Майк замечает меня и отходит от боксёрской груши.

– Научи меня драться.

Он щурится, как будто что-то попало ему в глаз.

– Ты это серьёзно? – ошарашенно уточняет он, снимая с рук ленты, похожие на бинты.

– Я хочу этого.

– Я плохо на тебя влияю.

Боксёрская груша раскачивается на цепи, металлический скрежет как тревожная музыка к напряжённому эпизоду фильма.

– Я так на себя влияю – возражаю я. – Ты просто подталкиваешь.

***

Кайн переворачивает плоскую сковородку, скидывает на тарелку блин.

Виталя, держась за загипсованную руку, сидит на стуле за спиной Кайна.

– Уклонился?

– Прикинь. На хамство мы отвечаем кулаками, как я и начал делать. А этот козёл сел на корточки.

– Он считает себя умнее нас. Майк взял его под своё крыло, и Артурка стал наглым, – Кайн ставит тарелку с блинами перед Виталей.

Виталя тянется здоровой рукой к блину, но Кайн отодвигает тарелку.

– Пусть остынет. Обожжёшься.

Виталя быстро и часто кивает. Как Кайн сказал, так он и сделает.

Кайн для остальных предводитель. Куда он поведёт, туда и остальные пойдут, и только Майк пренебрегает этим правилом.

– На вечеринку нас не позвали, – жалуется Виталя.

– Не переживай, она была тухлой.

– Без нас-то, конечно.

– Тогда нужно помочь им развеселиться. Собираемся в гости к Майку.

– А блинчики?

– Потом.

***

Тая, без макияжа, появляется спустя десять минут после Артура. Сара не стала никого ждать и уже ест.

– Какое кольцо ты потеряла?

– Никакое, – ворчит Тая, плюхаясь на стул. Она кладёт подбородок на стол и вздыхает.

– Что ты хотела от него?

– Переспать с ним, – честно отвечает Тая.

Саре неприятно представлять, как это происходило. Но по выражению лица Таи – ужасно.

– Но он отказал мне. Отказал, понимаешь?

Спина Сары выпрямляется, кусок изо рта падает обратно в тарелку. Она не замечает, с какой брезгливостью на неё смотрит Тая.

– Я всегда знала, что он не такой, как все.

– Что?

Тая поднимает голову и ударяет двумя ладонями по столешнице.

Вилка падает на пол.

– Типа со мной спят все подряд?!

– Я такого не говорила.

Сара не стучит вилкой по полу три раза, чтобы никто не пришёл, о чём позже пожалеет.

– Зато мы целовались. Он вообще не умел, не понимал ничего, но стоило ему открыть рот, как я подумала, что умру от возбуждения. Какого чёрта эти приличные такие сексуальные.

– Вы… целовались?

– А ты не услышала.

Сара смотрит на подругу. А подруга ли она ей? Не пора бы перечеркнуть эту «дружбу»? Детство кончилось, они изменились, у них разные дороги. Но Сара остаётся сидеть.

Ей больно.

Она хотела этого поцелуя с Артуром. Потому что он другой, не из этого мира. Потому что на вид у него очень мягкие волосы. Потому что глаза его пьянят, как коньяк долгой выдержки.

– Я всё равно пересплю с ним, чего бы мне это не стоило.

У Сары пропадает аппетит, и она толкает тарелку от себя.

Саре нужен поцелуй Артура. Один раз, чтобы запомнить его вкус, сохранить в душе, где вселенная эмоций, которую она не может показывать тем, с кем общается.

Они не поймут.

Сара ощущала его близость. Его нос касался её, его дыхание овевало её лицо, согревало. Но он отошёл, когда она приготовилась к поцелую.

Зато от Таи он не сбежал.

Такой ли он другой?

А если Артур и окажется таким же, как и все, Сара не перестанет любить его. Не сможет не думать об этом парне, не слушать по вечерам игру на пианино, представляя, что это пальцы Артура создают музыку.

Саре обидно.

Она погибает в своей ревности.

А Артур ей даже не друг.

***

Майк подтягивается, а я украдкой смотрю на него.

Мне бы тоже попробовать, не с детства же у Майка такое тело и столько сил. Он сделал себя, и я сделаю.

Я подпрыгиваю и хватаюсь пальцами за перекладину. Руки вибрируют, не слушаются. Тело не поднять, оно тяжёлое, как застывший цемент.

Майк спрыгивает на пол, и я ощущаю на себе его взгляд.

Постепенно мои локти сгибаются. Мне сложно, но я стараюсь пересилить себя.

Боль в мышцах прочь. Мысли тоже прочь. Я тянусь вверх. Жмурюсь. Ещё выше. Выше. Давай! Выше. Подбородок касается турника. Мне не дышится, я запыхался. Хочется сдаться, но кому от этого будет легче?

Кладу подбородок на перекладину.

Я так высоко.

Впервые я вижу мир за перекладиной, а не снизу неё.

– Ещё разок, – командует Майк.

Я не чувствую рук, но выпрямляю их. Ещё одна попытка. Неудачная. Пальцы скользят, и я приземляюсь на ноги.

Поворачиваюсь к Майку. Он не понимает, что и раза для меня достаточно.

Пока что.

Всё изменится.

– Теперь отжимания.

Смотрю на красные ладони.

Майк опускается на пол и начинает отжиматься. Не буду считать. У меня всё равно не выйдет сделать больше раз, чем у него.

Ложусь на живот, распрямляю трясущиеся руки, что хотят отвалиться. Я слабак.

Пытаюсь не коснуться грудью пола.

Майк хлопает в ладоши и успевает выставить руки до того, как упадёт животом на пол.

Я продолжаю. Три раза. Четыре. Открывается второе дыхание. Боль в пальцах, запястьях, локтях. Но мне нравится эта усталость. Я злюсь, что ничего не могу, и управляю телом, будто оно и не моё. Я отжимаюсь и отжимаюсь. Мне по кайфу. Я словил экстаз от утомления и боли. От горения в каждой мышце.

Мне надо ещё и ещё, но тело ложится на пол. Не подняться снова. Я давлю верхними зубами на нижние. Не замечаю Майка, забываю себя, командую телу временно отказаться от самобичевания и нерешительности. Я принуждаю тело снять с себя изнеможение и подняться ещё.

И поднимаюсь.

Я могу всё. Я силён волей.

Майк кладёт руку мне на поясницу.

– Переставай. Ты не подготовлен к таким нагрузкам. Пацанчик, да что с тобой? Ты отключаешься, что ли, когда что-то делаешь?

– Я на правильном пути?

Мой взгляд направлен на Майка. Почему я больше не боюсь его? Почему смотреть ему в глаза легче, чем матери?

– На правильном, – громко хохочет, складывая руки на груди. Его смех басовитый, будто медведь смеётся.

– Никогда не встречал таких людей, – добавляет он, переставая хохотать.

– Каких? Я обычный.

Дверь в спортивный зал открывается. Кайн переступает порог, держа одну руку за спиной. А за ним идёт мой отец и Виталя.

Кайн хлопает дверью прямо перед их лицами и запирает её на замок.

Я встаю на ноги, смахиваю с колен облупившуюся краску с деревянного пола. Похоже, Майк занимается здесь так часто, что спортивный зал уже нуждается в косметическом ремонте.

Ситуация накаливается, как железо над пламенем огня. Я понимаю, что уязвим перед Кайном.

Я не могу выбить из груди подлый страх. К тому же мой отец стоит за дверью, куда мне не пройти из-за этого обманчиво улыбчивого парня.

– Майк, дошёл слушок, что меня не пригласили на вечеринку.

Майк делает разминку шеи, не отпуская Кайна с поля зрения.

– Многие не были приглашены.

– Пианист, как дела?

Он делает шаг и останавливается, потом ещё шаг. И остановка. Пытается напугать и без того испуганного.

– Всё нормально, спасибо.

– Вы с Майком теперь друзья? Старые отношения ему стали неинтересны?

– Не знаю ответа на этот вопрос, – честно отвечаю я.

Майк не вмешивается.

Кайн всё ближе. Его волосы собраны в небрежный хвостик, а височная зона коротко подстрижена – в нашу последнюю встречу волосы были длиннее.

– А что ты знаешь? Знаешь, почему у Витали гипс?

Майк перестаёт разминаться и напряжённо хрустит пальцами.

Я один раз уклонился от удара, но от Кайна не улизну. Я готовлюсь к боли. К боли, хуже, чем от физических нагрузок.

– Потому что он ударил по машине.

– Майк, ты чего такой взволнованный?

Перестанет ли Кайн улыбаться? Это сбивает с толку, и запугивает хлеще, чем его слова.

– Говори прямо, Кайн, зачем пришёл?

– Ну-у, для этого.

Всё происходит за долю секунды. Кайн бежит на меня, толкает, толкает снова и бьёт в нос. Боль дробит кости. Мне не ухватиться за воздух, и я падаю. Кайн садится на меня сверху. Летит кулак, удар, боль, смертельная паника – вытесняющая инстинкт защищаться. В голове звон, я вижу свет, темноту, туман. Майк подскакивает к Кайну и пробует снять его с меня, остановить его удары, но Кайн ещё не закончил. Удар. Паника. Страх.

К горлу подкатывает тошнота. Все тренажёры летают, описывают круги. Дёсны ноют. Откашливаю кровь. Закрываю лицо руками.

– Лежи смирно!

Майк не теряет надежды оттащить Кайна.

Нестерпимая боль. В переносице неопределённые ощущения, словно где-то внутри застрял щебень.

Омут овладевает мозгом. От кашля в груди жгучее ощущение утраты кислорода. От головокружения мир полыхает, сияет в чёрном огне, осыпается пеплом.

Не шевельнуться.

Ослабленные руки падают вдоль тела. Ногти пытаются вырыть дыру в полу, чтобы прекратить эти мучения.

Прерывистое дыхание через рот между влажными хрипами плавит кожу. Суставы ломит. Левый глаз видит через чёрно-белую плёнку, я попал в пианино? Я проваливаюсь в воспоминания, когда родители носили в салон фотоплёнку для проявления снимков.

Нос не дышит.

Кровь медного привкуса. Я что, сожрал раскалённое железо?

Надо мной проплывает шарик света, дразнит, скачет вверх-вниз. Дотянуться бы до него, но не чувствую рук. Лицо – мясная отбивная.

Становится спокойно, шарик угасает, ужимается, мерцает.

Я теряю сознание. Иду на дно, осталось недолго, не так уж и глубоко.

***

Майк потирает затылок.

Отец Артура уносит на руках покалеченного сына к выходу. Сара плачет, высверливая через слёзы на Кайне ненависть. Тая пялится в одну точку.

– Бить не таких, как ты, это… это… подло! – Сара вскакивает и целится пальцем в Кайна. – Или скажешь, что ты нашёл его таким?

– А где доказательство, что это я?

– Сара, пожалуйста, – просит Майк, натягивая толстовку.

Майк видел столько драк, что не пересчитать на пальцах. Участвовал в стольких же. Но к Артуру у него особое отношение – как к младшему брату, хотя и с другой кровью. Он не имел права вмешиваться в драку с Кайном, потому что ещё в детстве они установили неразумное правило: никто не должен останавливать того, кто бьёт. Если соперник слаб и не может дать отпор, то избиваемый должен стать сильнее, чтобы отомстить. Остальные могут только наблюдать за происходящим. Майк и так уже нарушил это правило, попытавшись оттащить Кайна.

Кайн глупо лыбится и поднимает одно плечо, следом второе. Строит из себя дурочка.

Сара вцепляется в руку Кайна, смотрит на его кровоточащие костяшки пальцев.

Её ладонь с силой ударяет Кайна по щеке и оставляет красный след. Пощёчина выходит звонкой.

Тая приходит в себя.

Майк впервые видит Сару такой разъярённой. Виталя кидает в рот куски жареной курицы и громко чавкает.

– Ты, редкостная сволочь, Кайн!

Кайн хочет схватить Сару, вытряхнуть из неё дурь, напомнить, что у них патриархат, но мешает Майк, перехвативший его руки до того, как они достигают хрупкого девичьего тела.

– Кайн, ты переигрываешь в короля.

Сара убегает на второй этаж. Тая отбирает у Витали курицу.

– Я и всю силу не использовал, чтобы ничего не сломать этому лошку, а вы разнылись. Заразно это.

Майк громко выдыхает от злости.

– Когда ты стал таким тупым?

– Думаешь, я тебе по роже не съезжу?

– Свали из моего дома, и пса своего прихвати, – командует Майк, показывая на выход.

Кайн готов ударить Майка. Майк готовится к удару. Но Кайн нуждается в Майке – в своём верном друге.

Кайн вырывает руки из пальцев Майка и плюёт ему под ноги.

Мужская дружба тоже может переживать не лучшие времена.