Еще одно имя бросилось ей в глаза, пока она читала: сержант Магнус Робертсон. Это имя она узнала не от отца; Джилл упоминала его ранее. Ныне он является главным констеблем. Из репортажа следовало, что это он нашел брошенный в Йеснаби синий «БМВ» Лиама. Ключ торчал в замке зажигания, но двигатель заглох из-за того, что закончился бензин, а двери были оставлены открытыми. Бумажники Лиама и Олы, ее сумочка и мобильные телефоны обоих валялись внутри, на кожаных сиденьях. Это подтолкнуло полицию к выводу о самоубийстве, и, судя по комментарию Джилл, пришли к нему быстро. Фактически в тот же день, когда была найдена машина Лиама. После этого поиски продолжались еще несколько дней, но в каждом заявлении полиции содержалась одна и та же фраза главного инспектора Тейта: «Как это ни печально, вероятность того, что пара трагически покончила с собой в Йеснаби, крайне высока».

Бет и община были не согласны. Они обвиняли Лиама в смерти Олы.

И до сих пор обвиняют.

12

К концу первого рабочего дня Фрейя чувствовала себя так, словно пахала целую неделю.

Она припасла оправдания, когда Кристин и Софи пригласили ее в пивную у гавани в городе. Они обе ей нравились, но она совершенно выдохлась, исчерпала свой ресурс по ведению светских бесед и не вынесла бы попыток проявлять общительность в шумном и незнакомом баре. Она умолчала об этом, просто сказала, что у них с Томом планы на вечер, и женщины согласились. Хотя она знала, что придет время, когда ее отговорки не прокатят.

Все остальные, казалось, стремились бывать на людях, в компании, и никто не понимал Фрейю, когда она говорила, что предпочитает одиночество. Она не знала, как объяснить, что, сидя в баре, слышит каждый разговор, чувствует запах алкоголя, ощущает, как что-то пролитое на пол прилипает к подошвам ее обуви. Пока на нее выливали ушаты всякой нежелательной информации, ей приходилось помнить о необходимости поддерживать зрительный контакт – но не чрезмерный – и переваривать то, что ей говорили, а потом лихорадочно придумывать ответ, просчитывая реакцию собеседника. И когда таков твой мир, посиделки в баре превращаются в пытку. Но люди либо не могли, либо не хотели в это вникать, им было проще заклеймить ее как дикарку.

Одиночку.

Гребаную чудачку.

Такое случалось с ней и раньше; она знала, что все повторится, – это лишь вопрос времени.

По дороге в Орфир у нее в животе шевельнулось знакомое тревожное чувство. Она не могла дать ему определение – впрочем, как всегда. Скорее, это было смутное подозрение, что она сказала что-то не то или как-то странно вела себя в течение дня, и теперь Кристин и Софи потягивали джин и судачили о новенькой «со странностями», болтающей о лидарах, дронах и прочей заумной хрени. За окраиной города мир вне светового пятна от фар автомобиля растворился в чернильной ночи, и воображаемые демоны ожили и проявились еще ярче. Тревога не улеглась, пока Фрейя не свернула на дорогу, ведущую к их дому, и не увидела свет в окнах.

Прожив последние пять лет в квартире в южном районе Глазго, Саутсайде, они с Томом решили, что хотят поселиться где-нибудь в деревенской глуши. Они нашли бывшую ферму с двумя спальнями на побережье близ Орфира. По одну сторону простирались спокойные воды Скапа-Флоу, по другую возвышались вересковые пустоши, а ближайший сосед находился в пяти минутах ходьбы. Луна услышала шум машины на подъездной дорожке и ждала у порога. Когда Фрейя открыла дверь, собака завиляла хвостом с такой силой, что вся ее задняя часть заходила ходуном. И когда Луна подпрыгнула, положила лапы хозяйке на грудь и лизнула ее лицо, Фрейя лишь слегка оттолкнула ее.

– Это ты? – позвал откуда-то Том.

– Нет, – крикнула Фрейя в ответ, не сдержав усмешки.

Она нашла его на кухне в задней части дома, где он вынимал из духовки две огромные домашние пиццы. Она прислонилась к дверному косяку и улыбнулась, наблюдая за тем, как муж жонглирует двумя подносами, прежде чем водрузить их на столешницу. Приготовление блюд с нуля, меньше еды навынос – все это являлось частью их плана спокойной жизни, которой они мечтали здесь наслаждаться. И, честно говоря, у Тома это неплохо получалось. Он собирался выйти на новую работу инженером Европейского центра морской энергетики в Стромнессе только после Рождества, так что у него было время попрактиковаться. Фрейя заметила, что он уже накрыл на стол и приготовил напитки для них обоих. Она обратила внимание и на то, что он разобрал некоторые коробки, которые загромождали дом после переезда. Как и в последние несколько месяцев, он делал все возможное, чтобы Фрейе и пальцем не пришлось лишний раз пошевелить. Словно свеча, задутая внезапным сквозняком, улыбка Фрейи затрепетала и погасла, когда вспомнилось почему.

Том выставил пиццы на кухонный стол, подошел к ней и заключил в крепкие объятия. Его мягкий шерстяной джемпер пропах дымом от дровяной печи в гостиной.

– Как твой первый рабочий день?

– Богатый событиями.

Они поцеловались, затем Фрейя прошла в ванную, сменила контактные линзы на очки и надела пижаму, после чего вернулась на кухню. Луна устроилась на полу рядом со стулом Фрейи; даже будучи зверски голодной или не желая отрываться от вкуснейшей еды, Фрейя не могла не поделиться кусочком с Луной, и собака это знала.

– Ну, а я всю вторую половину дня просматривал твои репортажи на сайте, – сказал Том, когда они принялись за еду. – Невероятно, сколько всего произошло.

– Откуда ты знаешь, что это мои репортажи? На сайте мы не указываем имя автора, только в печатном издании.

– Э-э, я решил, что самые толковые написаны тобой.

– Лестно.

– Неплохо я завернул, а?

– Готовишь мне пиццу, отпускаешь такие комплименты. Если бы я не знала тебя как облупленного, то сказала бы, что сегодня вечером кто-то пытается поймать удачу за хвост.

– И какие у меня шансы?

Фрейя отхлебнула пива, которое купил Том. Из местной пивоварни «Свонни», оно, как и пицца, пришлось ей по вкусу. Она подняла бутылку.

– Еще пару таких – и посмотрим.

Она почувствовала, что расслабляется, когда его улыбка осветила комнату. В такие минуты, когда все выглядело, как раньше, она почти могла заставить себя поверить, что ничего не изменилось.

Фрейя рассказала Тому, как они обнаружили, что тело принадлежит Оле, и поделилась всем, о чем прочитала в архивах.

– Все говорят, что это Лиам ее убил.

– В этом есть смысл, – сказал Том, продолжая жевать. – Если нашли ее, но не его.

– Да, но говорить об этом начали сразу после исчезновения ребят.

– У людей наверняка есть причины так думать, верно?

Насколько Фрейя могла судить, причин не было. В статьях, которые она читала, люди жаловались на Лиама, говорили, что с ним всегда было что-то не так. Его называли холодным, отстраненным, надменным, но вряд ли это можно считать убедительным доказательством вины. В конце концов, еще недавно Фрейю описывали в тех же словах и выражениях. Что действительно привлекло ее внимание, так это рассказы о том, что до знакомства с Олой Лиам менял подружек каждый месяц. И люди справедливо задавались вопросом, как семнадцатилетний старшеклассник, который живет с бабушкой, мог позволить себе новенький «БМВ M3».

Фрейю это тоже заинтересовало, но она все еще сомневалась, насколько серьезно можно относиться к этим материалам, учитывая, что все они написаны Джилл. Ее новая коллега, похоже, удосужилась поговорить только с Бет и друзьями Олы, и все они, конечно же, описывали ее как святую.

– Так ты знала эту парочку, Олу и Лиама?

Том снова ухмылялся. Он донимал ее этой чертовой шуткой с тех пор, как они пересекли Пентленд-Ферт, – хохмил, учитывая, что сам был родом из маленького городка Южного нагорья, где обитало больше овец, чем людей.^[25]

– Вообще-то да, я знала Олу.

– Серьезно?

– Мы учились вместе в средней школе.

– Дружили?

– Не совсем.

Фрейя рассказала ему, что Ола была на год старше и иногда цеплялась к ней. В подробности она вдаваться не стала. И уж тем более не упомянула об инциденте с Гарри Дональдсоном.

Ухмылка тотчас слетела с губ Тома. Он потянулся через стол и взял Фрейю за руку.

– Похоже, она – настоящая стерва.

– Именно это я и сказала.

– Что ж, возможно, у кого-то, кроме Лиама, был мотив прикончить ее.

Фрейя содрогнулась, подумав об этом. Чувство застало ее врасплох, и понадобилось время, чтобы разобраться, чем оно вызвано, но вскоре пришло осознание: убита ее знакомая. Фрейя освещала немало ужасных событий в Глазго, встречалась с семьями и (в делах, не связанных с убийствами или суицидами) самими жертвами. Но мысль о том, что кто-то, кого она знала лично, даже если не испытывала к этому человеку симпатии, встретил свой конец таким жестоким образом, вызвала у нее странное ощущение неловкости.

Она подняла глаза. Том уставился в свою тарелку, тоже погруженный в раздумья. Фрейя почувствовала, как между лопаток пробегают мурашки.

– Что такое?

Он вскинул голову и встретился с ней взглядом.

– Хм?

– Что случилось?

– О, ничего, просто… – Он улыбнулся, но без радости. – Какое-то безумие, не так ли? Все это.

Она знала, что последует дальше.

– Это совсем не то, чем я занималась в Глазго, ты же понимаешь.

Том гонял по тарелке корку от пиццы. Он кивнул, но ничего не сказал.

– В самом деле. Конечно, сегодня пришлось писать только об этом, но уверяю, через неделю я буду освещать окружные ярмарки, заседания совета и драки в местных забегаловках, как мы и ожидали.

– Откуда такая уверенность?

– Ну, а чего еще ждать от этого дела? Завтра утром состоится пресс-конференция, главный инспектор попытается заставить нас подогреть интерес к Лиаму, привлечь общественность для оказания помощи полиции в поисках парня. Но Лиам давно исчез. – Она сжала руку Тома. – Прошло семнадцать лет с момента, как историю признали завершенной, и до следующего поворотного события в ней может пройти еще семнадцать.

Том кивнул, хотя и не выглядел убежденным.

– Если только Лиам не решит вернуться и отомстить журналистке, которая обнаружила, что в песках захоронена его девушка.

Он попытался рассмеяться, как будто снова пошутил, но Фрейя знала, что это не так, и ей хотелось закричать.

Тот Том, с которым она познакомилась в промозглом студенческом баре в Эдинбурге четырнадцать лет назад, был самым безмятежным парнем в мире. Его спокойное «инь» прекрасно уравновешивало хаотичное «ян» Фрейи, и благодаря этому их союз оказался прочным. Ей многое нравилось в отношениях с Томом, но больше всего то, что с ним она не испытывала потребности извиняться за свою «особость». Он не только принимал, но и любил все те мелочи, которые отличали ее от других, и потому рядом с ним она никогда не чувствовала себя фриком или гребаной чудачкой.

Однако с февраля все изменилось. Десять месяцев назад Фрейю сбила машина, чуть ли не насмерть. Она только-только покинула высотку «Геральд» из стекла и стали после очередного спора со своими редакторами и брела по тротуару под проливным дождем, наблюдая за потоком машин на Фуллартон-роуд, когда в ее сознание вторглись звуки клаксонов и визг шин, потерявших сцепление с дорогой. Свидетель сказал, что заметил мужчину, убегавшего на своих двоих с места происшествия. Поскольку Фрейя заявила полиции, что не помнит, как оказалась на проезжей части, к словам свидетеля следовало отнестись серьезно. Том знал, что Фрейя готовила публикации о некоторых опасных личностях, которые, не задумываясь, толкнут того, кто им не нравится, под колеса автомобиля. Среди них особо выделялся один.

«Это был он, не так ли? Это был Дэмиен Барбер».

Том умолял Фрейю рассказать полиции о мужчине, которого она подозревала в серии сексуальных домогательств, и Фрейя наконец согласилась. Во всей этой ситуации крылось нечто большее, чем знал Том, но с тех пор он панически боялся выпускать ее из вида. Оберегал как зеницу ока. И это заставило Фрейю почувствовать, что она не в состоянии позаботиться о себе.