Я взглянул на своего лучшего друга.

– Неужели ты тоже согласен с нашими добросердечными товарищами, Гэлон?

– Мне нравился этот плащ, – хмуро отозвался он.

Я сжал дрожащие губы, чтобы подавить смешок, и бросил взгляд на потрясенное лицо Райтоса.

– Чтобы перебраться через мост до захода солнца, нужно двигаться быстрее, – жестко напомнил я. – Хотелось бы поесть горячей еды и нормально поспать.

Фыркнув, Райтос отвернулся. Понукая лошадь, он обогнал меня, явно не желая больше ехать рядом. Этот парень мог дуться не один день. А еще он готовил лучше всех в отряде. Теперь же, благодаря деревенской девчонке, не видать мне нормальной еды. Все жареное мясо будет либо обугленным до черноты, либо полусырым. А может, и то и другое.

С тяжелым вздохом я погнал лошадь вперед.

4

Приска

Шансы остаться в живых были призрачно малы, и я бы сильно удивилась, если бы мне удалось пережить следующие несколько дней. Однако я не видела смысла раздумывать об этом, иначе парализующий страх просто не позволил бы сдвинуться с места, и тогда мне точно пришел бы конец.

Так что я побрела вдоль реки Дайтур на восток в поисках удобного места, чтобы переправиться на другой берег, а после свернуть на юго-восток, к столице.

Готовься я к путешествию заранее, перебралась бы через реку неподалеку от своей деревни. И хотя путь в таком случае занял бы лишние несколько дней, мне удалось бы избежать большинства других путешественников. Однако обстоятельства сложились иначе, и я прекрасно понимала, что в такой холод и без еды долго мне не продержаться. Оставалось только добраться до Мистрана – одного из немногих поселений к северу от реки, достаточно большого, чтобы называться городом. Там я смогу украсть еду, оружие, и может, даже разжиться обувью.

В последний раз я ездила в Мистран еще в детстве, когда оба родителя были живы. Точнее, люди, которые называли себя моими родителями. Эта мысль породила во мне странную смесь ярости, печали и чувства вины, и я поспешила отогнать ее прочь.

В то время они обсуждали, куда нам лучше переехать, и папа, разведя руками, заявил, что будет счастлив где угодно, лишь бы рядом с семьей.

При воспоминании о всегда приветливом отце внутри поселилась скорбь. Мне не хватало его, словно потерянной конечности, и тем не менее все мое детство оказалось ложью. Обхватив себя руками, я покачнулась.

Нет. Сейчас не время горевать. Стоит лишь поддаться терзающей меня душевной боли, и я лягу прямо здесь и больше не найду в себе сил подняться. Сейчас моя способность выжить напрямую зависит от разумности принятых решений. Один неверный шаг – и можно проститься с жизнью.

Мне нужно поскорее убраться подальше от реки. Ведь стражники наверняка решат, что если я еще жива, то буду держаться поближе к воде. Впрочем, после подобного падения в ледяную реку они, вероятнее всего, не сомневаются в моей смерти.

Солнце уже садилось за деревья, забирая с собой остатки послеполуденного тепла. Скоро придется искать место, где можно укрыться на ночь.

Что случилось с мамой после того, как она столкнула меня с обрыва? В сознании мелькнули образы королевских стражников, но я прогнала их прочь. Интересно, где сейчас Тайбрис? Брат всегда завоевывал сердца людей, поскольку стремился вылечить любого, кто в этом нуждался, вне зависимости от способности заплатить. Возможно, кто-нибудь из тех, кому он помог, даст ему немного еды или укажет, где можно переночевать.

Внезапно я наткнулась на камень, и ногу пронзила боль. Большой палец протестующе взвыл. Резко втянув воздух, я сердито взглянула на лежащий на земле булыжник.

– Надо же, – раздался чей-то голос. – И кто у нас здесь?

Внутри меня змеей свернулся страх. Шум воды заглушал шаги преследователей – еще и поэтому стоило держаться подальше от реки.

Я обернулась и бросила взгляд на загорелого, чисто выбритого мужчину, широкоплечего, с мощными ногами, гораздо выше меня ростом. Он держал лук, под рубашкой отчетливо вырисовывались бугристые мышцы, обычно присущие тем, кто постоянно таскал на себе в деревню убитых оленей.

Не сводя с меня взгляда, мужчина потянулся к длинному ножу, висящему у бедра.

Он явно был охотником, а значит, я находилась к Мистрану ближе, чем думала. Хорошая новость. Но я не спешила радоваться. Этот человек привык убивать. Он приносил свою добычу в город и обменивал ее на деньги. А значит, живой мне не уйти.

– Я знаю, кто ты, – тихо сообщил он. – До Мистрана быстро долетают новости. – Глядя на босую, дрожащую меня, он поджал губы. – Я сделаю все быстро, малышка. Ты даже не почувствуешь.

Опустив плечи, я неподвижно застыла. Он подошел ближе и, заметив слезу, скатившуюся по моей щеке, заметно расслабился. Кажется, он решил, что меня зарезать будет проще, чем оленя.

Само собой, ведь перед ним стояла всего лишь слабая, уставшая, безоружная девчонка. Если в ближайшие несколько мгновений я что-нибудь не придумаю, то превращусь для него в самую легкую добычу в жизни.

Изнутри поднялась глухая ярость. Неужели я выжила в реке, только чтобы умереть на берегу от рук этого человека?

Окружающий мир словно растворился, теперь я видела только его лицо. Охотник сделал шаг ко мне, и под прикрытием жалости я прочитала в его глазах дикое удовольствие. Этот человек был рожден для охоты и наслаждался убийством, пусть даже и пообещал мне легкую смерть.

Однако я не собиралась облегчать ему задачу.

Слева что-то шевельнулось. Его лошадь стояла всего в нескольких шагах от меня. Нащупав правой ногой камень, я подняла голову и взглянула прямо в глаза охотнику.

Во время занятий с Тайбрисом и его друзьями я кое-чему научилась. И извлекла самый главный урок: сколько бы я ни тренировалась, если кто-то из мужчин прижимал меня к земле, дальше биться было бессмысленно – просто потому, что они имели превосходство в весе. А этот охотник оказался намного крупнее Тайбриса и прочих моих соперников. Их мышцы в сравнении с его выглядели почти женскими.

– Ну-ну, – успокаивающим тоном проговорил охотник. – Скоро все закончится.

В его глазах вспыхнул нездоровый огонек – вероятно, мужчина уже мысленно тратил золото, полученное за мое бездыханное тело. Конечно, доставь он меня к стражникам живой, смог бы выручить побольше, но я сомневалась, что этот тип способен долго сопротивляться жажде убийства.

Охотник подошел еще на шаг, и лезвие ножа блеснуло в последних лучах заходящего солнца.

Что ж, пора действовать.

Я присела на корточки и нащупала рукой камень. Он оказался шершавым на ощупь и тяжелее, чем я предполагала. Оскалив зубы, охотник сделал еще шаг.

Я осторожно метнула камень в сторону лошади, стараясь ее не задеть, и услышала, как животное в стороне поднялось на дыбы. Выругавшись, охотник развернулся. Я же отчаянно осматривала лесную подстилку вокруг в поисках того, что могло бы сойти за оружие.

На глаза попалась ветка, и я подняла ее с земли. Но, кажется, ошиблась с выбором. Она оказалась длинной, громоздкой и слишком тяжелой.

Охотник на пару мгновений застыл, разрываясь между желанием броситься за убегающей лошадью и жаждой убийства, потом повернулся ко мне.

Замахнувшись веткой, я с силой хлестнула его по лицу. Охотник споткнулся и закричал. Я ударила еще раз. Он упал на колени, прикрывая рукой лицо, и выхватил нож. Из носа у него текла кровь.

Я снова нанесла удар, и мужчина повалился на спину. У него закатились глаза. Я замерла над ним, тяжело дыша. Он в самом деле без сознания?

Я вновь занесла над ним ветку и заколебалась. К горлу подступила желчь. Нет, я не смогу. Я же не убийца.

Охотник застонал. Я перехватила ветку и, сотрясаясь от рыданий, в очередной раз пустила в ход свое оружие. Брызги крови из носа полетели во все стороны. Я упала рядом с ним на колени и нащупала нож.

Либо я, либо он.

Я вонзила лезвие ему в горло, потом вытащила. Кровь из раны попала мне на лицо. Я резко отпрянула, и меня вырвало желчью. По лицу заструились слезы.

Спотыкаясь и дрожа, я спустилась к реке. Боль в ногах отчего-то притупилась, да и все чувства словно застыли. Почти не замечая обжигающего холода воды, я ополоснула лицо и начисто вымыла нож, потом поднялась обратно на берег, туда, где лежало тело охотника. И начала понемногу приходить в себя.

Хоронить мужчину у меня не было ни сил, ни времени: земля наполовину промерзла, да и оставаться здесь мне больше не стоило. С его лица уже почти схлынули краски, и даже в тусклом свете закатного солнца сомнений в смерти охотника не оставалось.

При мысли о его кровавой кончине желудок снова скрутило, но я подавила тошноту и опустилась на корточки рядом с телом. Нащупала на поясе кошель с монетами и срезала его. Судя по всему, меня уже не сдерживали никакие преграды, и я пошла бы на что угодно, лишь бы остаться в живых.

Услышав шорох, я застыла и крепче стиснула нож. На меня смотрели темные глаза.

Лошадь.

– Я… э-э… прости за тот камень. Ничего другого я не смогла придумать, – проговорила я.

Животное хмуро взирало на меня – если лошади вообще умеют хмуриться.

Я медленно поднялась на ноги, прикидывая, что верхом на лошади сумею двигаться намного быстрее.

– Мы с тобой можем стать союзниками, – предложила я и медленно двинулась к ней по лесной подстилке, издавая успокаивающие звуки.

Уже почти стемнело, и я мало что могла разглядеть.

– Красивый мальчик. – Подойдя к животному, я склонила голову. – О, прости, девочка. В любом случае ты прекрасна.

Судя по виду, лошадь не слишком-то мне доверяла, но все же позволила себя погладить. У меня дрожали руки, хотя поселившаяся внутри тяжесть немного ослабла.

Я залезла в седельную сумку охотника и достала запасы еды: хлеб, яблоко и валео, завернутый в мягкую ткань. При виде него у меня перехватило дыхание.

Сладкие фрукты в наших краях считались редкостью, и зачастую их просто не удавалось достать. Когда я была маленькой, папа часто, по несколько раз в год, ездил по другим деревням. Мне нравилось, когда он отправлялся на юго-восток, потому что там, в прибрежных селениях, чаще имелась возможность раздобыть драгоценные валео.

Тайбрис же предпочитал его поездки на север. В тех краях жили одни из лучших мастеров по работе с деревом, и папа всегда привозил домой крошечных деревянных зверюшек. К тому времени, как он умер, у нас с братом на тумбочках возле кроватей скопилось по целой коллекции фигурок. И сейчас я отдала бы что угодно, лишь бы один из этих маленьких кусочков дерева лежал у меня в кармане – на память об отце.

Поднеся фрукт к носу, я вдохнула его аромат и тут же вспомнила улыбку папы. Бывало, он притворно сетовал, что не смог найти валео, а после вытаскивал фрукт из кармана. Незадолго до его смерти я сама потратила несколько драгоценных медяков на валео для него.

Что бы папа подумал обо мне сейчас?

Услышав ржание лошади, я прогнала воспоминания прочь. Итак, теперь у меня есть хлеб, фрукты, вода и лошадь. И для этого понадобилось всего-то убить человека.

«Хватит», – мысленно одернула я себя и решительно сняла с лошади седельную сумку.

Мне нужно немного поесть, чтобы хватило сил выдержать эту ночь, а после лучше идти пешком, ведя лошадь за собой. В темноте ехать на ней рискованно. Если животное сломает ногу, мне вновь, как и вначале, придется очень несладко.

– Мы отлично поладим, – пробормотала я. – Сейчас я поем, и мы немного пройдемся, чтобы найти укрытие… – «И убраться подальше от тела». – После отдохнем. А завтра будет новый, лучший день.

Позади что-то хрустнуло, и я вздрогнула.

Лошадь резко дернулась вправо. Выругавшись, я потянулась за поводьями, но опоздала. Животное помчалось прочь. Она и так была чем-то встревожена, я же напугала ее еще сильнее.

За считаные мгновения обезумевшая лошадь растворилась в темноте. Теперь она уже не вернется.