Расколотое сознание (страница 48)
– Ой-ой, какой ты серьёзный парень.
Я не отвечаю. Погружаюсь в чтение:
«Я люблю тебя, независимо от того, сколько глаз у тебя видят: все, один или ни одного. Я хорошо знаю тебя и поэтому предупреждаю: не смей думать, да – именно не смей, – что ты никому не нужен. Ты нужен всем. И Майку ты был необходим, как глоток оздоровительного воздуха… Он сильно изменился, когда встретился с тобой. Стал счастливее»
Мокрые следы от слёз размывают текст. Я трачу время, чтобы разобрать буквы, утопающих в слезах Сары.
«М… все изменились благодаря тебе. Благодаря твоей воле и стремлению жить лучше.
Мы мало дней провели в спокойствие, но ты нужен мне. Ты мой герой. Ты мой любимый человек. Ты мой Артур.
Майк бы убил нас, узнав, что мы впадаем в депрессию.
Ты должен держаться, выздоравливать, готовиться к выписке.
Я мечатю услышать твою игру на пианино.
Врач отправил меня домой, так как тебе необходимо отдыхать. А лежать на твоей постели мне вообще запретили.
Но мы же любим нарушать правила?
Я, твоя вишневолосая, подписываюсь под каждым предложением, чтобы ты верил мне.
Мне всё равно, сколькими глазами ты будешь видеть. Это никак не влияет на мои чувства.
Когда увидимся, я хочу получить твой лёгкий поцелуй. А как выздоровеешь… сильный и отчаянный, как наши чувства».
Я отпускаю письмо. Оно летит и приземляется на живот.
Я закрываю глаза и дышу глубоко, чтобы сдержать слёзы.
– Что-то хорошее?
– Хорошее.
Я убираю руку с глаз… с глаза и повязки. Решительно смотрю в стену. Пришло время подняться с постели, сесть на кровать, встать на ноги и дойти до туалета.
На руках красные бинты, наверное, скоро сделают перевязку.
Из-за ограниченности движений рук невозможно за что-либо ухватиться, поэтому я осторожно и не торопясь передвигаюсь спиной по подушке, и свешиваю ноги с кровати. Прежде чем поднять туловище, берусь за голову: она будто вращается по кругу, как у совы, а вместе с ней кружится и палата, и вид за окном.
– Помочь? – спрашивает сосед.
– Нет.
Входит врач. Он измеряет температуру бесконтактным градусником и осторожно подталкивает, чтобы я сел.
– Не терпится попасть домой? – спрашивает врач у пациента, что, хромая, несёт сумки к выходу.
– Да! Хватит, засиделся уже.
– Всё правильно. Иди, и чтобы мы больше не встречались.
Мужчины пожимают друг другу руки. Мой сосед со всеми прощается и счастливый выходит из палаты.
Хотелось бы и мне уйти с ним, но врач тянет меня за руку, помогая подняться, чтобы я добрался до туалета, а вот на выписку мне ещё не скоро. Мои колени подкашиваются, а тело дрожит как желе. Врач не даёт мне упасть.
– Как ты себя чувствуешь? Ночью припадок был?
Я хватаюсь за его халат и осмеливаюсь выпрямиться, но рёбра что-то пережимает. Я игнорирую вопрос, врач и так знает, что да.
– У тебя гематома под правым подреберьем. Мы наложили специальный крем, поэтому пока походи в бинтах.
– А хорошие новости есть?
– Ты жив.
Я жив, но не Майк. Хорошая ли это тогда новость?
Я делаю неуверенный шаг, как будто в первый раз в жизни. Врач – моя опора. Самостоятельность – полезный навык, но уметь принимать помощь тоже неплохой.
Шаркая, я держу тапочки пальцами ног. К горлу надвигается тошнота. Врач останавливает меня.
– Потихоньку. У тебя сотрясение мозга.
– Напоминайте чаще, я же забыл.
– Я твой лечащий врач, и мне приходится напоминать тебе о слабостях. Пётр Озонов, если нужно ко мне обратиться.
Врач ногой открывает дверь в туалет. Подводит к унитазу. На стене опора, и я пытаюсь взяться за неё, но пальцы перетянуты бинтами.
Пётр стоит за моей спиной.
– Вам обязательно стоять над душой?
– Я отвернулся. Если ты упадёшь, я помогу встать.
Никогда не встречал так много добрых людей. Из-за этого мне всё сложнее ненавидеть человечество.
Я едва успеваю надеть трусы, как меня пошатывает, и я валюсь на колени перед унитазом. Меня тошнит, но выходит лишь жидкость. Я давно не ел, и от собственных звуков мне совсем худо.
Майк в крови, из его рта летят красные капли, кашель. Под моими ногами блевотина. Повсюду стёкла. Кислый запах.
Меня беспрерывно тошнит.
– Колени не разбил? – Пётр помогает встать после того, как я едва не вывалил через глотку органы.
– Мне нужно лечь. Не получится почистить зубы.
В этот раз не будет геройства. Не будет никаких страданий, только бы выполнить задачу, а всё остальное неважно и перетерпится… Я не в том состоянии, чтобы бороться с самим собой.
– Я попрошу медсестёр принести стакан воды и зубную щётку с пастой. Многим пациентам этот метод помогает.
Я возвращаюсь на койку. Становится легче.
Глава 41
Жизнь разделилась
После долгих часов безделья в палату заглядывает мама и Пол. Они входят и встают надо мной. Я рад их видеть, но клонит в сон. Я не могу уснуть, и усталость с головокружением уничтожают.
– Привет, Артурчик. Выглядишь намного лучше.
Ложь.
Я мельком увидел своё отражение в зеркале. Пират с белой повязкой на глазу, закреплённой крест-накрест пластырем. На голове наложенные друг на друга бинты. Под видящим глазом синяк от удара Кайна.
– В колледже все передают скорейшего выздоровления. Сара придёт сегодня с твоей бабушкой.
Пол одет в чёрное: рубашка заправлена в брюки, волосы зачёсаны набок. В нагрудном кармане рубашки уголочек от платочка. Его наряд выглядит странно.
Я перевожу взгляд на маму. Она краснеет и отворачивается.
– Я знаю, что ты не поверил нам с отцом и нашёл бабушку. Мы никогда не загладим за это вину.
– Не загладите.
– О, ты говоришь! – с наигранным энтузиазмом говорит Пол, улыбаясь с перекошенным лицом. Мне отчего-то смешно, но невесело.
– Возвращайся домой после больницы… – просит мама, теребя ручку сумки.
Дверь в палату открывается, заходит бабушка. Она выглядит помолодевшей и похорошевшей, но её блёклые глаза выдают, как сильно болит её сердце.
– Он переедет ко мне, – уведомляет бабушка.
– Бабушка… – собираюсь высказать мнение, но бабушка смотрит в глаза матери. Их разговор ещё не окончен.
– Он будет жить со мной. К вам он не вернётся, – повторяет она, видимо, чтобы моя мать лучше поняла.
Пол чувствует себя некомфортно из-з семейных разборок.
– Я пойду к Саре, она уже пришла? – Пол заглядывает в коридор через приоткрытую дверь. Из-за своего угла обзора я не вижу ни части коридора, ни Сару.
– Сара за дверью, – отвечает бабушка, – попробуй её развеселить.
– Да, да, ага, хорошо.
Пол вылетает из палаты.
– Я сам решу, где и с кем буду жить, – заявляю я, глядя на бабушку и маму, продолжающих пристально смотреть друг на друга.
– Артурчик, мы с папой докажем, что всё изменилось, – жалобно обещает мама, – или я буду доказывать, но уже без него.
Я не зацикливаюсь на том, что она прошептала в конце. Её семейная жизнь с мужем уже давно в разладе.
– Я буду жить с бабушкой, если она не против. Но я могу найти и другое жильё, справлюсь.
Твёрдость в голосе не означает уверенности в собственных словах. В улыбке не всегда есть правда. В радостном голосе тоже имеется ложь. Всех можно обмануть поведением.
– Вот, Рита, и всё, – победно улыбается бабушка.
– Ладно, живи где хочешь, – обиженно разрешает мать, хотя её согласие давно не нужно.
– Мы всё решили? Оставите меня одного?
– А как же твоя девушка и друг? – с недоумением спрашивает бабушка, поворачиваясь к двери.
– Ты видишь, в каком я виде?
– К сожалению.
– И они видят, и я этого не хочу. Попроси их уйти, пожалуйста.
Я сглатываю солёный ком. Я скучаю по Саре, и не уделяю Полу должного внимания как к другу, но я принёс им обоим столько боли, что этого достаточно, чтобы спрятаться от них на время.
– Рита, выйди, я с внуком поговорю.
Сосед насвистывает мелодию под нос и пятится к двери.
– И я пойду прогуляюсь. Пойдёмте, Рита?
Она с увлечённостью и интересом смотрит на моего соседа.
–Узнаем, как дела у друзей Артурчика, – оставляет мама за собой последнее слово.
Мама никогда не стремилась к общению с моими знакомыми и друзьями, но это стало её единственным спасением от строгих взглядов свекрови.
Сосед по палате и мать исчезают за дверью.
Бабушка пододвигает стул, который одиноко стоял в углу, к кровати, и садится на него. Она молча смотрит мне в глаз..
– Как ты, Артур?
– Мой друг умер. Я плохо.
– Он умер не только для тебя, но и для всех, кто был близок с ним. Но и ты для них теперь словно мёртв.
– Я жив.
Она кладёт морщинистую руку мне на грудь.
– Ты умер здесь, – надавливает на солнечное сплетение, – и твои друзья переживают утрату сразу двоих близких. Ты отталкиваешь их, решаешь, стоит ли им видеть тебя таким. Может быть, стоит позволить им самим сделать выбор?
Я кладу руку поверх бабушкиной, ощущая грязные бинты на пальцах.
– Я мог бы спасти Майка?
Это риторический вопрос, но я буду задаваться им до собственной смерти.
– Ты можешь лишь продолжать жить без него. Помнить о нём, но жить. Жизнь у всех конечна, и пока мы живы, нельзя оставаться в состоянии смерти.
– Нельзя… но я в нём.
– Позволь пригласить твоих друзей?
За дверью раздаётся множество звуков. Иногда я слышу голос Пола, матери и Сары.
Я киваю бабушке в знак согласия. Она выходит за дверь, и в палату входит Сара с Полом. Сара безмолвно раскладывает гостинцы по полочкам тумбочки. Её волосы, собранные в хвост, напоминают маленькую щёточку.
Чёрный ободок не даёт прядям падать на лицо.
Она очень красивая.
Пол отламывает кусочек банана и вкладывает мне в рот. Медсестра приносит стакан воды, зубную щётку и пасту, ставит на тумбочку и уходит. Заплаканное лицо Сары озаряется.
Я жую банан, проглатываю скользкую мякиш и кусаю щёку, чтобы сдержать позывы к рвоте.
– Ты не будешь помогать мне чистить зубы!
Я сразу же понял, на что Сара рассчитывает. Эта мысль возникла у неё, как она увидела набор для чистки зубов.
Да когда она меня слушала?! Она тщательно чистит мне зубы, окунает щётку в стакан с водой и по новой проводит ворсинками по зубам. Пол тем временем поправляет одеяло, сбившееся в пододеяльнике.
Я плачу.
Но они стараются не замечать этого. Сара меняет воду и помогает смыть пасту. Слышится цоканье каблуков, и в палату вбегает Тая. Её волосы в беспорядке, а на щеках пунцовые пятна.
Все плакали.
– Арти, у тебя… у тебя слёзы!
– Тая, зачем ты это говоришь?! – возмущается Сара.
– Ну, знаешь, я не думаю, что железный человек и слёзы совместимы.
– Железный человек? – смотрю на неё в упор, пытаясь догадаться, к чему эти слова. Я никогда не был железным, скорее, наоборот.
Вытираю слёзы, чтобы никто другой их не увидел.
– Даже в таком состоянии ты выглядишь сексуально, – она мелит чушь не зависимо от ситуации и времени.
Она в чёрном платье. Почему они все в чёрном? Я хочу быть слеп и глуп, и не думать о том, что Майка похоронили, не сказав мне.
– Тая, тут поблизости психушка, тебе туда! – Сара держит стакан с мутной водой и направляет его на Таю.
– Все справляются по-своему, – Пол смотрит вбок, – Вот Кайн…
– Майка уже похоронили, – срывающимся голосом признаётся Сара. – Кайн напился и уснул рядом с его могилой.
Мои зубы застучали друг о друга, быстрый поток слёз хлынул из глаз. Нос заложило, а слух нарушился. Организм не позволил даже осмыслить, как дал реакцию. Я ведь понял сразу, как увидел Пола, но не давал себе верить. Я должен был проводить Майка в последний путь!
– Я хотел быть на его похоронах.
– Мы не могли сказать тебе, – Сара вытягивается.