– Так, может, лучше новый ноут купить, чем шкаф ставить?

– Ну нет! Им только заикнись, они сразу мне заявку срежут. Про ноут я позже начальству сообщу.

– Ладно, жираф большой, ему видней. Шкаф обсчитаю, цифры озвучу. Давай, до завтра.

Прощаемся.

Выхожу из участка. Небо затянуто тучами, с минуты на минуту на землю готов обрушиться дождь. Хорошо, что я на машине.

На ходу щелкаю сигналкой.

– Дядь, дай покататься.

Вчерашний паренек сидит задом на спинке лавочки, ноги на сидушке, сам жвачку жует, аж челюсти ходуном ходят.

– Права есть?

– Нет.

– Свободен.

– Жлоб.

Пацан вкладывает в это слово столько злости, что я невольно задерживаю на нем взгляд. Совсем бесстрашный – хамить взрослому мужику? Детдомовские и то такое себе не позволяют.

Алексей взгляд выдерживает, еще и подбородок задирает выше. В глазах цвета грозового неба, обрамленных выцветшими длинными ресницами, вызов: ну давай, скажи что-нибудь.

Ухмыльнувшись дитю, подхожу к своему авто, сажусь в машину. Кидаю телефон и утвержденный эскиз на пассажирское сиденье, завожу мотор и пару минут еще жду, когда прогреется. С любовью поглаживаю приятную на ощупь рифленую оплетку руля.

– Ласточка моя.

Поворачиваю голову. Леха сидит на лавочке в той же позе, пристально разглядывает мою машину и меня в ней. Встречаемся с ним взглядами, он щурится, я в ответ.

Что-то не нравишься ты мне, парень. Что задумал?

Выжимаю сцепление и дергаюсь с места, оставив за собой брызги черной грязи.

Дома, ежась от холода, наскоро обедаю, топлю печь. Принимаюсь за расчеты.

За стеной Сашка кашляет. Еще и еще. Уже с надрывом.

Может, ему лекарства какие нужны, я на машине до аптеки съездить могу. Надо предложить помощь.

В соседском дворе и дальше никого не вижу, иду в дом.

– Ирина? Вы дома?

Саша, кашляя, выглядывает из комнаты. Щеки алые.

– Саша, мама где?

Пожимает плечами.

– Иди ко мне.

Сажусь на стул, подзываю ребенка. Подходит. Ладонью трогаю лоб – горячий. А вот дома опять холодно и печь не топится.

– Болит что-нибудь?

– Горлышко.

Осматриваю кухоньку на предмет лекарств или сиропов. Нет ничего.

– Я с тобой побуду, маму твою подожду, – кивает. – Это что у тебя? – показываю на несуразную кривую дощечку, зажатую в руке.

– Пистолет, – отвечает гордо и протягивает мне.

– Мм, классный, – верчу в руках дощечку. – А чем стреляет?

– Гранатами. Вот, видишь?

Сашок зажимает кулачок, заносит руку назад и делает резкий выпад вперед, как будто что-то бросает.

– Ба-бах! – хрипит и снова закашливается.

Да где же мать его носит? У нее тут ребенок больной!

– Ничего себе! Ловко. Кого это ты там бабахнул?

– Плохих дядек. Очень-очень плохих и страшных, – шепчет. – Они нас ищут. Мы от них бегали, бегали и сюда прибежали, спрятались.

– Мм, понятно.

Ничего не понятно!

– Моя мама очень-очень красивая!

Ну… у детей своя мама всегда самая красивая. Если только реально мама у Саши не Ирина.

– А как твою маму зовут? Которая очень-очень красивая?

– Даша.

– Она здесь живет?

– Да.

Понятно. Значит, Даша. Все-таки я прав: женщин две – Ира и Даша. Какие загадочные у меня соседки.

– А фамилия у мамы какая?

– Денисова.

– И ты тоже Денисов? Саша Денисов?

– Да, – кивает головенкой.

– И Ирина кто?

Лупает на меня круглыми глазенками.

– Мою маму зовут Ириной.

Чет я ничего не понимаю.

Думай, Рома, думай!

– Саша, маму раньше звали Дашей, а теперь она Ирина? Так?

Малыш насупился, склонив низко головенку.

– И фамилия у вас теперь Васильевы? Я никому не скажу, – обещаю ему, поглаживая по плечику. Кивает. – Саша, у тебя есть еще игрушки? Машинки, солдатики, динозавры?

– Машинка есть, там, – машет ручкой в сторону комнаты.

Малыш на глазах становится вялым. Температурит. Потрепав его по светлой коротко стриженой голове, встаю со стула.

– Иди-ка ты, Саша, в кроватку ложись, я пойду маму твою поищу, ладно? Сегодня какую сказку на ночь хочешь?

– Колобка.

– Договорились, будет тебе Колобок.

В дверях сталкиваюсь с Ириной-Дашей.

– Ой, – испуганно отпрыгивает назад. – А вы что тут…, – кидает взгляд мне за спину, успокаивается, увидев сына. Тут же переводит взгляд на меня, хмурится: – Что вы тут делаете?

Вглядываюсь в лицо соседки. Оно у нее сегодня другое. Светлее, моложе. Очков нет, и челка почему-то выше. Зато могу разглядеть ее получше. Глаза у нее карие, глубокие, ресницы пушистые. И лет от силы двадцать пять – двадцать шесть. И по-хорошему идти мне надо отсюда, не ввязываться неизвестно во что.

Но…

Что-то меня во всей этой мутной ситуации цепляет.

– Саша кашлял, вот зашел спросить, не нужно ли чего.

– Ничего не нужно. До свидания! – порывисто.

Это она меня сейчас так мягко послала подальше? Мне хочется разобраться.

Ирина-Даша пытается обойти меня по дуге, чтобы пройти дальше.

– У Саши температура! – преграждаю ей путь.

– Я знаю! Вот, – оправдываясь, вытаскивает из кармана бутылек детского жаропонижающего и блистер сосательных таблеток от кашля, – сейчас дам. Простите, что помешали вам…

– Ничего страшного. Минуту, – протягиваю руку к ее волосам, дергается в сторону. – Девушка, у вас тут ус отклеился.

– Что? – карие глаза распахиваются до размеров блюдца.

– Я говорю, у вас тут черная прядка из-под парика вылезла.

Даша резко отворачивается, поправляя волосы. Испугалась.

– Уйдите! Пожалуйста, уйдите! – просит, чуть ли не плача.

Как уйти? Я за дверь, а она опять в бега? С больным ребенком?

– Даша… – беру ее за плечи. Вздрагивает, вытягиваясь в струну. – Я никому не скажу. Не бойся меня. Я друг.

Глава 9. Даша. Помощник

Господи боже! Вот я влипла! И что теперь делать – не знаю! Меня даже участковый так не испугал, как этот… сосед. Настырный такой, ходит и ходит сюда…

– Пожалуйста, уйдите, – прошу второй раз.

В ушах пульс грохочет. Мысли скачут как оголтелые: что делать, куда бежать? Саша болеет…

Веду плечами, скидывая с них чужие руки. Роман отступает назад.

– Я не уйду. Иди лечи сына, я пока печь растоплю.

Раскомандовался тут.

Но печь – самое непонятное мне строение в частном доме. Вроде бы все делаю, как показывала баба Стюра, а не горят в ней дрова, хоть плачь.

Роман уходить не собирается, но и вредить, кажется, тоже. Он вообще… располагает. Энергетика у него хорошая. Хочется доверять.

Подавив вздох, наливаю из еще теплого чайника воду в стакан, ухожу в комнату к сыну.

Саша лежит на кровати, двумя руками «пистолет» сжимает. Выбрал себе в сарайке деревяшку, не расстается теперь ни днем, ни ночью. Меня охраняет.

Трогаю губами лобик – горячий. Добегался мой белокурый ангелочек босиком по холодному полу. Сама виновата – не доглядела. Спасибо соседке баб Стюры, поделилась жаропонижающим. У нее тоже детки – мальчик скоро в первый класс пойдет, вторая малышка еще, только-только на ножки встала.

– Солнышко мое, выпей сиропчик, легче станет. Он сладенький.

– А барабашка ушел? – даже голосок вялый.

Сердце разрывается на части, когда малыш болеет. Уж лучше бы я.

– Не барабашка, а дядя Рома. Не ушел, он нам печку сейчас растопит, тепло будет.

– Пусть он с нами тут живет?

Ох…

– Спи, маленький мой…

Саша прикрывает глазки. Глажу его поверх одеяла, засыпает быстро. Температура падает. Может быть, попробовать уехать отсюда? Вот прямо сейчас соседа выпроводить и вещи собрать. Их немного.

Нет, Саша слаб, погода не пойми какая, еще сильнее разболеется. Не буду рисковать. Мне бы только с печкой разобраться, а там, может, и перезимовать получится. Люди здесь добрые, отзывчивые. Баба Стюра говорит, что работа в деревне всегда найдется, вот только платят немного, но на черный день деньги у меня есть, с остальным справлюсь.

Только бы нас не нашли.

А соседа выпроводить надо.

Роман засовывает в топку полено. Там трещат вовсю дрова.

– Скоро нагреется, – обещает, когда выхожу из комнаты.

– Спасибо. Я с ней никак не могу подружиться, – говорю своим обычным голосом, надоело притворяться.

– Я заметил.

Смотрим в упор друг на друга. Роман симпатичный, несмотря на недельную щетину. Волосы русые, черты лица правильные. Сложен хорошо – ничего лишнего. На вид ему лет тридцать, может, чуть больше. Взгляд внимательный, без намека на похоть. Хотя я иногда забываю о своем внешнем виде. Как он мужчин на пошлости спровоцирует? Скорее наоборот – оттолкнет, но мне это только на руку. Не нужны мне мужчины.

Отвожу взгляд первая. Чаем соседа, что ли, напоить, тогда уйдет? Доливаю воду в чайник, включаю.

Роман прислоняется плечом к углу печки, складывает руки на груди.

– Как Саша?

– Уснул. Температура спала.

– Если надо еще какие лекарства, скажи, я в аптеку съезжу.

– Пока не надо. Баба Стюра обещала грудной отвар приготовить.

Чайник шумит, нагреваясь. В печке трещат сырые поленья. Чтобы занять себя чем-то, ставлю на стол две кружки, с верхней полки шкафчика достаю начатый вафельный торт. Саша любит сладкое, а для нас это теперь роскошь, буду растягивать.

Режу на кусочки. Присутствие соседа напрягает, но уходить он не собирается. Глаз с меня не сводит, наблюдает, а у меня руки трясутся, и сердце вот-вот остановится от страха, что он все знает. Может, позвонить ей успел и за нами уже едут?

Чайник, вскипев, отключается. Вздрагиваю от щелчка. Под ребрами мечется от страха испуганный кролик.

Роман, не дожидаясь приглашения, садится за стол. Невозмутимый такой.

Руки на столе в замок сцепил. Безымянный палец без кольца, и следа от него нет. Если только принципиально не носит, а дома семья, дети, собака с кошкой… Баба Стюра говорила, Роман ненадолго, только вещи какие памятные забрать, а потом новые хозяева заедут.

Наливаю кипяток в кружки, отхожу подальше, пряча руки за спиной. Сосед слишком пристально разглядывает их.

– Расскажешь, к чему эта конспирация? – Роман кивает на мой парик. Это ж надо было так спалиться с волосами.

С досады отворачиваюсь в сторону разгоревшейся печки, закусываю нижнюю губу до боли.

– Мне надо знать, как помочь.

– Мне не нужна помощь!

– Мне так не кажется. Саша сказал, что вы прячетесь от плохих дяденек. Кто они?

Саша! Болтун!

– Саша маленький! Он любит сочинять.

– Ребенок напуган так же, как и ты, если не больше. И мне он не врал, в отличие от участкового… который приедет с минуты на минуту с допросом, стоит ему пробить по базе твои документы. Они поддельные, верно?

Да! Но Кристина заверила, что никто не догадается! Что же делать?

Но я так устала от всего этого, что уже будь что будет. Смотреть, как вместе со мной в этой глуши без центрального отопления и водоснабжения мучается мой малыш, сил нет. И если Роман действительно может помочь…

Несмотря на внутренний страх, опасности конкретно от Романа не чувствую. С силой впиваюсь ногтями в ладони и…

– У меня хотят отобрать сына, – губы предательски дрожат. На глаза набегают слезы.

– Кто? Почему? – Роман хмурит брови.

– Бабушка Саши, мать его биологического отца. Она пыталась выставить меня сумасшедшей, чтобы меня лишили прав на сына. Хочет оформить на него опекунство и воспитывать сама.

– А Сашин отец?

– Он умер.

И мне совсем не больно это говорить, хотя бы потому, что все чувства к Сашиному отцу сгорели очень и очень давно.

Роман тактично молчит.