Расколотое сознание (страница 24)
Мне надоело это занятие. Эта одинаковая музыка, которую мне выбирают на концерты, классическая одежда, словно музыкант пукает радугой, а какает единорогами. И завышенные ожидания.
Но когда я играю для себя, выбираю мелодию по настроению, я где-то даже счастлив. Если я правильно понимаю ощущение счастья.
– Я учился на «Титанике»
– Я обожала её играть!
Плечо к плечу. Сара жмётся ко мне, отчего не хватает личного пространства. Тактильность не моя сильная сторона, но с Сарой нет необходимости прятаться в панцирь – там делать нечего, и очень сыро.
– Можно я буду нажимать с одной стороны, а ты с другой?
– Попробуем. Но не обещаю, что правая рука сама не полезет на твою сторону.
– О, погоди.
Сара возвращается с маркером. Просит мою правую руку. Пишет на ладони «правая». На своей пишет «левая».
– Это что? Зачем.
Закрывает маркер колпачком.
– Лево и право. Лево и право могут выполнять работу в одиночку. Но когда они вместе – они сильнее. Ты не сможешь играть одной рукой там, где фигурируют обе. Так же и в любви, дружбе, семье. Все должны быть в команде.
Я смотрю на синюю надпись, скукоживающуюся в линиях жизни.
– У меня нет своего лева.
– В дружбе же тоже считается. «Я твоё лево».
Минутка философии. Грустной.
Она моё «лево»? Ну да, мы провели время вместе. И… рядом с ней я чувствую себя хорошо. Но можем ли мы называться друзьями?
А почему нет?
Сжимаю ладонь в кулак.
– Хорошо.
Кладу руку на клавиши. А ту руку, что не нужно задействовать, убираю за спину. Нажимаю на кнопку выбора песни, дохожу до «Титаника». Клавиши подсвечиваются.
– Можно я спрошу, пока мы не приступили к игре?
Она заинтересованно кивает.
Я смотрю на её браслет.
– Зачем на шариках игральные кубики?
Она снимает браслет, кладёт на клавиши передо мной.
– Здесь шесть шариков, на каждом кубике от одной точки до шести.
Деревянные шарики с мелкими царапинами и потёртостями. Выжженные линии кубиков идеально ровные.
– Я вдохновляю себя тем, что точки идут от уменьшения до увеличения. Единица – это как начать что-то делать. Двойка – как продолжить, и так далее. А шестёрка – это уже когда добился чего хотел.
Я ещё раз смотрю на доску желаний.
– Ты хочешь дойти до шестёрки со всеми этими желаниями?
– С некоторыми – да.
– Почему ты бьёшь себя браслетом?
Она надевает браслет на запястье, покрытое синяками.
– Мне так легче прийти в себя.
– Понятно. Но это плохой вариант.
– Я понимаю.
Я опускаю глаза к синтезатору, Сара улыбается.
Клавиши, как игральные кубики – чёрно-белые, но в них нет такого смысла, как вложила Сара.
Но я тоже начинал играть от одного до шести: сел на банкетку, выучил ноты, и вот и уже шесть – концерты, цветы, мозоли на подушечках пальцев.
Но сейчас, в комнате Сары, я чувствую желание с кем-то сыграть, попробовать новое.
– Ну что, начнём?
Пора взлетать, выше, чем все птицы мира. Сара полетит со мной, и, может, тогда перестанет задействовать браслет как орудие пыток.
Мы играем вместе. Моя рука, Сары, не обгоняем друг друга, не лезем на чужие стороны. Я успеваю за ней, она не отстаёт. Я слышу в наушниках то, что мы создаём. Я могу играть без подсказок, но позволяю красной подсветке нас направлять.
Мелодия становится проворнее. Прочнее.
Сара старается всё лучше.
Мы на корабле, мы разных социальных статусов. Со множеством врагов. Мы на палубе, вокруг вода и ветер. Я держу Сару, чтобы она не упала. Мелодия льётся в одно ухо, но я слышу её везде, она отскакивает от стен, и возвращается в голову.
Я в воде, Сара на деревянном обломке.
Пронизывающий холод. Тяжёлая, мокрая одежда. Окаменевшие мышцы, и последние, медленные удары сердца.
Наши руки двигаются быстрее.
Сара молодец, мы команда, мы справимся.
Я не готов оставлять любимую, но теряю силы. Ничего не поделать.
Я умираю.
Последние ноты Сара рассказывает о наших жизнях. Красная подсветка меркнет.
Мы заканчиваем эту историю.
Сара застывает, и я понимаю её.
– Это было невероятно, – говорит она.
***
Я заселяюсь в гостиницу через «Госуслуги». Все мои данные там как на ладони. Администратор долго держит ключи, дразня меня. Выхватываю ключ, ударив по его запястью брелоком с номером моей комнаты.
Не ожидает, поэтому вскрикивает.
Будет знать, как издеваться над гостем.
Я лежу на кровати в номере и не могу заснуть. Смотрю на синюю надпись, украшавшую мою ладонь.
«Я твоё лево».
Прохладная кровь струится по венам. Я не замёрз, но по коже бегут мурашки.
Тая была моей первой любовью – обманчивой или я просто её перерос.
Но Сара.
То, что я испытываю рядом с ней. То, кем она делает меня. Кем я становлюсь возле неё. То, что я чувствую, смотря в её карие глаза. Всё это напоминает ту любовь, о которой многие талдычат.
«И как это – любить?
– Ты поймёшь.
– Вряд ли».
И я не понимаю, что за чувства у меня к Саре.
Глава 22
Это моя жизнь
Пол ловит меня на входе в колледж. Отводит в сторону.
– Ты куда вчера пропал?
– Я ездил к бабушке.
Почему-то Пол озирается по сторонам. Выглядит подозрительно.
– Всё-таки она жива?
– Да.
Он дёргает меня за рукав, уводя всё дальше от входа.
Я в той же одежде, что и вчера. Вечером в гостинице я постирал вещи, теперь не пахнут. Вчера я сильно вспотел.
А надпись на ладони до конца не стёрлась. Сара выбрала несмываемый маркер.
– Нас разыскивает Вероника. Твои уже здесь. Они ищут тебя со вчерашнего дня.
– Хорошо, я пойду к ним на встречу. Надоело прятаться.
Я осторожно разжимаю пальцы Пола и убираю его руку со своей рубашки.
Мне всё равно придётся с ними встретиться, когда я буду забирать из квартиры свои деньги.
Из-за того, что у меня на лице гематомы, я сомневаюсь, что кто-то согласится сдать мне квартиру. Гостиница не худший вариант, и стоит не так уж дорого, а вечера буду проводить с Майком.
Я учусь продумывать: не избегать проблем, а решать их.
– Твой отец очень зол! А мама жалуется на здоровье.
Пол спешит за мной, почти наступая на пятки.
– Вместе пойдём? Или дальше будешь избегать встречи с Вероникой?
Поднимаемся на второй этаж. Пол ровняется со мной. Он жмётся ближе к стене. Я иду в самом центре коридора. Во мне безрассудная уверенность, что всё нипочём.
Меня обходят, и на меня прут – тогда отхожу я.
Я поднялся с нижней ступени иерархии, но не добрался до верхней. Я посередине, и намереваюсь это исправить.
Директор, Вероника и мои родители стоят в коридоре. Студентам любопытно, что происходит. Они останавливаются и наблюдают.
Спектакль начнётся с минуты на минуту. Пол притормаживает.
– Что-то я уже не хочу.
Как будто у меня полно желания встречаться с этими людьми.
– Не иди.
– Артурчик! – выкрикивает мать, срываясь с места.
Отец хмурится, он, как обычно, недоволен. Кадык его нервно дёргается под толстой кожей.
Пол всё же не уходит и поддерживает меня. И он «моё лево».
Мама пытается обнять, но я делаю шаг в сторону. Она обнимает пустоту. Я иду дальше.
– Ты где был? Сыночек. Мы так переживали. Сердце болит.
Вероника Сергеевна победно лыбится.
– Наконец-то все собрались. Или опять сбежите?
Она смотрит на меня, припоминая вчерашний побег с Сарой.
Люди собираются в кучу, перекрывают телами коридор, их невозможно обойти, и многим приходиться останавливаться.
– После пар домой! – надрывно приказывает отец.
Не смотрю на него.
– Хочу напомнить, что мы с Полом совершеннолетние. Я отказался от претензий к тому, кто это сделал, – указываю пальцем на лицо. – Вы не можете меня удерживать. Я вернусь домой, заберу вещи и уйду от вас.
Вероника и директор не ожидали такого: как же так, покорный, сдержанный мальчик умеет открывать рот и защищать свои права.
Тех, кто с детства ведёт себя грубо и вызывающе, воспринимают как должное. Ведь они всегда были такими. Но когда грубит тот, кто обычно ведёт себя тихо и скромно, как он сразу же становится «врагом человечества».
– Вы совершеннолетние, но пока учитесь в колледже, мы за вас отвечаем.
Вероника готова к дискуссии. Ради неё она и бегала за нами столько времени.
Мой отец обнимает маму за талию. Директор пока молчит. Студенты стучат ногами по полу, как приматы.
Мы в суде.
– Избили нас не здесь. С родителями я живу не в колледже. Тогда и разбираться вы не обязаны. Тот, кто избил, понесёт наказание рано или поздно. От меня, от Пола, от другого, но не от вас.
Вероника мнётся.
Вокруг много людей с телефонами, и они нас снимают. Надеюсь, Кайн сюда не придёт.
Я замечаю Майка в толпе, и он одобрительно кивает мне.
Слово директора: губы подрагивают, он пыхтит, но ничего произносит. Что, не его черёд?
– Мы будем ждать тебя дома, – звучит неприятный голос отца. Он долго молчал – это на него не похоже, и лучше бы продолжал безмолвствовать.
– Ждите. Я заберу половину своих денег. Мама, не выпучивай глаза, я предупреждал. Половину тратьте, как хотите. На самолёт не хватит, конечно. Только если на игрушечный.
Пол никогда не смотрел на меня с такой гордостью. Его глаза сияют, и я не могу понять отчего – от света или от моих слов?
Ноздри папы раздуваются, чёрные волоски пропадают в широком носу. Мама оцепенела.
Они думали, что я никогда не узнаю правду. Но шах и мат, родители.
Возможно, потом я посмотрю видео, которые студенты-придурки наснимают, и увижу там мямлю, а не сильного, как мне представляется, парня.
Но сейчас я в ударе.
Майк аплодирует. Сначала он один. За ним начинает Тая. За Таей её подружки. За подружками их парни. За их парнями все остальные.
Охренеть.
Нет, я не увижу на видео мямлю.
– Успокоились, живо! – кричит директор, раскидывая слюну по воздуху.
Он бледнеет, краснеет и снова его лицо будто в побелке.
Его слова утопают в овациях.
– Мы с Полом пошли на пары, – ору отцу.
Мамины глаза останавливаются на мне.
Я иду в толпу. Не расталкиваю людей, я же не самоубийца: я временно поверивший в себя, но не настолько, поэтому дожидаюсь, когда меня пропустят, и ухожу с Полом – от родителей, директора, Вероники, блогеров с телефонами.
Пальцы подрагивают, ноги подворачиваются, накатывает паническая атака.
Смел да труслив.
Я делаю шаг, и перед глазами встаёт картина: злой отец и испуганная мать.
Ещё шаг – и видение исчезает.
Ещё один шаг – и родители снова напротив.
На ногах не удержаться, прижимаюсь к стене. Кладу руку на грудь, считаю удары сердца – раз, два, три. Быстро.
Дефибриллятор. Ладно, не нужен, я живее живых.
Пол останавливается.
– Мощно, – но голос не Пола, а бас Майка.
Майк рядом с Полом. Я не заметил, как он подошёл.
Тая с подружками шастает за их спинами. Как будто я не пойму, что они делают это специально. А мимо Таи туда-сюда ходят парни, как голуби, привлекающие самку.
Где же Сара.
– После драк адреналин всегда так отпускает. Тряска, учащённое дыхание, как у наркоманов из сериалов. Сам не балуюсь. Так что ты, пианист, молодец. Так держать.
– Да уж. Мне ещё домой возвращаться.
– Реально хату снимать будешь?
– Пока буду жить в гостинице, потом снимать.
– А если бабосики не отдадут?
Сара бежит, но Тая останавливает её. Она замедляет шаг и внимательно слушает, что ей говорят. Подруги окружают её. Я понимаю, что Саре это не по душе. Когда-нибудь она скажет им о своих чувствах.
– Не отдадут – заработаю. Буду брать концерты через своего спонсора, да и колледж всегда рад мероприятиям.