Быстрее, быстрее. Руль вращается всё тяжелее, словно необузданный конь. Обуздать его, вцепиться пальцами до боли, не давать крутиться без моей воли.

Пятая передача, едем девяносто километров в час.

Дорога уходит в сторону. Я ещё не сталкивался с таким.

Мышцы рук на пределе. Наклоняюсь вперёд.

Сто километров в час.

Просьба Майка притормаживать теряется в свисте ветра, гуляющему по салону. Майк понял, что меня нет рядом с ним. Я сливаюсь с машиной, скоростью. Я на эндорфине, и на кортизоле.

Я в небе и на земле, под землёй и в космосе.

Разница между мной и самоубийцей – это то, что я ещё жив.

Зелёные кляксы по обеим сторонам дороги пропадают. Трасса уходит правее.

Руль не слушается, колёса стираются об асфальт. Майк орёт. Я преодолею этот чёртов поворот. Машину дёргает, каждая неровность грозит выбить педаль из-под ноги.

Сто двадцать пять километров в час.

Машина несётся, но я контролирую движение – я её железо и механизм.

Поворачиваю, поворачиваю ещё. Да! Снова едем по прямой дороге.

Я виляю со встречной полосы на свою. Со своей на встречную.

Ветер, злой Майк, азарт.

Я сам себе друг, сам себе враг.

Слышу громкий рёв мотоциклов позади. Вижу в боковом зеркале четыре чёрно-зелёных пятна.

Отвлекаюсь. Тачку бросает влево, Майк валится на меня. Он задевает руль рукой, машину мотает. В четыре руки корректируем траекторию движения.

Понижаю передачу, стрелка на оборотах спускается по крутому склону. Майк отрывисто дышит. Мотоциклисты ровняются с нашей тачкой. Останавливаюсь я, останавливаются они.

Дышу громко, как ветер, что гулял по салону.

– Ты сумасшедший, ненормальный! – Майк стучит по лбу тыльной стороной кулака.

Перевожу дыхание, откинувшись на спинку кресла. Краем глаза вижу, как мотоциклисты снимают шлемы.

Трое парней и одна девчонка.

– Знакомые с другого района, поздороваюсь, придурок!

Выходит из тачки, и я остаюсь наедине с собой.

Я избавился от надзора родителей. Живу один, свободен. Но почему-то всё равно не могу совладать со вспыльчивостью за рулём.

Майк разговаривает с парнями, девчонка вьётся перед одним из них.

Я смотрю на пальцы, они дрожат.

– Донов? Тот самый? – спрашивает патлатый. От шлема его волосы торчат, как будто шибануло током.

Перевожу взгляд на говорящего и встречаюсь с уставшими глазами. Под ними фиолетовые круги: либо не спит, либо не просыхает.

– Ты его не выпускаешь?

Они дружно ржут.

Открываю дверь и выхожу из машины. Нога подгибается, чуть не падаю. Эти ржут ещё громче.

Девчонка, виляя бёдрами, подходит ко мне. Чёрный обтягивающий костюм напоминает презерватив.

– А он симпатичный, – кончиком пальца тыкает в мою щеку, – побили недавно? Кто же тебя так, дорогой?

Говорит, как с несмышлёным ребёнком. Отпихиваю её руку, чтобы перестала меня трогать.

– Ой, он сердится.

Майк встаёт рядом со мной.

– Это подруга Таи – Рози. Этих парней представлять не буду, всё равно имена ненастоящие.

– Привет.

– Здорово, Донов. Кайн про тебя говорил. Лох, да задрот-пианист, – рассказывает лысый, прищурив один глаз, – но на вид ты таким не кажешься.

– А это та самая тачка?

Рози садится на бампер. Ногу на ногу. Необузданное желание скинуть девицу на землю.

– А давай так, – ещё один вступает в беседу, подбородок и нос прикрыты чёрной маской, – если Донов победит хотя бы одного из нас, мы позволим ему прокатиться на мотоцикле.

Майк не даёт раскрыть рта.

– Я дам ему проехаться на своём. Он отказывается.

– Я согласен, – возражаю.

– Нет, ты отказываешься! – Майк угрожает ледяным взглядом, но он не сковывает, как раньше, и не пугает, не прижимает к земле. Я привык к серым глазам Майка.

– Коновал, не знала, что ты обрёл такого взрослого сына, – хохочет девчонка.

– Какой, нахрен, сын?

Желваки Майка заходили под кожей, выдавая его настрой.

– Донов не сядет за руль мотоцикла. Если выиграет – он проедет круг со мной.

– Почему ты так за него переживаешь?

Рози спрыгивает с бампера, шлёпает Майка по заднице.

У неё зуд, что ли, вечно двигается, куда-то бегает.

Сара тоже энергичная, но не такая приторная. Ждёт у дома Майка, переживает, наверное.

– Потому что он угробит не только себя, но и ваш байк. Он безумец! – обращение адресовано мне, – я предупреждал, что буду бить, если тебя понесёт.

Я не уклоняюсь, когда удар приходит в скулу. Я заслужил. Голова отклоняется в сторону, пошатываюсь, но не сдвигаюсь. Боль охватывает подбородок и шею. Закрываю глаза, справляясь с неприятными чувствами.

– За что ты его так?

– Он знает.

– Бедный пёсик, – гогочет лысый.

Пёсик?

Распахиваю глаза, толкаюсь ногами об асфальт, сжимаю кулак со всей силой. Скула не болит, уже ничего не болит, я ничего не чувствую. Бью лысого в живот, как мне когда-то Кайн, и этот сгибается, как когда-то я.

Майк оттаскивает меня, пока не началась драка.

Друзья лысого хрустят пальцами.

Сам лысый выпрямляется:

– Ну ты попал, щенок.

Закрываю лицо ладонями.

Бей, только если уверен, что сможешь защититься. Я пренебрёг этим правилом.

Но передо мной встаёт Майк, его кулаки наготове.

Я не одинок… и Майк тоже моё "лево".

– Ты сам нарвался. Пианист никого не бьёт без повода.

Я вообще никого не бью.

– Предлагаешь притвориться, что ничего этого не было?!

– Не умеешь держать язык за зубами, получаешь по роже.

Парни переглядываются. Рози поглаживает живот лысому. Меня никто не гладил, когда я ходил с разбитой рожей.

– Ещё раз, и твой дружок ответит.

– Майк, а ты заходи ко мне сегодня, – девчонка убирает кудрявую прядь за маленькое ухо.

– Встретимся у Витали на вечеринке.

Хочу такой же металлический голос, как у Майка. Хочу так же защищать друзей. Хочу быть сильным.

Сегодня я впервые ударил человека.

Костяшки пальцев покалывает – от удара или от желания нанести ещё один. А может, от обоих чувств одновременно.

– Ещё раз, щенок, поднимешь на меня руку, я вырублю тебя на месте, – лысый снимает кожанку, приподнимает футболку и смотрит на живот.

Красное пятно.

Я доволен.

– Поехали.

Майк тащит меня за рубашку к пассажирскому сиденью, толкает внутрь тачки. Сам садится за руль.

Рози просовывает голову в открытое окно, целует Майка в губы и шепчет прощание.

Он газует, чтобы все разошлись.

Уезжает вперёд, торопится. Когда зелёные пятна мотоциклов остаются позади, Майк снижает скорость. Смотрит вперёд безжизненно, но вены на руках вздуваются как голубые змеи, – так сильно он сжимает руль.

– Ты дружить ни с кем не хочешь, да?

Хочу, но не с такими, как они. Хочу, но не умею.

Закрываю окно, устраняя сквозняк.

Оранжевый электронный циферблат напоминает, что я опаздываю на концерт.

– Я им не псина.

– Ты сделал правильно, но научись смирять пыл, а то рожа в обычное состояние не вернётся.

– Научи меня драться, – прошу который раз уже.

– Чтобы ты, как бешеная собака, на всех бросался?

Сдвинув брови к переносице смотрю на профиль Майка, .

Он пожимает плечами.

– А ты как думал, я тебя назову?

Бросает взгляд на часы и жмёт на газ. Он знает, что я опаздываю.

– Научи, а дальше – мои проблемы.

– Ты не слушаешь меня за рулём, так с хера ли я должен слушать твои просьбы?

Отворачиваюсь. Стыдно.

Когда руль попадает в руки, а идиоты раскрывают рты, я ничего не могу с собой поделать. Хватит бездействовать.

– Извини.

– Отвезу тебя на концерт, а Сара с Таей со мной на вечеринку поедут.

Наезжает на кочку и неразборчиво бурчит.

– Извини, Майк, – искренне прошу, – виноват.

Убирает одну руку с руля, чтобы почесать затылок.

– Забей.

– А на мотоцикле ездить научишь?

– Пошёл ты.

А на губах усмешка.

***

Майк паркует машину около дома. Сара и Тая заглядывают в окна, ищут Артура.

Майк не спешит выходить. Запах пианиста выводит из себя, этот орехово-цитрусовый, с примесью чего-то сладкого.

Майк обожает гонки. Обожает, когда соперники пытаются помешать, задержать, скинуть в кювет, продемонстрировать превосходство.

Любит заезжать за линию первым или последним.

Но пианист – другое дело. Он не управляет собой, но хочет владеть машиной.

Не видит ничего, кроме скорости. Не слышит ничего, кроме скрипа колёс.

Майк знает, что Артура пора научить драться. Потому что гонка с Кайном близко, и все не может закончиться хорошо.

– А где Арти?

Он смотрит на Таю. Артур интересен ей лишь в собственных целях. Саре он интересен, потому что она влюблена.

Майк знает. Не слепой.

Тая не добьётся того, чего достигла Сара.

Есть в этом Артуре что-то притягивающее и отталкивающее людей.

– Я на концерт его отвёз. Я понимаю вас, баб, – пианист, пай-мальчик, который намеревается покорить мир, соблазняет. Но он не мы, заранее продумывающие действия даже в драке. Он давит на газ, и сдохнет не заплакав.

– В смысле?

Сара оттягивает резинку браслета и бьёт по коже деревянными шариками. Так она справляется со стрессом.

Сара – весёлая девушка, но ей кажется, что многие превосходят её в яркости. Из-за этого она перестаёт светить.

– Да вот в прямом. А ещё пи врезал Ржавину!

Тая складывает руки и прижимает их к груди.

– Арти не мог врезать.

– Почему это не мог? – раздражается Сара. – Если ударил, значит, заслужил!

Тая медленно поворачивает голову на Сару. Она просит Сару не кричать, когда та громко говорит. Тая просит подругу перестать смеяться так оглушительно, как это делают дети. Тая хочет слепить из Сары идеальную подругу, и ей это удавалось, пока не появился Артур Донов.

Он перевернул песочные часы всех жизней: песчинки мирно лежали в одном из сосудов, пока пианист не перевернул колбу, и песок не тронулся в обратный путь. Но обратно уже не будет. Песчинки будут пересыпаться туда-сюда через узкое горлышко, пока стекло не лопнет.

– Я так и сказала.

Сара всё чаще бьёт себя браслетом. Боль помогает ей преодолеть искушение высказать Тае всё, что накопилось.

Майк давно просит Сару перестать потакать Тае, но сейчас не время для ссор. Он хочет повеселиться на вечеринке, нажраться, поскакать, подпевать всякой херне вместе с девчонками, а не выслушивать перепалку Таи с Сарой.

Сара мечтает поговорить с Артуром. Ей требуется погулять с ним ещё. Вот бы он опять потрепал по голове. Сыграл с ней новую мелодию. Успокоился и вытравил из своей груди желание разбиться на машине.

Тая разочарована, что Майк приехал один.

И в Саре.

Пусть Сара не думает, что откроет замок на сердце Артура раньше неё.

Тая собиралась обнять Артура, как он приедет. Сказать, какой он крутой водитель, солгать немного, ведь трогается Артур неуверенно.

Тая грезит ещё одним поцелуем с Артуром. Она первая, и вторая, и она навсегда.

Сара отходит и сплетничает с Майком.

Таю бесит, что она не знает секреты каждого.

– Сегодня первый концерт Артура без родителей, – тихо сообщает Сара Майку.

Майк не удивлён, что подруга помнит. Сам он о такой мелочи забыл. Его родители всегда дома, даже когда к нему приходят гости. Но никто об этом не догадывается, потому что они работают в кабинетах с шумоизоляционными дверями и стенами.

Майку чуждо, когда мама и папа присутствуют на его победах или неудачах.

Но он перерос.

А перерастёт ли это Артур?

– Езжай с Таей на вечеринку. Я кое-что придумала.

– Ты подойдёшь позже?

– Думаю, что нет. Тае необязательно знать, что у Артура концерт.

– Я не буду лгать, если она спросит.

– Не лги, но не заводи разговор.

Майк подзывает Таю.