Фрейя бросила на нее взгляд сквозь ветровое стекло «Ауди», когда Джилл свернула на автостоянку. Здание больницы походило на летающую тарелку, приземлившуюся в поле между Скапа-Флоу и Керкуоллом; изогнутый белый фасад тянулся вдоль Форленд-роуд. Больницу построили на этом месте всего несколько лет назад, и теперь немало световых лет отделяли ее от кучки зданий, облицованных штукатуркой с каменной крошкой, запечатлевшихся в памяти Фрейи картинками из далекого детства, когда мать таскала ее к врачу. Думая об этом, она почти ощущала запах дезинфицирующего средства, слышала позвякивание стеклянной банки с леденцами на палочке, которыми медсестры заманивали ее в процедурный кабинет.

Джилл припарковалась как можно ближе к главному входу, разве что не протаранила передние двери.

– Ладно, оставайся здесь.

Фрейя нахмурилась.

– Прошу прощения? – Опять вылетели эти слова.

– Послушай, милая, ты, может, и знаешь о лидаре и тому подобном, но я знаю людей. Тех, кто там работает и может подсказать нам, где найти этого парня. И они не станут разговаривать со мной в твоем присутствии.

– Ты же не можешь прийти туда и спросить, где этот парень.

– Я ведь не спрашиваю его имя и сексуальную историю, не так ли? Я просто интересуюсь, в какой палате может находиться человек, если его привезли в шоковом состоянии этим утром.

Фрейя покачала головой, хотя и не удивилась.

– Короче, ты оставайся на месте, а я…

Фрейя отстегнула ремень безопасности.

9

Они направились к главному входу в неловком молчании. Когда они приблизились к дверям, перед глазами замелькали таблички с названиями различных отделений: «Неотложная помощь», «Рентген», «Онкология». Вот тогда-то Фрейя и почувствовала приступ резкой боли в животе.

Автоматические двери со вздохом раздвинулись, открывая взору огромный вестибюль, который больше походил на терминал аэропорта, чем на больницу. Справа располагалось кафе со столиками на улице, а прямо по курсу – широкая стойка администратора. С огромного потолка, который изгибался над ними, лились потоки света. Все вокруг сияло белоснежной чистотой.

Но запах… неожиданный, он сразил Фрейю, как хук слева.

Она застыла в дверях. Джилл прошла несколько метров, прежде чем заметила это. Женщина остановилась и обернулась.

– Так ты идешь или нет?

Фрейя не могла пошевелиться. Не могла ответить. Ноги будто приросли к полу. Эта вонь, это тошнотворное сочетание профессиональных чистящих средств и смерти. Так пахнет в больницах по всему миру, какими бы современными они ни выглядели. Фрейя никогда не задумывалась о том, что почувствует, когда переступит больничный порог впервые после «несчастного случая».

На нее обрушились воспоминания о той февральской ночи, когда ее срочно доставили в Королевскую больницу Глазго, и она то приходила в сознание, то теряла его, перед глазами мелькали огни, а вокруг раздавались крики. Лица появлялись и исчезали из поля зрения. Обрывок мрачного разговора у ее постели:

«Откровенно говоря, мистер Синклер, ей повезло, что она осталась жива».

Когда она полностью пришла в себя в том странном месте с ревущими аппаратами и одуряющим запахом, который проникал в нос и горло, ее замутило так, что чуть не вырвало. Она не могла дышать. Вбежали врачи и медсестры, вытащили трубки из ее трахеи, и она плакала и кричала, пока, наконец, Тома не пропустили к ней. Даже в паническом состоянии она заметила полицейского, стоявшего возле двери. Не говоря ни слова, они с Томом обнялись, и эти объятия длились, казалось, целую вечность. Потом он отстранился и посмотрел на нее.

– Это был он, не так ли? – произнес Том. – Это был Дэмиен Барбер.

Горе и чувство вины съедали ее изнутри.

– Фрейя!

Она резко вернулась в настоящее.

Люди таращились на нее. Джилл стояла в нескольких метрах впереди.

– В чем, черт возьми, проблема на этот раз?

Фрейя ничего не сказала. Не смогла.

Она повернулась и побежала.

На улице ей не сразу удалось избавиться от запаха, выбить его из легких. Она делала быстрые, неглубокие глотки воздуха. Дыхательные пути сузились, носоглотку закупорило. Джилл не последовала за ней, поэтому Фрейя стояла одна посреди дорожки и пыталась выровнять дыхание. Но у нее ничего не получалось. Грудь сдавило, и она отчаянно огляделась вокруг, как тонущий в поисках чего-нибудь, что помогло бы удержаться на плаву.

Ради всего святого, Фрейя, возьми себя в руки.

Сосредоточься на дыхании. Люди вокруг судачили о ней, пялились на нее, но, черт побери, нужно было отрешиться от всего и использовать техники, которым когда-то ее научил психотерапевт.

Медленный вдох, сосчитай до четырех.

Задержи дыхание на четыре счета.

Выдохни.

Она повторяла это снова и снова, и постепенно пульсация в груди утихла, а дыхание выровнялось. Прикрыв лицо ладонями, как учили, она вдыхала через нос и выдыхала через рот, пока не ушли головокружение и тошнота.

Она отняла руки от лица. Они все еще дрожали.

Слева от нее раздался какой-то звук. На детской игровой площадке родители и их дети, сидящие на качелях, таращились на нее, вполголоса обмениваясь комментариями. Ей захотелось крикнуть им, чтобы они убирались ко всем чертям и занимались своими делами, но вместо этого она снова бросилась бежать, громко топая по асфальту. В дальнем конце дорожки Фрейя заприметила скамейку и, подбежав, буквально рухнула на нее.

Таких панических атак у нее не случалось уже несколько месяцев.

Упало несколько мелких капель дождя. Тучи снова тяжелели, неумолимо приближаясь. Фрейя закрыла глаза и сильно сдавила пусеты в ухе, пересчитывая их в прямом и обратном порядке. Все, чего она хотела, – вернуться к Тому в их маленький домик у моря. Хотела обнять Луну. Хотела, чтобы этот день поскорее закончился, и она могла бы свернуться калачиком на диване, уминать пиццу перед телевизором, где крутят сериал, который она уже выучила наизусть, и не думать ни о чем другом. Она достала из кармана телефон, чтобы утешить себя фотографией Тома с Луной на заставке, но вместо них на экране высветились два уведомления. Пропущенный вызов и текстовое сообщение. Она узнала код города входящего звонка: 0141. Глазго. Этот номер телефона она не хранила в своих контактах, но знала, кому он принадлежит. И утром с беспокойством ожидала этого звонка, когда с ней связалась Кристин. Текстовое сообщение переадресовывало ее на голосовую почту.

Она удалила и то, и другое.

Это было четвертое голосовое сообщение за неделю, но Фрейя не прослушала ни одного.

Приближались чьи-то шаги, и Фрейя подняла глаза. По дорожке шествовала Джилл, явно довольная собой. Но усмешка на ее губах померкла, а потом и вовсе исчезла, как только она увидела лицо Фрейи.

– Господи, женщина, ты в порядке? Вид у тебя нездоровый.

– Со мной все хорошо. – Фрейя поднялась со скамейки.

– Что это было?

Фрейя не ответила. Они направились к «Ауди». По дороге Фрейя вдруг поймала себя на мысли, что Джилл пробыла в больнице совсем недолго.

– Ну, и что ты узнала?

– Его там нет. Полчаса назад его выписали домой.

Они сели в машину, и зловоние сигарет и пота теперь затмила головная боль, отдающая в глаза.

– И что нам теперь делать?

– Нанесем ему дружественный визит.

Фрейя зажмурилась и ущипнула себя за переносицу.

– Если что, я не просила их давать мне его адрес. Они сами выложили. Я не виновата, что некоторые их сотрудники любят посплетничать.

Фрейя и на это ничего не сказала. Она закрыла глаза, не в знак протеста против того, что сделала или сказала Джилл, но только для того, чтобы отгородиться от света, отогнать головную боль, которая грозилась превратить ее мозг в кашу. Она все еще ощущала себя дезориентированной – последствие панической атаки, но это полбеды – куда больше угнетала необходимость общаться с Джилл и справляться с перипетиями дня, который складывался наперекор ее планам. Но как это объяснить?

– Послушай, милая, если тебе не нравится мой стиль работы, я могу отвезти тебя обратно к…

– Нет, дело не в этом. Просто… – Фрейя вздохнула и открыла глаза, пристегнула ремень безопасности. – Давай поедем и проверим, что он знает.

10

Джилл умело воспользовалась небрежным отношением больничного персонала к конфиденциальности пациентов и получила имя: Кайл Лоутон. Ей дали и адрес в Даунби, в двадцати пяти минутах езды от Керкуолла в направлении Скара-Брей.

Дом находился в стороне от главной дороги, проходившей через деревню. На подъездной дорожке стоял красный автомобиль «Воксхолл Корса». Джилл притормозила у обочины, затем потянулась к заднему сиденью за сумочкой и достала мобильный.

– Вот, смотри! – Она подняла руку с телефоном. Фрейе пришлось прищуриться, чтобы разглядеть что-либо сквозь сетку длинных царапин на экране. – Это история, которую я написала когда-то. Бет и бабушка Лиама дали нам эти фотографии. Именно так дети были одеты в ту ночь, когда пропали.

Две фотографии были помещены рядом в виде составного изображения в верхней части статьи. Слева блондинка-подросток со светло-серыми глазами беззаботно улыбалась в камеру. Справа юноша с черными волосами, падающими на темно-карие глаза, смотрел сердито, так, будто пытался выглядеть серьезным, хладнокровным и погруженным в раздумья. Ола была одета в расстегнутый красный пуховик с отороченным мехом капюшоном и светлый шерстяной джемпер. Лиам был в зеленом бомбере и белой бейсболке с логотипом «Нью-Йорк Янкиз». Фрейе стало интересно, кто автор снимков. Ее всегда болезненно привлекали фотографии, появлявшиеся в средствах массовой информации после какого-нибудь судьбоносного события; она задавалась вопросом, о чем думали люди, позирующие перед камерой, догадывались ли о том, что ждет их впереди. Глядя на эти два юных лица, трудно было представить себе, что кто-то из них замышлял самоубийство, хотя, конечно, она слишком хорошо понимала, что никогда нельзя сказать наверняка. В самые мрачные моменты Фрейя мысленно прикидывала, какую из ее фотографий выбрала бы пресса, если бы тот «несчастный случай» стоил ей жизни.^[20]

– Если ты права, – заговорила Джилл, – наш мальчик Кайл должен узнать один из этих предметов одежды. Я бы сказала, они довольно приметные.

Джилл убрала телефон обратно в сумочку. Пока она копошилась, уголки ее губ приподнялись в усмешке.

– Знаешь, милочка, с тех пор как мы вышли из офиса, я все думаю о том, что ты сказала насчет той штуки с лидаром. Как он может определить, вскапывалась ли земля.

Фрейя промолчала, не понимая, к чему клонит Джилл. Головная боль не проходила. Даже наоборот, усиливалась.

– И не ты ли говорила, что совсем недавно на том поле проводили раскопки?

– В девяностые, – ответила Фрейя. – В девяносто восьмом, если быть точной.

Она хорошо помнила это, потому что отец водил ее смотреть на раскопки. Тогда они были открыты для широкой публики, как ныне Несс-Бродгар.^[21]

– Да, но если это так, разве твой лидар не показал бы этого? – Усмешка Джилл превратилась в широкую ухмылку. – Конечно, он не показал бы ничего, кроме больших дыр в том поле.

Пульсирующая боль прошила насквозь голову Фрейи. Джилл подметила верно.

Но криминалисты, вероятно, не знали таких подробностей. Они были не местными, их пригнали из Инвернесса и вряд ли посвятили в историю раскопок. Фрейя хотела сказать это, но не могла подобрать слов. И тут ее осенило. Еще утром она задавалась вопросом, глупец ли тот, кто захоронил тело в Скара-Брей, или же он нал что-то, чего не знала она, – и теперь склонялась к последнему. Джилл рассуждала здраво: раскопки скрыли бы могилу от лидара, и, даже если тело оставили там еще до изобретения этого чуда техники, захоронение на участке, который уже раскапывали и снова засыпали землей, имело смысл в ландшафте, где постоянно вели раскопки в свете новых археологических находок. Это означало, что место захоронения вряд ли снова потревожат.

– Сдается мне, этот час мы потратили впустую, – сказала Джилл.