остальные кажутся незначительными.

– Каждый раз, когда я отправляюсь в Денвер навестить родителей, я заезжаю в салон Ducati и беру на тестдрайв один из мотоциклов.

Он смеется:

– Да ну, быть такого не может!

Я пожимаю плечами и отворачиваюсь к окну. Не знаю, оскорбляет меня его неверие или скорее приносит облегчение. Возможно, и то и другое.

– Ты что, серьезно? Эрин Дойл ездит на мотоциклах?..

– В это действительно так трудно поверить? – Нахмурившись, я скрещиваю руки на груди. – Ты говоришь так, будто я королева Елизавета.

– Да ладно тебе, Эрин… – У него вырывается еще один смешок. – В смысле, это же не про тебя! Самоуверенные блондиночки из отдела маркетинга не ездят на Ducati. Они выбирают чтонибудь более благоразумное, вроде Toyota Prius.

Я вздыхаю. Наверное, он прав. Это совсем не то, о чем я мечтала, но даже если и так, то хотя бы на верном пути.

– Что ж, тут Роб с тобой согласен, поэтому еще раз прошу не говорить ему.

– Почему ты сама ему не расскажешь? Нет ничего плохого в вождении мотоцикла.

– Во многих вещах нет ничего плохого, – возражаю я, – но это не значит, что ими нужно делиться со всем миром.

– Но Роб – не весь мир. – Брендан бросает взгляд на меня. – Он твой жених, и это неправильно, если ты чувствуешь, что должна скрывать от него нечто подобное.

На это я ничего не отвечаю. Дело в том, что Роб – значительная часть моего мира, и он бы этого не принял, как и многих других вещей, если бы о них узнал.

Остаток пути проходит в молчании. Мы добираемся до Денвера меньше чем за час, после чего я, сгорая от стыда, прошу его свернуть в один особенно запущенный район, куда при обычных обстоятельствах не сунулся бы ни один из нас.

– Давай для начала проверим бар «У Слейни», – предлагаю я. К сожалению, я произношу это тоном человека, который раньше уже совершал подобные отчаянные поиски. – Подожди меня здесь, а я забегу внутрь.

– Ты что, обкурилась? Я не позволю тебе пойти туда одной в такое время, – заявляет Брендан, нахмурившись.

Я делаю попытку с ним спорить и говорю, что со мной все будет в порядке, но, естественно, он оставляет мои слова без внимания. Едва мы заходим внутрь, бармен приветственно машет мне рукой, как старый знакомый.

– Сегодня у нас его не было, прости, – говорит тот.

– Будешь и дальше утверждать, что такое нечасто случается? – вполголоса интересуется Брендан, когда мы выходим из бара.

– Ты ведь все расскажешь Робу, да? Ты точил на меня зуб, с тех пор как…

Он склоняет голову набок:

– С тех пор как?..

«С тех пор как поцеловал меня на свадьбе».

– С тех пор как мы с Робом стали встречаться, – отвечаю я.

Брендан проводит рукой по волосам.

– Я уже сказал, что не выдам тебя, и я свое слово сдержу. Но всетаки это довольно большой секрет, чтобы скрывать его от человека, которому полагается знать тебя лучше всех.

Двадцать минут – и три бара спустя мы все же находим моего отца. Он развалился за столиком в углу, пока персонал вокруг него убирает зал.

– Тебя ведь зовут Эрин, так? – спрашивает менеджер. Я старательно избегаю взгляда Брендана.

– Да. Извините за все это…

– Оставь нам свой номер, – предлагает он, – чтобы мы могли связаться с тобой в следующий раз.

Я киваю, чувствуя, как у меня внутри все переворачивается.

Иногда мне кажется, будто я мешок с песком, в котором образовался крошечный прокол. Всю свою жизнь я пыталась стереть изобличительный след, который тянется за мной, куда бы я ни пошла. Этой ночью еле заметный прокол превратился в полноценную дыру, и теперь у меня такое ощущение, что я истекаю кровью. Сколько еще моих секретов всплывет на поверхность?..

После того как мы не без труда усадили отца на пассажирское сиденье, я объясняю Брендану, как проехать к дому моих родителей. Их уровень жизни значительно снизился с тех пор, как папа потерял работу в НьюДжерси. Не то чтобы Брендан вырос с кучей денег, но мне все равно стыдно за то, в каких условиях они живут, за слезы моей матери и за ее реакцию, когда она понимает, что я приехала не одна.

– Не думала, что ты приведешь компанию, – говорит мама, как будто это какойто светский визит, и вытирает лицо обратной стороной своего халата. – Могла бы меня предупредить, я ведь даже не одета.

Я нарушила главное семейное правило Дойлов: не позволяй посторонним увидеть неприглядную правду, которую скрывает фасад. Те, кто встречал моих родителей, как правило, вспоминали о них с восторгом. Когда дела отца шли хорошо, родители прилетали ко мне на соревнования по кроссу, приглашали моих друзей поужинать с нами, а папа всегда был душой компании. «Тебе так повезло,– говорили мне наши гости.– Твой папа действительно классный». Они даже не догадывались, что я прерывала вечер, едва заметив, что отец на грани и готов в любой момент превратиться из веселого и саркастичного главы семейства в неуклюжего и безрассудного человека.

– Это не компания, мам, – сквозь зубы отвечаю я. – Мы не останемся.

Брендан помогает уложить отца на кровать, а затем, заметив напряжение между мной и моей мамой, деликатно удаляется со словами, что подождет снаружи.

– Как ужасно показывать такое чужому человеку!.. – говорит мне мать, когда мы остаемся наедине. – Что он о нас подумает?

Я знаю, что она делает. Она хочет извинений и признания, что во всем произошедшем сегодня виновата я. Это должна быть моя вина, потому что если не моя, то тогда моего отца, а такого нельзя допустить. Вот только сейчас у меня нет сил подыгрывать ей или извиняться… В моей жизни слишком много притворства, слишком много вранья, которое этой ночью изобличали снова и снова. Я просто слишком устала, чтобы продолжать лгать и реставрировать фасад нашего благополучия ради нее или ради себя самой.

– Вероятно, он подумает, что папа болен, а мы с тобой жалкие и сломленные. Но я не собираюсь извиняться, потому что все это правда.

Я выхожу из квартиры, хлопнув дверью. Мне еще придется заплатить за эти слова, но в настоящий момент мне все равно.

– Все в порядке? – спрашивает Брендан.

Я лишь киваю, чувствуя, как горло сдавливают слезы. В этом нет ничего необычного: когда очередной семейный кризис подходит к концу, я зачастую обнаруживаю, что сдерживаю свое горе в ожидании подходящего времени и места, где я смогу дать ему волю. Однако мне кажется, что сейчас дело не только в этом, но и в Брендане. Красивый, безответственный, безрассудный и желчный Брендан, которого я так давно презирала, этой ночью был ко мне добрее, чем ктолибо еще в моей жизни.

Сегодня я открыла ему свои тайны, в которые прежде не посвящала никого другого, и, хотя мне не хочется этого признавать, я уверена, что он будет хранить их, как свои собственные. Брендан, которого я хотела считать жестоким, на деле оказался добрым. Брендан, которому, как я думала, нельзя доверять, оказался тем, кому я доверяю безоговорочно.

Я хочу продолжать его ненавидеть, и меня до ужаса пугает тот факт, что я больше не способна на это.

Брендан паркуется, и мы вместе идем к дому.

– Я ничего не скажу Робу, но у меня есть одно условие. Я хочу, чтобы ты звонила мне всякий раз, когда тебе придется искать своего папу.

– Я уже давно совершаю подобные поездки, Брендан. – Больше нет смысла притворяться, что сегодняшняя ночь была исключением. – Со мной все будет хорошо.

– Знаешь, кто еще говорил, что все будет хорошо? Каждый, кто утверждал, что не слишком устал и готов сесть за руль, после чего его машину наматывало на столб. Каждая женщина, которая решила, что ничего не случится, если она пройдется до дома одна, а потом становилась жертвой насильника. Твоя уверенность в том, что с тобой все будет хорошо, бессмысленна.

Еще вчера меня бы изрядно удивило его беспокойство и даже гнев изза того, что я могу пострадать. Я вновь испытываю неловкость от осознания, что так ошибалась в нем, а больше всего меня смущает то, что я могла делать это намеренно.

– Как ты себе это представляешь? – спрашиваю я. – Ты же почти не бываешь дома.

– Просто напиши мне.

Ну конечно. Как будто я стану выдергивать его из постели очередной незнакомки всякий раз, когда мне придется ехать в Денвер! Мне и без того очень неловко изза всей этой истории.

– Я ценю твое предложение, но… – начинаю я.

– Возможно, я недостаточно ясно выразился,– прерывает меня Брендан, а его взгляд при этом темнеет.– Ты напишешь мне в следующий раз, когда соберешься ночью в Денвер, или я расскажу Робу.

У меня отвисает челюсть.

– Только ты мог превратить предложение помощи в шантаж! – Во мне поднимается волна негодования, а он тем временем открывает входную дверь и заталкивает меня в дом.

– Сочту это за комплимент.

– Никакой это не комплимент! – выкрикиваю я, но он уже закрыл дверь у меня перед носом.

Глава 13

Эрин

На следующий день я звоню Оливии по дороге с работы домой. Несмотря на мой недосып, вопрос, что делать с Бренданом, стоит для меня на первом месте. Не знаю, с чего он решил мне помочь прошлой ночью, но мне не нравится чувствовать себя обязанной ему.

– Мне нужно сделать Брендану подарок в знак благодарности. Что бы его порадовало?