Расколотое сознание (страница 38)

Страница 38

Я лежу на верхней койке, а Тая на нижней. Я смотрю в потолок. Наскучило, и я закрываю глаза.

Здесь темно. Подушка тонкая и неудобная, а одеяло не согревает.

Чувствую одиночество.

Я не испытывал этого чувства, пока не начал делить постель с Сарой. Некого обнять. Никто не прижмётся горячим телом к моему.

Я непрерывно ворочаюсь. Полежу немного на левом боку, полежу на правом. На спину перевернусь. На живот лягу.

Обнимаю одеяло, это так тупо.

– Гонка вышла классной.

– Спи.

– Так ты же тоже не спишь.

Охранник стучит по решётке. Тая затыкается. И слава богу.

Бьюсь затылком об подушку. Если я не усну, то проведу всю ночь с мыслями наедине. А нам вместе неуютно.

Майк говорил, что любил в жизни один раз. Куда подевалась та девушка? Почему я ни разу не видел его родителей? Как там мама с отцом? Я забыл звонить матери, как обещал. И не пишу уже несколько дней. Спит ли Сара, надеюсь, что да. Зол ли Майк на меня из-за их ссор с Кайном? Когда бабушка вернётся домой? Надо поискать квартиру для съёма, сколько ещё можно жить в гостинице. Почему Кайн подписал документы, что за это придётся сделать?

Как заткнуть себя?

– Мне очень грустно, – шепчет Тая снизу.

– Почему?

– Потому что я всё испортила.

– Ты опять обо мне?

– О тебе. Я хочу быть на месте Сары.

– Никто не может быть на месте Сары.

Я слышу её всхлипы и скрип кровати. Никто не любил меня так открыто, но она влюбилась не вовремя, поздно. Куда мне спрятаться, чтобы не слышать её?

Мне ей не помочь.

Но вот я не до конца верю её словам. Как можно доверять той, что так легко лжёт.

***

Утро всё же наступает. Полночи мне казалось, что время остановилось навсегда, что за стенами началась война, постапокалипсис или что-то подобное, и нас никогда не выпустят.

Воображение не жалело.

Я слезаю с койки и прошу полицейского отвезти меня в туалет. Тая открывает глаза и провожает взглядом. Близнецы ещё спят, посапывая, как младенцы.

– Пока переоденусь, – говорит она.

– Давай.

В туалете грязно. На стенах граффити: рисунки гениталий и похабные слова. Как они успели всё это разрисовать. Я провёл в туалете меньше минуты, но за дверью уже раздаётся нетерпеливый голос.

Споласкиваю руки и лицо холодной водой.

Я выхожу, но меня ведут не обратно в камеру, а к бородатому мужчине. Он разговаривает по телефону. Увидев меня, он кладёт трубку.

– Можешь не присаживаться.

Я и не собирался. Стою у двери, полицейский дышит мне в макушку.

– Остальных уже выпускают. Ты будешь следующим, но мне хочется с тобой поговорить.

– Ладно.

– Ты хороший парень, но занимаешься не тем.

Сейчас будет капать на мозги. Отчитывать. Пытаться вернуть на скучный путь хорошего сына, пианиста в костюме, с голубиным говном на волосах. Почему все думают, что лучше знают, какая жизнь мне нужна?

– Я узнал, что ты музыкант. И хорошо учишься. Почему нарушаешь закон?

Не отвечаю, но бородач ждёт. Я не скажу правду, я сам-то не знаю, почему именно так.

– Попробовал новое, и сразу же поймали.

– Больше не повторишь?

– Не думаю.

Ложь.

Бородач чешет мохнатую бровь.

– Не хочу встретиться с тобой ещё раз.

– Я с вами тоже.

Он смеётся.

– Надеюсь, мы договорились. Тебе придёт штраф, ты должен будешь его оплатить.

– Хорошо.

– Ты свободен.

Тая ждёт на улице.

Свежий воздух особенно приятен после долгого времени в помещении. Слабый ветерок шевелит волосы на руках. Уличный шум и чужие разговоры – сливаются в звуковую неразбериху.

Мне вернули телефон, но я не спешу им пользоваться. Тая кому-то пишет.

– Пойдёшь в гостиницу пешком, или проедимся на такси?

Без макияжа она такая натуральная и чистая. В её глазах полопавшиеся капилляры похожи на красные переплетённые ветки на белом фоне. Ночью Тая вправду плакала. И всему моя вина.

– Пройдусь. Хватит тесного пространства.

– А потом?

Она убирает телефон и смотрит мне в глаза, голубая радужка похожа на облачное небо. С Таей сложно сохранять зрительный контакт, но я не сдаюсь.

– Помоюсь, посплю, пойду к Майку схожу.

– А как же твоя любимая Сара? – она кривится, и тёмные круги под глазами темнеют ещё заметнее.

– Ей я устрою сюрприз.

Эту ночь я мечтаю провести с Сарой вдвоём на берегу озера, понаблюдать за закатом и рассветом.

Соскучился.

– Пройдусь с тобой?

– Я хочу один.

– А ещё говоришь, что мы друзья.

– Я хочу побыть один. Не значит, что мы не друзья. Перестань!

Я чувствую, что теряю самообладание. Выдались странные дни. И Тая меня нервирует.

– Не кричи. Иди куда хочешь.

– Спасибо за разрешение.

Глава 33
Они что-то скрывают

Оказавшись в гостинице, сразу же иду в душ. Смываю запах тюрьмы, пота и усталости.

Я не пересёк финишную линию, но в любом случае победил. Кайн не посмеет сказать, что гонка не окончена.

Я пишу Майку, что свободен. Саре сообщаю, что меня скоро освободят. Я не хочу испортить романтику, но и не хочу, чтобы она продолжала переживать.

От жажды нашей встречи, внутри всё колотится, как земля во время землетрясения, но в отношениях должна быть романтика. Не знаю, откуда у меня столько информации об отношениях, но я ей пользуюсь.

Полу пишу то же самое, что и Майку.

И отправляю матери сообщение, что всё хорошо и не стоит переживать.

Надо с ней повидаться.

Я сижу на кровати и считаю, сколько у меня осталось денег. На месяц проживания в гостинице хватит, но я пока не знаю, каким будет штраф за гонку, а концертов в ближайшее время не ожидается.

Смотрю вакансии подработок, попадаются грузчики да продавцы. Я должен стать сильнее, и первая должность мне подойдёт. Созвонюсь с работодателем на днях.Я и направляюсь к Майку. Мне нужно узнать, есть ли у него возможность одолжить мне какой-нибудь транспорт на ночь.

Я стучу в дверь, но никто не открывает. Звоню Майку, но он не отвечает.

Я стучу громче, и одновременно жму на кнопку звонка. Перестаю стучать и звоню на Майку на телефон.

Тишина.

Я хожу туда-сюда по тропинке. Рядом стоит BMW, гараж закрыт, и свет в окнах не горит. Снова стучусь. Когда дверь открывается, я чуть не падаю на Майка.

– Я уже представил, как ломаю дятлу руки. Рад тебя видеть

От него не веет знакомой энергией, а аромат морозной свежести сильнее обычного. Зудит в носу.

– Я тебя тоже.

– Ты уже вошёл в дом, приглашать не надо, – намекает на моё падение прямиком на него.

– Что, хочешь узнать, почему Кайн поставил подпись?

Майк, в одних трусах и с взлохмаченными волосами, словно только что проснулся, выглядит небрежно. Он закрывает за мной дверь, включает свет и, взяв со спинки стула халат, накидывает на голое тело.

– Кайн нажрался, я подложил ему документ под руку и дал ручку. Всё.

Я хмурюсь. Это слишком просто.

– И он ничего не требовал и не придумал чего ненормального?

– Нет.

Он лжёт. Отвечает сразу и нервно. Он явно не в себе.

– А теперь правду.

– Я сказал всё, что ты хотел, отвали. Чё ещё?

Он в паршивом настроении. Это ещё одно подтверждение, что он врёт.

– У тебя есть… На чём я мог бы съездить с Сарой за город на озеро? – временно меняю я тему.

Он опускает взгляд и смотрит в левый угол, где солнечный зайчик скачет по полу.

Майк кусает щёку изнутри.

– Скутер на двоих, можно ездить без прав.

– Дашь?

Уходит на кухню и возвращается с двумя бутылками пива.

– Выпьешь со мной?

– И как я потом поеду?

– Ты сейчас собираешься?

Смотрю на часы. Рано, всего три часа.

– Поеду к Саре к семи.

– За это время пиво из тебя выветрится .

Майк открывает бутылки и протягивает мне одну.

Мы садимся на диван. Я делаю глоток пива и сразу второй, чтобы быстрее выпить и не мучиться.

– Спасибо, что одолжил мне вещи для временной изоляции. Спасибо, что решил с Кайном проблему.

– Пожалуйста, пианист. Кайн не всегда таким был, – оправдывая друга, Майк проводит пальцем по бутылке, собираю на коже влагу.

– Ладно.

– Что, нахер, ладно? Словарный запас плохой, помочь пополнить?

Давно Майк не бухтел.

Я ловлю каплю конденсата языком, делаю глоток, но случайно ударяю горлышком по зубам, и вспоминаю, что Кайн лишил меня клыка.

– Майк, что произошло?

Майк бьёт пяткой по ножке дивана.

– Да ни черта. Кайн предлагал такое, отчего я просто в шоке!

– Что это?

– Тебе я не скажу.

– Если он хочет, чтобы я что-то сделал, скажи!

– Не ты.

– Ты?

– Нет. Неважно. Заткни себя пивом.

Разговор не складывается. Майк раздражён и расстроен, и видно, как он устал.

– С этого дня я буду решать всё сам, – заявляю я.

– Чё?

Делает три глотка и с громким стуком ставит бутылку на стол.

– Никто не даст тебе решать самому. Захлопни рот, я говорю, – я сразу же закрываю. – Не потому, что ты ни черта не можешь сам, а потому что ты придурок какой-то, все к тебе привязались. А ты всё равно как хер отстранённый.

Давненько Майк так много не ругался. Майк сказал много непонятного: кто привязался, почему я отстранённый, ещё и хер. Что в голове у Майка? Зачем я начал улыбаться после его слов?

– Улыбка эта дурацкая. То чёрт из тебя её выбьешь, то лыбишься не вовремя.

Вырывается смешок. Кажется, слова Майка мне приятны.

– Иди ты в жопу, пианист.

Пить пиво, улыбаясь, неудобно. Но зато это делает вкус пива слаще.

Со второго этажа, кто-то спускается. Я смотрю через плечо на мужчину, похожего на Майка – но у повзрослевшего Майка серые глаза гораздо холоднее.

Из-под ворота рубашки торчат тёмные волосы. Я вскакиваю с дивана и вытягиваюсь, как солдат перед офицером.

– О, отец, куда собираешься?

Мужчина подходит ко мне и протягивает руку для рукопожатия. Я пожимаю его ладонь слабо – у мужчины хватка намного сильнее моей. Так вот какой папа у Майка. И что, он всё время был здесь?

– Твою маму из аэропорта забирать. Сейчас приедёт…

Дверь приоткрывается, в дом заглядывает знакомый мужчина. Не сразу вспоминаю, кто это, но потом его образ молнией образуется в мозгу.

Белый костюм, белее пианино.

Кошусь на клавиши, они, притягивают к себе с непреодолимой силой. Пальцы подрагивают.

–… Костя. Ладно, Майк, давай, вернусь вечером. Мама хочет устроить семейный ужин.

Лицо Майка приобретает форму овала. Это он в первый раз так чему-то удивляется.

– Семейный ужин?

– Сам удивлён.

– Майк, всего доброго, – говорит человек в белом костюме, – Артур, всего хорошего.

Он открывает дверь, чтобы отец Майка прошёл. Они уходят, и дверь за ними закрывается.

Майк ошарашен.

– Семейные ужины – редкое явление? – я заинтересован узнать побольше о Майке, пока он сражён новостью.

– Когда у меня вечеринки, родители всегда дома, но никто из знакомых и друзей об этом не знает. И тут мать с отцом хотят провести время вместе, чё то не так.

Майк, не моргая, смотрит на дверь.

– В смысле?

Я тоже пялюсь на дверь, и чем дольше, тем сильнее ощущение, что дверь пялится в ответ.

– В коромысле. Они работают в кабинетах, где стены с шумоподавлением. Там спят и едят. Рядом туалет и ванная.

– Ох… охренеть.

– Вот думаю, не больна ли моя мать.

– Типун тебе на язык, Майк.

Оставляю Майка с дверью наедине и подхожу к пианино, сажусь на банкетку. Только создаю первые ноты одной рукой, а второй подношу бутылку ко рту, как Майк встаёт рядом. Отдуплился, наконец-то.