При создании аниме стекается в одно русло много денег, людей и обстоятельств. От их столкновения всегда поднимается белый шум, однако потому-то студии и нужно, чтобы в проекте горело ядро, которому от жизни ничего больше не надо, лишь бы только в итоге получилось что-то качественное.

Вот поэтому-то, когда ему попытались подсунуть песню и актрису, которые не совпадали с его внутренним видением, Одзи сказал: «Арисина, ты это сейчас серьезно? Ты это мне?»

За оболочкой хамских вопросов она разглядела и огонек в его глазах. Ее слова его ранили. Поэтому Каяко твердо решила, что защитит его и до последнего будет на его стороне.

Она завидовала Куроки, который горой стоял за Тиёду, и Юкисиро, который ни на шаг не отступал от Сайто.

«Дай мне сразиться за тебя», – тихо пробормотала она, и сердце больно кольнуло. Глаза защипало от слез. Она будет биться столько, сколько нужно. А если все тщетно – то проиграют они только вместе. «Дай мне сразиться и стать твоим щитом, – от всего сердца взмолилась она. – Больше мне ничего не надо».

Из окон длинного коридора на тридцать седьмом этаже, на котором располагалась студия «Блу-той», открывался прекрасный вид. Высокие здания нередко привлекают туристов, но удивительно, что даже среди рабочего дня сюда приходили полюбоваться окрестностями юные парочки и родители с детьми.

По дороге до Каяко то и дело доносились голоса: «Ух, коленки дрожат!» – «Высоко-о-о!» – и так далее. Вдруг ей тоже захотелось посмотреть, и она свернула к смотровой площадке. Все равно она приехала на двадцать минут раньше, так как нервничала перед встречей с Осато.

Погода выдалась замечательная. Облака растянулись по небу тонкими хлопьями ваты, через них проглядывало голубое небо. Внизу по кольцевой линии Яманотэ скользил поезд, который с такой высоты казался не больше прутика. От вида человечков под ногами в самом деле немели стопы. И в тот момент, когда Каяко отвела взгляд и отступила от окна, самую душу ее пронзил голос:

– Что, люди словно мусор? Полковник Муска^[16].

Она резко обернулась.

– Если тебя так манит земное притяжение, бойся Чара^[17].

Одзи.

Он неспешно шел к ней мимо окон, через которые было видно светлеющее ясное небо. У Каяко пропал голос, а ноги занемели сильнее, чем от головокружительной высоты.

В последний раз, когда они виделись, на Одзи была такая же одежда, как теперь, отчего казалось, что она видит хорошо продуманного персонажа пьесы. Как будто и не было ничего. Могло даже показаться, что она повстречала призрака – видение, порожденное исстрадавшимся от ожидания сознанием.

Однако нет: он настоящий.

Одзи улыбнулся:

– А вот и я, Арисина.

Он немного осунулся.

Легендарное аниме Тихару Одзи, «Опора светлых сил», состояло из двадцати четырех серий. Начинающим режиссерам редко выделяют целых полгода вещания – два сезона. Притом девять лет назад ему дали в эфире не ночной слот, как сейчас, а практически золотой: шесть вечера.

Каяко до сих пор помнила декабрьские кульминационные эпизоды как вчера. Зима тогда выдалась такая холодная, что легкие замерзали от одного вдоха, и на унылом пути домой только «Опора» согревала ей сердце. Детские аниме в сетке вещания всегда захватывают декабрь, чтобы сразиться за бешеные рождественские продажи игрушек. Сейчас такие ставят на утро выходных, но «Опора» была одним из последних аниме, которое дети с нетерпением ждали вечером, не отлипая от телевизора. Тогда махо-сёдзё еще в равной степени принадлежало и подрастающему поколению, и взрослым.

Главные героини – четыре девочки-подростка. У каждой была своя причина сражаться, однако поодиночке им не хватало собственных сил, чтобы справиться с бедой. В действии принимали активное участие их семьи и друзья.

В стандартном махо-сёдзё подружки все вместе перевоплощаются в свою волшебную форму и бьют врагов слаженной командой, где у каждого свои способности. Они помогают друг другу, чтобы победить общего противника, но «Опора» серьезно отклонилась от этой формулы: дело в том, что из них четверых силы должна была получить только одна.

Само аниме охватывало тот период, когда девочки проходили своего рода испытательный срок. Они сражались с опасностью, нависшей над человечеством. В каждом эпизоде превращение проходила только одна из них, а три остальные такой возможности не имели и только наблюдали за сражением со стороны. И поскольку силу в итоге заполучит только одна из них, все они втайне надеялись, что их названые подружки потерпят неудачу, а еще лучше – умрут.

Во многих сценах зрители с горечью думали: чем так, не лучше ли, чтобы им вовсе не выпадало даже шанса обзавестись злополучной силой, но каждый раз девочки неотступно выбирали путь сражений, потому что каждая из них хотела «стать особенной». Они влюблялись, заводили отношения, их отговаривали семьи, но они все равно отчаянно бились за «особое» место. Да так рьяно, что их жадность порой казалась чрезмерной.

В одном из интервью того периода Одзи говорил так: «Я взялся за махо-сёдзё, потому что терпеть не могу этот дешевый, чрезвычайно удобный для автора и расплывчатый вывод, которым обычно заканчиваются подобные истории. О том, что якобы нет ничего лучше простой повседневной жизни. Нереалистично? Ну не знаю, а многие ли хотят слиться с толпой и ничем не выделяться? По-моему, у таких людей маловато мотивации к жизни».

В те годы царила мода на аниме, которые силой философских диалогов и выразительного рисунка давали зрителям возможность понимать происходящее по-своему. Открытый финал тоже этому способствовал. Все думали, что и «Опора» определенной точки не поставит, однако Одзи завершил историю однозначно.

Битва за будущее человечества закончилась еще в предпоследней серии. И что же будет дальше? Может, волшебные силы не достанутся ни одной из четверых? Или появится новый враг, а в признание прошлых заслуг особые способности сохранят все героини? Все гадали, какой из этих двух вариантов выберет режиссер, однако Одзи оказался верен своему слову и выбрал в качестве постоянной девочки-волшебницы только одну.

В мире, спасенном от врага, только одна заняла «особое» место. Остальным трем пришлось жить обычной жизнью. Каждая из них отправилась своим путем. И когда один из интервьюеров выразил свое восхищение таким финалом, Одзи ответил:

«Ничего потрясающего в этой концовке нет. В битве за то, чтобы выделиться из толпы, они просто смирились с поражением. Я хотел убить всех трех героинь, которые не прошли отбор, но мне не разрешили. Логично, конечно. Ладно бы еще театральный показ или OVA^[18], но в шесть вечера такое и показывать аморально, и детям будет травма. У каждой героини есть свои фанаты, и, если их разозлить, они не будут покупать мерч, а стоимость производства сериала не окупится».

Эту часть интервью в аниме-журнале не напечатали.

Так что сам Одзи считал «Опору» своим провалом и вскоре уволился из «Токэй», сказав им напоследок: «Вы не дали мне их убить».

– А вот и я, Арисина.

Каяко тут же бросилась к нему. Плевать, что подумают люди. Она подскочила так близко, что только распахни объятья… И вот, запыхавшись, Каяко врезала Тихару Одзи.

Прямо кулаком.

За миг до того, как костяшки соприкоснулись с его щекой, Одзи удивленно раскрыл глаза. Но изумленный вскрик сорваться с его губ не успел – кулак уже впечатался в худую щеку и скулу. В продюсерском воображении Каяко одновременно с ударом раздалось громкое «хрусть».

Тщедушное тело Одзи нарочито мощно содрогнулось, как будто девушка отправила его в полет, и он опрокинулся назад. С громким «бам!» ударился головой о перила.

Каяко тяжело дышала, уничтожая взглядом поверженного режиссера. Лишь спустя пару секунд после необдуманной эскапады она почувствовала, как из самого ее нутра по телу волнами разливается удовлетворение. После этого к ней вернулся дар речи.

– Придурок! – воскликнула она и поняла, что этого мало. – Придурок, придурок, придурок! Какой же ты придурок!

– Ай-ай… – Одзи, сжимая голову, возмущенно глядел на нее. –  Больно, знаешь ли, Арисина. А если бы травма? – Тяжело вздыхая, он поднялся на ноги. Пробормотал: – Поверить не могу. Ты вообще нормальная, вот так с кулаками кидаться? Ладно… Куда нам сейчас?

Каяко с подозрением прищурилась. За легкомысленной формулировкой читался серьезный настрой.

– В «Эдж» я уже появлялся. Директор сказал, что ты поехала в «Блу-той» по поводу меня, и вот я тоже здесь. Я собирался позвонить, но мне велели скорее показаться тебе на глаза лично. Иначе зачем бы я поперся…

«“Поперся” он!» – мысленно фыркнула Каяко, но удержала язык за зубами. Одновременно ее душу переполнили чувства. Значит, Это его простил!

– Так куда нам? – снова спросил Одзи. – Наверняка ж мне надо перед кем-то извиниться.

– Для начала, может, передо мной, нет?

– Чего? А ты хочешь, чтобы я извинился?

«Я и так уже вернулся, чего тебе еще надо?» – читалось в его взгляде. В самом деле, настоящий ребенок. Однако на автомате Каяко ответила:

– Нет.

«Похоже, у меня развился продюсерский мазохизм… Патологический». Вслух же она продолжила:

– Для начала – в «Блу-той». Надо извиниться, что работа над проектом задержалась. И поскольку их директор сегодня тоже будет на совещании, надо обрисовать им текущую ситуацию. С окончательным названием так и не решил?

– Решил: «Фронт судьбы: Лиддел-Лайт». Оставим как есть.

– Поняла, – после некоторой паузы ответила Каяко.

– Ах да, вот. – Одзи протянул ей небольшой красный пакет. Пока, озадаченная, она смотрела, что внутри, режиссер прокомментировал: – Сувенир. Тут на всех, поделите там. Правда, я купил всего три коробки. Надеюсь, хватит.

– Чего?

Внутри ее ждал сюрприз. А именно – три коробки шоколадных конфет с подписью на английском: «Гавайские. Орех макадамия». Самый стандартный гавайский сувенир, который ей уже привозили друзья, которые ездили туда в медовый месяц.

Только тут она заметила, что на пакете крупными буквами написано: Duty Free.

Совершенно обалдевшая Каяко наконец задала вопрос, который так давно ее мучил:

– Ты где был?..

– На Гавайях. Конкретно – на Кауаи.

«Что еще за Кауаи?» – чуть не спросила Каяко. Продюсер «Лиддел-Лайта» никогда в жизни не бывала на Гавайях и ничего про них не знала.

Вслух она этого не сказала, и вовсе не от стеснения, а потому, что в принципе потеряла дар речи. Однако Одзи и без лишних вопросов пояснил:

– Просто работа вообще не двигалась. Я решил, что пора сменить обстановку. Заодно решил каньоны посмотреть, для сцен с гонками пригодилось бы. По-хорошему, конечно, на Великий каньон бы смотаться, но это дольше, так что ограничился Гавайями.

– И ты неделю пробыл на Гавайях?

– Строго говоря, пять дней, потому что перелет долгий. Ни секунды не было времени там прохлаждаться.

«Еще б ты там прохлаждался!» – мысленно возмутилась Каяко. В висках пульсировала кровь, голова кружилась.

– Почему не предупредил? Знаешь, как все волновались? И производство встало.

– В смысле? Ничего не встало. Мне сказали, вы уже две серии озвучки записали, а аниматоры тем временем отрисовали весь готовый сценарий.

– Но можно же было хоть позвонить!

– Тут такое дело… Я в аэропорту сидел на диванчике и смотрел аниме. Всю батарею просадил. – Одзи пожал плечами, разводя руки в стороны. – Да, неприятно вышло. Но потом решил, что это как раз то что нужно. И отдохнул немножко, и развеялся, и материалов собрал. Было весело.

Кровь ударила Каяко в голову, перед глазами потемнело. На диванчике – это он что, еще и в бизнес-зале заседал? Летел первым классом? Уже и в ушах звенело, как при обострении анемии. Кулак сам собой сжался, и, пока Каяко размышляла, не врезать ли ему еще разок, Одзи вдруг достал еще один пакет, на этот раз бумажный:

– Вот, держи.

Он вытащил из него толстую стопку бумаги. И уже при взгляде на первую страницу у Каяко перехватило дыхание: «Фронт судьбы: Лиддел-Лайт. 4 эпизод».