Хардвик решил вмешаться. Все это время он стоял чуть поодаль, не привлекая к себе внимания, словно мысль, брезжущая на краю сознания, однако казался таким солидным и заслуживающим доверия, что Дэн развернулся к нему, будто желая пожать руку.

– Вы упомянули униформу, – медленно произнес Хардвик. – Но какую именно? У нас их несколько видов, между прочим.

Хэдли крутанулся на месте.

– Я как раз к этому подбирался. Какие виды униформы у вас имеются?

– В это время суток их не так уж много, как я и говорил несколько минут назад. Если бы это случилось днем, вот тогда выбор был бы весьма широким. Но в столь поздний час остается всего три категории служащих, которым полагается униформа, остальные, начиная со швейцара, заканчивая носильщиком, к этому времени уходят. Первым делом, остается ночной портье, Биллингс, и четверо коридорных под его началом. Во-вторых, есть еще два лифтера. В-третьих, два официанта в лобби-баре, ну, вы знаете, они подают напитки припозднившимся гостям. И это все.

– Итак?

– Портье у нас, – начал отвечать Хардвик, прикрыв глаза, – в длинном синем сюртуке, похожем на фрак: двубортный, серебристые пуговицы, открытая грудь; воротник-стойка со скошенными уголками и черный галстук-бабочка; на воротнике и обшлагах красный кант. Четверо коридорных носят двубортные сюртуки с воротником-стойкой и черные галстуки-самовязы, на сюртуках – красная эмблема отеля. Лифтеру полагается короткая однобортная куртка с открытой грудью, синяя, с серебристыми пуговицами и эполетами. Униформа официантов из лобби-бара похожа на синие вечерние костюмы, с серебристыми пуговицами и красными эмблемами отеля. Но чтобы двое последних оказались вдруг на верхнем этаже…

– Я и понятия не имел, что их столько, – проворчал Дэн. – Скверно. Если я начну об этом думать, то лишь напридумываю того, чего не было, и, вероятно, пущу вас по ложному следу. Я помню точно сюртук и пуговицы, за них я ручаюсь. Пуговицы можно разглядеть за стопкой полотенец. Он держал полотенца высоко, прямо перед лицом.

Хэдли с хмурым видом уставился в свою записную книжку.

– Но не могли бы вы описать нам, к примеру, какой это был сюртук, длинный или короткий? С отложным или стоячим воротником?

– Воротника я не видел. У меня ощущение, что сюртук был короткий, но поклясться я бы не смог.

Их прервал Хардвик, заговоривший с внезапной горячностью:

– Все гораздо хуже, чем вы думаете. Вы должны кое-что узнать, суперинтендант, хотя это вряд ли сильно поможет делу. Несколько лет назад у нас служил ночной коридорный, оказавшийся воришкой, причем настолько ловким и изобретательным, какого я в жизни не встречал. Его способ ограбления гостей был почти безупречным. Он, как у нас заведено, обслуживал два этажа. Среди ночи он поднимался наверх, якобы в ответ на вызов или просто «приглядеть», как они часто делают. Наверху у него была припрятана пижама и тапочки, иногда он использовал халат. Пижаму он надевал поверх формы. В его распоряжении, разумеется, имелся универсальный ключ ко всем номерам. И он просто потихоньку входил и уносил то, что ему приглянулось. Если постоялец просыпался или замечал вора, у того было наготове блистательное объяснение, которое ни разу не подводило: «Прошу прощения, ошибся номером, нечаянно вторгся к вам». Его в любом случае принимали за постояльца. Если его замечали выходящим из номера или идущим по коридору, он не вызывал ни малейших подозрений: гость отеля, который направляется в туалетную комнату или куда-то еще. Когда кража обнаруживалась, естественно, искали вора среди постояльцев. Так вот, он проделывал такое не единожды, пока кто-то из пострадавших отказался удовольствоваться этим «ошибся номером» и схватил его^[12].

Хардвик выдержал паузу.

– Только прошу вас, – прибавил он с хмурой усмешкой, – не сочтите, что вы оказались в тайном воровском логове. Просто я подумал, лучше я сам об этом упомяну. Именно после того случая мне пришлось повесить во всех номерах объявление: «Пожалуйста, запирайте дверь на щеколду».

Франсин приняла брошенный вызов – если это был вызов.

– Мне кажется, отсюда не трудно вывести мораль, – произнесла она твердым тоном. – Если служащий может вырядиться постояльцем отеля, постоялец тоже может одеться служащим.

Повисло тяжкое молчание, и в комнате стало как-то слишком тепло.

– Прошу прощения, мисс Форбс, – произнес Хардвик неторопливо. – Честно говоря, я вовсе не это имел в виду. Я… гм… просто счел нужным упомянуть. В любом случае можно выяснить перемещения всех служащих прошлой ночью.

– И лучше сделайте это незамедлительно, – предложил Хэдли, с решительным видом поднимаясь с места. – А мы пока что взглянем на тело. Напоследок всего один вопрос. Вы упоминали об универсальном ключе. Значит, замки на дверях во всех номерах одинаковые?

– Это вряд ли. Замки установлены в определенной последовательности, весьма искусно, можно сказать. Как правило, за каждой горничной закреплено определенное число номеров, обычно двенадцать, хотя иногда меньше. У горничной при себе только один ключ, который открывает все двери ее группы. И в каждой группе комнат свой замок. Разумеется, одинаковые замки встречаются в разных частях отеля, но при этом существует около двадцати различных комбинаций. У коридорного есть универсальный ключ, отпирающий любой замок на тех двух этажах, которые он обслуживает, ну и так далее, по старшинству: мой ключ подходит к любому замку в здании. Однако это общее правило не распространяется на наш верхний этаж, новую пристройку. Мы тут затеяли эксперимент, возможно не вполне удачный, врезав во все двери автоматические американские замки, и среди них двух одинаковых нет. Это доставляет в сто раз больше хлопот и множество неудобств, зато исключает малейшую возможность, что тот, кому не положено, откроет здесь даже каморку с постельным бельем.

– Благодарю вас. Итак, отправляемся в семьсот седьмой. Вы, мистер Кент, лучше пройдите с нами. – Хэдли обернулся к Франсин и Дэну. – Подождете нас здесь или же хотите вернуться в свои номера?

Вместо ответа Франсин подошла к стулу, который он выдвинул для нее еще в начале разговора, и села с мученическим видом. Дэн с явным неодобрением сообщил, что они останутся здесь.

В коридоре было сильно натоплено, и струйки теплого воздуха, словно полосы зебры, перемежались холодными там, где было оставлено открытым окно или поднят люк в световом фонаре этого человеческого улья. Через открытые окна можно было взглянуть на жизнь отеля и услышать ее звуки, сливавшиеся в общий деловитый гул. Призрачные голоса проникали через двор-колодец. Слышалось звяканье тарелок и гудение пылесосов. Едва различимые фигуры мелькали в окнах; Кент не сомневался, что на ланч сегодня подадут жареного цыпленка. Все эти звуки и запахи наслаивались друг на друга, оставаясь под ними, пока они приближались к солидным современным интерьерам крыла А. Все трое, с сержантом Беттсом, замыкавшим шествие, оглядели широкий коридор с яркими настенными росписями и всеми его лампами, заключенными в коконы из матового стекла.

– Итак? – намекнул Хэдли.

– Я обнаружил ключевую улику, – с энтузиазмом сообщил доктор Фелл. – Хэдли, я посвящу вас в тайну. Это какой-то неправильный злодей.

– Ну-ну, – отозвался его собеседник с нескрываемой горечью. – Я все гадал, когда это начнется. Что ж, валяйте.

– Нет, я совершенно серьезно. Нарочно переодеваться служащим отеля, чтобы совершить убийство, – это неправильно, а следовательно – я говорю, следовательно, – это что-то означает.

– Полагаю, вы не рассматриваете поразительную версию, что убийца был одет как гостиничный служащий, потому что он действительно гостиничный служащий?

– Это возможно. Но вот на чем я хочу заострить внимание, – не сдавался доктор, ухватив Хэдли за рукав. – В таком случае дело принимает еще более скверный оборот. Мы тут столкнулись с угрозой, которая, без всякого сомнения, подстерегает за углом и преследует эту компанию. Так вот, угроза может нагонять страх или же нет, но обычно она вписывается в общую картину. Если же не вписывается, то в ней нет никакого смысла. В случае с первым убийством у нас в качестве декорации выступает уединенный дом в Суссексе рядом с кладбищем: в подобный антураж вписывается почти любая таинственная угроза, но только не в образе гостиничного служащего в полном облачении, который вышагивает по коридору с серебряным подносом в руках. Учитывая все, что случилось в отеле, мне кажется, нельзя считать произошедшее в Нортфилде совпадением или же просто галлюцинациями деревенского забулдыги.

– Понимаете ли, эти два убийства совершены либо настоящим служащим отеля, либо же кем-то из компании Рипера, переодевшимся в служащего. Но если верно первое, то зачем же убийце нарочно надевать униформу, чтобы в таком виде пробраться среди ночи в деревенский дом в Суссексе? А если второе, с чего вообще кто-то из приятелей Рипера вырядился в этот чертов костюм?

Хэдли разволновался.

– Нет, погодите-ка минутку! – запротестовал он. – Не кажется ли вам, что ваши выводы непоследовательны? Насколько я понимаю, вы захвачены идеей двойного убийства с переодеванием. Но если допустить, что у Беллоуза там, в Нортфилде, были галлюцинации, если допустить, что здесь, в гостинице, ни в чем не повинный служащий, которого почему-то не заметили, когда он поднимался по лестнице, просто нес полотенца… – Он умолк, потому что не смог убедить даже себя самого. Но все же упрямо продолжил из принципа: – Я хочу сказать, у нас нет даже намека на убедительное доказательство, что мистер или миссис Кент были убиты человеком в униформе. Это представляется вероятным, но где доказательства?

– Что ж, – мягко произнес доктор Фелл, – наш друг Хардвик наверняка сможет выяснить, где именно находились все его служащие вчера, около полуночи. Так?

– Надеюсь, что так.

– Хм… да. Предположим, у всех имеется алиби. В таком случае – будем смотреть правде в глаза – выяснится, что был некто переодетый. Ergo, что в таком случае станется с вашим невинным персонажем, который, во-первых, галлюцинация, во-вторых, случайное совпадение? – Доктор раскуривал трубку, и из-за мощных затяжек клубы дыма обрамляли его лицо. – Слушайте, Хэдли, почему вы так противитесь этой идее?

– Я не противлюсь идее. Просто она представляется мне какой-то чепухой. Ну с чего кому-то так наряжаться? Если только, конечно….

Доктор Фелл хмыкнул:

– Вот именно. Мы всегда можем заявить (ко всеобщему успокоению), что убийца – психопат, склонный проделывать свою работу именно в таком одеянии. Я верю в подобное с трудом, поскольку моему невзыскательному разуму представляется, что костюм гостиничного служащего вряд ли ассоциируется с ангелом мщения или же со скрытой тягой к насилию. Но взгляните на эти ваши чертовы доказательства! Преступления как будто начисто лишены мотива, они бессмысленно жестоки, и совершенно непонятно, отчего убийца упорно душит своих жертв, обернув руки полотенцем, что лично мне кажется весьма неудобным и ненадежным. Наконец-то мы на месте.

Они завернули за угол коридора, где на посту стоял сержант Престон. Доктор Фелл кивнул на табличку с просьбой не беспокоить, которая до сих пор болталась на двери, сообщая красными буквами, что внутри находится мертвая женщина. Затем он протянул свою трость и коснулся коричневых замшевых туфель, стоявших чуть левее двери.

– Непарные туфли, – произнес он мрачно. – Заметьте, я сам предостерегаю вас от излишних логических построений. И все-таки запишите себе: непарные туфли.

Хэдли развернулся к сержанту Престону:

– Что-нибудь новое есть?

– Два набора отпечатков пальцев, сэр. Фотографии сейчас проявляют, управляющий предоставил нам темную комнату прямо в отеле. А вас дожидается доктор.

– Прекрасно. Ступайте вниз и найдите ночного портье, а еще горничную, которая дежурила прошлой ночью. Приведите их сюда, но ждите за дверью, пока я не позову.