Порой, когда из-за плотного графика счет шел на минуты, Каяко чуть ли не молилась на них. «Уже трое суток не сплю», – пожаловалась она как-то раз, и, обычно бессловесные, аниматоры понимающе угукнули и тут же ускорились. Тогда она от переполнившей ее благодарности даже не нашлась что и сказать.

С Сакомидзу она познакомилась давно и очень его уважала. Он никогда не кривился, когда продюсер сидела у него над душой, не жаловался, что ее присутствие на него давит, и всегда как-то легко и непринужденно выполнял свою часть работы точно в срок. А анимировал при этом так, что при виде готовых кадров Каяко много раз вскрикивала: она не знала, как еще охарактеризовать его стиль, кроме как «концентрированное очарование».

Вздрагивая от красоты, которая превосходила все самые дерзкие мечтания коллег и режиссеров, Каяко выносила вердикт: «Сакомидзу, ты гений!» Вот и в этот раз его с огромной готовностью привлекли на «Лиддел».

Они с Сакомидзу настолько сдружились, что он даже согласился сменить очки. И вот в один вечер, когда уже началась основная работа над «Лидделом», он пригласил ее поужинать. Раньше они никуда не ходили тет-а-тет, однако много раз выпивали с другими художниками, поэтому Каяко, недолго думая, согласилась.

Тут-то он и предложил ей начать отношения.

Каяко буквально кожей чувствовала волнение, которое исходило от сидящего напротив нее аниматора. Он протянул ей изумрудно-зеленый футляр с подвеской в виде сердечка, которая лучше любых слов говорила, как серьезно, нежно и неловко мужчина настроен. У Каяко сжалось сердце.

– Прости, – извинилась она.

Он забронировал для них столик во французском ресторане, приоделся в костюм с пиджаком, и Каяко сгорала от стыда, что пришла в простецких штанах, которые отчаянно не сочетались с атмосферой кафе.

Сакомидзу уставился на нее, как будто не верил своим глазам. И в следующий миг пролепетал:

– К чему тогда все эти намеки?

От его слов у Каяко похолодело все внутри.

– Не говори, что у меня красивая душа, не разбрасывайся комплиментами о моей «гениальности». Не спрашивай о здоровье, не предлагай чего-нибудь приготовить поесть, не дари конфеты на Валентинов день^[15], а если уж даришь, то по-деловому. Не лично из рук в руки, а тогда же, когда и всем. Чтоб без вопросов было ясно: шоколад обязательный! – Кажется, Каяко впервые слышала от него такую длинную тираду. – Нельзя так!

Вроде бы он обрушился на нее с критикой, но больше всего в память врезалось растерянное, на грани слез, лицо.

– Нельзя так над людьми измываться… Тут бы кто угодно влюбился!

– Прости… Прости, я не специально, – только и повторяла Каяко, чуть не стуча об стол лбом от раскаяния.

Про себя она решила, что после такой сцены больше никогда не появится в этом ресторане. Каяко подняла лицо с раскрасневшимися глазами, только когда Сакомидзу ушел. Перед ней лежало двадцать тысяч иен, которые с лихвой покрывали стоимость заказа, в том числе и то, что съела девушка.

На следующий день Сакомидзу пришел в «Эдж» как ни в чем не бывало и, сосредоточенно уставившись на лист, рисовал. Он всегда неукоснительно соблюдал дедлайны.

Изменилось другое: теперь он не оборачивался, даже когда Каяко к нему обращалась. Упрямо отказался даже от двадцати тысяч, которые она попыталась вернуть.

Когда режиссер и главный аниматор просматривали ключевые кадры эпизода в общем контексте серии, они иногда просили внести правки. Скажем, не понравилось положение челюсти, выражение лица героя. Все замечания Каяко конспектировала, и в ее обязанности входило доносить содержимое конспектов до аниматоров. Все так и происходило, но однажды Сакомидзу прямо посреди объяснений наконец посмотрел ей в глаза и сказал:

– Я буду слушать только режиссера. Если Одзи что-то не устраивает, пусть лично мне объяснит, что именно. Ни вас, ни главного аниматора я слушать не буду. Только Одзи.

С тех пор он полностью игнорировал Каяко, и в таком режиме прошел уже целый месяц.

Но вот уже неделя минула с тех пор, как того самого Одзи след простыл. Завтра Каяко предстояло снова наведаться в «Блу-той» и на этот раз уж точно сообщить Осато, что режиссера будут менять. У Это заканчивалось терпение, и Каяко понимала, что проволочка может стоить ей работы.

И даже в такой дурацкой ситуации ей безумно нравилось наблюдать, как рисует Сакомидзу. Он велел, чтобы она его не хвалила, поэтому с тех самых пор Каяко держала рот на замке. Однако с восхищением все-таки ничего не поделаешь. Он был возмутительно хорош.

Каяко думала, что аниматор ее прогонит, но Сакомидзу молчал. Работал и работал себе дальше, не обращая внимания на гостью за спиной.

Ей подумалось, что их отношения испорчены безвозвратно. Закончит нынешний – и больше никогда не захочет участвовать в ее проектах. Но, хотя его такое соседство на студии смущало ничуть не меньше, работу Сакомидзу все-таки не полпути не бросал. Он собирался довести проект Одзи до конца.

– Сакомидзу… Ты работаешь над новым аниме у «Токэй»? – закинула удочку Каяко. Очень уж хотелось хоть о чем-нибудь поговорить.

Каяко думала, что он пропустит вопрос мимо ушей. Однако после короткой паузы Сакомидзу все-таки ответил, хотя и остался спиной к собеседнице:

– Над «Саундом» Сайто?

– А, так вот как оно называется. Я не знала. Слышала только, что его продюсирует Юкисиро и мы выйдем с ними в эфир одновременно.

– Да, работаю, – признал Сакомидзу.

В «Токэй» работало довольно много своих штатных аниматоров, однако талант Сакомидзу они упустить не могли и его пригласили тоже.

И снова Каяко восхитилась художником, хотя для такого профессионала рисовать одновременно для двух разных сериалов – дело обычное.

Она мало знала об этом самом «Саунде», но уже не сомневалась, что по стилю и тону он сильно отличается от «Лиддела». С языка чуть не сорвался вопрос: которое из них нравится ему больше? – однако Каяко вовремя себя одернула и поняла, насколько у нее сдают нервы.

Сакомидзу пока не знал, что Одзи исчез, и нельзя, чтобы он тоже покинул проект. Однако без режиссера больше некому было направить его работу в нужное русло.

– Ясно, – кивнула Каяко, поднимаясь с места. Ей хотелось пожелать ему доброй ночи и предупредить, чтобы не засиделся до утра, но побоялась разозлить и промолчала. Однако тут, уже почти на пороге, Сакомидзу сам окликнул ее:

– Арисина, вы же будете с «Саундом» биться за топ весеннего сезона, так?

– Топ сезона?

– Ну как… За место на верхушке рейтингов.

«Топ сезона», – молча повертела Каяко на языке незнакомое словосочетание. Сакомидзу так и не поворачивался, только рисовал и рисовал. Но добавил:

– Так сейчас говорят в Сети. Аниме в ночном эфире между собой бьются не на жизнь, а на смерть. Уж не знаю, как по остальным фронтам, но, думаю, как продюсер ты победишь Юкисиро.

– Почему ты так считаешь?

– Он не запоминает людей. Всем хорош, но это его слабость.

Тишину этажа по-прежнему нарушал лишь шелест бумаги. За окнами студии раскинулся ночной небосклон, с которого не светило ни одной звезды.

– Когда работал в «Токэй», я много рисовал для его проектов. Он тогда еще не добился высокой должности, поэтому мы иногда перебрасывались парой слов. Но он, видимо, не считал своим долгом запоминать всех по отдельности… А вот когда я заработал себе имя и меня прицельно пригласили к ним на работу, он вдруг со мной и здоровается: «Приятно познакомиться». Он тоже за эти годы вознесся, и что-то появилось в его манерах… Как будто я должен быть счастлив, что мне выпала уникальная возможность с ним поработать, – спокойно, без тени обиды объяснил Сакомидзу. – Но я не единственный пример. Судя по разговорам вокруг, у многих такое же впечатление. Не только у художников, но и у актеров, представителей издательств. Все считают, что на его должности нельзя вот так менять отношение к людям из-за их положения в иерархии.

Рука художника застыла, одновременно оборвался и шелест. На миг сердце Каяко сжалось в надежде, что вот теперь-то он обернется. Однако Сакомидзу не оторвал взгляда от рисунка.

– Ты его полная противоположность. Ты меня не забыла, хотя когда-то мы пересеклись один-единственный раз. Я тебя и сам не узнал, а ты поклонилась и поблагодарила меня за давнюю работу. И, думается мне, это не я такой особенный. Ты всех хвалишь и к каждому относишься с уважением.

– Неправда, я вовсе не всех и каждого нахваливаю. Только если искренне восхищаюсь чьим-то трудом.

– Знаю, – мрачно отозвался Сакомидзу. – Но с твоей должностью – впечатление производит. – Вновь зашелестел карандаш. – Так что победа будет твоя. «Эдж» отберет у Юкисиро топ сезона как у младенца.

Когда все-таки вернулась на рабочее место, в первую очередь Каяко проверила почту, которую весь день игнорировала. Среди писем затесалось одно от «Ёёся». На миг перед мысленным взором девушки вспыхнуло лицо Куроки. Она вновь вспомнила, как проходили переговоры по поводу сценария, и сердце пропустило удар.

Однако письмо оказалось не от него.

Отправителем значился некто Ямао, который работал на то же издательство. Первой строчкой он писал: «Я к Вам по рекомендации от Куроки». По сути, он хотел обсудить возможность новеллизации «Лиддел-Лайта», и в подписи отмечалось, что он работает в анимационном отделе, а не в литературном, как Куроки. Завершалось его послание словами: «Надеюсь на плодотворное сотрудничество и очень хочу, чтобы у нас получилась замечательная книга». Прочитав эти учтивые слова, Каяко тут же взялась за телефон.

Шел уже третий час ночи, но Куроки оказался на рабочем месте. И хотя говорили они не лично, а по телефону, Каяко согнулась в поклоне:

– Спасибо вам большое! – Голос у нее задрожал и сорвался на полуслове, поэтому она взяла себя в руки и повторила: – Спасибо огромное.

– За что? – как всегда бесстрастно ответил собеседник, чем обескуражил Каяко, но она все-таки пискнула:

– За «Лиддел».

Она не знала, как ей выразить всю благодарность и глубину раскаяния.

– Так некрасиво получилось с господином Тиёдой, а вы передали в анимационный департамент проект книги…

– Ах вот вы о чем. – Изумление в его голосе прозвучало неподдельное. Он настолько подчеркнуто не ожидал от Каяко благодарности за такую мелочь, что она даже расстроилась. – Работа есть работа. Моя обязанность – защищать интересы автора. Прошу прощения, если задел вас резкой формулировкой.

– Что вы, это вы простите, что наш Одзи такой бесцеремонный.

– Бросьте, я о нем и думать забыл. Но с меня довольно капризов, поэтому в следующий раз звоните сразу в анимационный департамент. До свидания.

– Спасибо вам огро!..

Однако он бросил трубку прежде, чем Каяко успела договорить. Вряд ли он сердился: скорее всего, просто вел так дела. Не выпуская из рук трубку, в которой гудели короткие сигналы, Каяко почувствовала, как с ее плеч падает гора.

Ее обуяла благодарность. Не только к Куроки, но и к Сакомидзу, от которого она только что поднялась.

За то, что верил, что их аниме завоюет почетное звание «топа сезона».

Наконец Каяко положила трубку и уставилась в потолок. Ее слепил яркий белый свет флюоресцентной лампы. А сердце пропитывали, запоздало доходя до сознания, слова Куроки:

«Моя обязанность – защищать интересы автора».

Иногда редакторы становятся для писателя кем-то вроде менеджеров. Направляют его и защищают. Но в равной степени то же самое относится и к продюсеру с режиссером.

Всю рабочую карьеру Каяко жила одной идеей. Ее работа – защищать режиссера… И в данном случае – Одзи. Именно в этом она видела цель, к которой следует стремиться.

Одзи – ядро их проекта.