После его предостережения не засыпать дремота на время слетает с меня, словно и не бывало. Но время идет, и делать нечего – только сидеть, глядя во тьму.

Я не собиралась засыпать. Честно говоря, я поклялась бы, что не спала, даже не сомкнула глаз, но вдруг прихожу в себя от того, что холодные пальцы заправляют волосы мне за ухо. В первый момент я и не вспоминаю о нашей ситуации, а касания такие нежные, что я тянусь за ними.

А в следующий момент на месте пальцев оказываются губы.

– Меня так заинтриговала мысль быть твоим пленником, Лази, что я почти решил остаться, – шепчет Смерть мне в самое ухо. – Но у меня есть работа.

При звуке его голоса я цепенею, кровь леденеет от панического ужаса: он освободился.

– Возможно, в следующий раз, – продолжает он, – ты будешь моей пленницей.

– Танат… – Я поворачиваю голову, чтобы встретиться с ним взглядом, а сама между тем тянусь к оружию, но руки Смерти ложатся на мое лицо по обе стороны головы. Он резко, с силой поворачивает мою шею, и…

Щелк.

Смерть

Веками я забирал бесчисленные жизни. Молодых и стариков, сильных и слабых. Я думал, что повидал всё.

Это не так.

Никогда еще я не встречал создания, желающего умирать снова и снова за род человеческий. Даже мои братья на такое не способны. Мы, всадники, все умирали не раз, но никогда за что-то более значимое, чем наше дело.

Видеть, как Лазария выходит на бой наперекор всем немыслимым обстоятельствам… Это обескураживает. Обескураживает и притягивает.

Я хочу увидеть ее снова.

Глава 16

Канзас-Сити, Миссури

Декабрь, год Всадников двадцать шестой

Лазария

Между нами что-то изменилось, это очевидно.

Мы стоим лицом к лицу на улице Канзас-Сити, вокруг нас, куда ни повернись, трупы и разрушенные здания.

– Я размышлял, – начинает Танатос, и битое стекло хрустит под его сапогами. – Мы могли бы перестать воевать.

– Могли бы, – соглашаюсь я, крепче сжимая нож. Мой второй кинжал сейчас в руке у Смерти. – Для этого тебе нужно только прекратить убивать.

Его глаза вспыхивают.

– Я не могу. Ты же знаешь, что не могу. – Всадник начинает обходить меня по кругу.

– То есть на самом деле ты просишь меня, чтобы я перестала защищать человечество. – Я тоже двигаюсь, стараясь не подставлять ему спину.

Внезапно всадник делает выпад вперед, и я едва успеваю отскочить. Хотя на улице холодина, по моей коже текут струйки пота.

– Это столь же бесполезная задача, сколь и неблагодарная, – Смерть делает шаг назад.

Я бросаюсь на него, а он отступает, поигрывая моим ножом.

Дзынь! – короткие лезвия скрещиваются.

Смерть переносит весь свой вес на клинок, заставляя меня припасть на одно колено.

– Не неблагодарная, – пыхчу я и упираюсь свободной рукой о землю. Там щебень и осколки стекла и прочий мусор, усеявший улицы. Я зачерпываю целую горсть всего этого. – Иногда я тебя обхожу, и это очень, очень благодарное дело.

Я швыряю мусор ему в лицо, заставляя попятиться назад, и его нож соскальзывает с моего – дзынь!

Отбросив оружие, я ныряю вперед и хватаю всадника за лодыжку. Он оступается, падает.

Не давая всаднику шанса подняться, я подползаю к нему, а потом, замешкавшись лишь на миг, забираюсь на него сверху, закинув ногу ему на грудь. Я тяжело дышу от натуги.

Танатос, кажется, ошеломлен. Он ожидал моего нападения, но никак не рассчитывал, что я вот так оседлаю его, лишив оружия.

Точнее, почти лишив.

– Что ты задумала? – вопрошает он.

Я тянусь вперед, хватаю его за запястье.

Взгляд Смерти скользит по моей груди, сейчас более открытой, чем, бывало, раньше (надо сказать за это спасибо особо удачному удару его клинка).

Танатос смотрит… смотрит… и не надо быть экспертом, чтобы понять: всадник никогда не видел сиськи так близко.

– Что ты задумала? – повторяет он, но сейчас его голос напряжен.

Несомненно, моя грудь выбила его из колеи.

Я хватаю его за вторую руку, завожу их ему за голову. При этом мне приходится сильнее нагнуться вперед, и в результате мои крошки приходят в тесное соприкосновение с Танатосом.

Был ли у меня план отвлечь сегодня Смерть своими буферами?

Нет.

Воспользуюсь ли я этим?

Да.

– Я тебя побеждаю, – говоря это, отстегиваю веревку с пояса. Я ничего не планировала заранее, но… как я уже сказала, что-то между нами изменилось.

– Побеждаешь меня? – рассеянно бормочет Смерть. Он продолжает пялиться на ложбинку между моими грудями.

Пока он занят, открывая в себе гормоны, я связываю всаднику руки за головой. После нашей последней встречи я уяснила, что путы не удержат его навсегда, но это лучше, чем ничего. К тому же эта веревка намного прочнее, чем та, бельевая, которой я связывала его в прошлый раз.

Наконец Танатос отрывает взгляд от моего декольте и смотрит мне в лицо. Взгляд Смерти становится острым.

– Я хочу тебя, – вырывается у него.

За этим следует полная тишина.

Даже не знаю, кто из нас двоих шокирован больше, он или я. Это признание настолько неожиданно, до такой степени нелепо и неуместно, учитывая, что мы с ним смертельные враги – или бессмертные враги, но это неважно.

Я жду, чтобы Смерть взял свои слова обратно или по крайней мере объяснился, но он этого не делает.

Снова берусь за дело, готовая притвориться, что последних двадцати секунд не было вовсе, но руки дрожат так, что мне не удается завязать узел так крепко, как хотелось бы.

– Посмотри на меня, – тихо просит Танатос.

Я мотаю головой.

– Лазария, посмотри на меня.

– Я не подчиняюсь приказам всадника, – заявляю я, глубоко вздохнув.

Он тихо смеется, и от этого звука у меня поднимаются волоски на руках.

– Ты не хочешь на меня смотреть, потому что тоже это чувствуешь и знаешь, что я все пойму по твоим глазам.

– Ошибаешься, – бурчу я.

Краем глаза вижу, что он усмехается, и от этого у меня внутри все как-то странно трепещет.

Заканчивай, что начала, строго командую я себе, сосредотачиваясь на узле, но руки неумолимо дрожат.

– Мы продолжаем бороться с этим притяжением между нами, – говорит Смерть.

– Нет между нами никакого притяжения, – пылко возражаю я. – Ты мой враг.

– О да, между нами существует притяжение.

Я мрачно гляжу на него сверху вниз.

– Нет.

Танатос заглядывает в мои глаза, а потом медленно расплывается в улыбке.

– Оно существует. Ты тоже хочешь меня.

– Откуда тебе вообще знать, что такое желание? – сердито указываю я.

– Есть так много людей, которые жаждут и призывают меня, – говорит он. Жаждут и призывают смерть, хочет он сказать.

– Ну, я не из них, – хмурюсь я.

Его улыбка становится только шире, и от этого у меня самым возмутительным образом замирает сердце.

– Нет! Нет. Ты просто очень красивый, и только, – защищаюсь я.

Господи, я правда сказала это вслух?

Лицо всадника сосредоточенное и напряженное, а глаза, кажется, прямо светятся.

– Ты считаешь, что я красив.

Смерти больше нет нужды убивать меня – думаю, мои замешательство и смущение отлично справятся с этим сами.

Зачем я только это сказала?

Его глаза все еще горят, а выражение лица ставит меня в тупик.

– Скажи, ты не устала от всего этого? – Он кивает на руины Канзас-Сити. – Не устала от борьбы, войны, боли?

Господи, конечно, я устала, да еще как. На каждый город, который я спасаю, приходится по меньшей мере пять, спасти которые не удается.

– Разумеется, устала.

Устала до чертиков. Но это ничего не меняет.

Взгляд Смерти смягчается, теперь он говорит почти ласково.

– Тогда идем со мной.

В первый момент предложение кажется мне просто прекрасным – как рухнуть в постель после долгого дня.

Я заглядываю в глаза Танатоса, полные множества тайн. Их невероятно много, этих тайн.

– Пойдем со мной, – повторяет он.

Я могла бы. Хватит сражаться, хватит изнурять себя. Могу же я просто… уступить. Умереть я не могу, и мое тело никогда не познает истинного, окончательного покоя, но этот вариант кажется довольно близким.

– Мы с тобой будем бороться и дальше, – вслух возражаю самой себе.

– Почему бы нам не договориться перестать ранить и мучить друг друга? – не успокаивается он, будто бес нашептывает мне на ухо. – Мне нестерпимо видеть твои страдания, и я знаю, ты чувствуешь то же самое.

Мое сердце бьется все быстрее. Он говорит совершенно правильные вещи, эти сладкие речи и посулы убаюкивают меня.

Именно поэтому я, отпрянув, заставляю себя отодвинуться от него.

– Никуда я с тобой не пойду, – бросаю отрывисто.

И сам он никуда не пойдет, если, конечно, я свяжу ему ноги – и крылья заодно. В рюкзаке у меня есть еще веревки, только рюкзак остался на другой стороне улицы, а пойти за ним значило бы подставить всаднику спину.

Он спокойно лежит на земле, потом начинает смеяться.

– Ты всерьез веришь, что владеешь ситуацией? Что, несмотря на все прежние неудачи, сможешь просто связать меня и уйти?

С этими словами он поднимает связанные руки и, резко дернув, рвет веревки, как тонкую ткань.

Пораженная, я невольно пячусь. Такого я, признаться, не ожидала.

А всадник с кошачьей ловкостью и грацией одним прыжком оказывается на ногах. Он выпрямляется, сложив крылья за спиной, и идет прямо на меня.

– Думаю, мы поняли, наконец, что пленник из меня неважный, – говорит он, тщательно подбирая слова. – Слишком легко мне избавиться от любых уз.

В нескольких футах от меня Танатос останавливается и поднимает руку.

– Да не будет больше боли и страданий между мной и тобой. Да не будет раздоров и распрей. Пойдем со мной, Лазария.

Я до сих пор потрясена и его демонстрацией мощи, и тем, что несколько долгих минут сидела на его груди и он в любой момент мог разорвать веревку и схватить меня.

Но не стал.

И вот теперь… его призыв и торжественно-серьезное выражение лица окончательно выводят меня из равновесия.

Не будет боли. Не будет томительного одиночества. Мне не придется больше выдумывать планы и ломать себя в попытке остановить его.

Это невероятно соблазнительно.

Я делаю шаг вперед, к нему.

Глаза Смерти вспыхивают ярче.

Я тянусь к его протянутой руке, поддаваясь минутной слабости. Моя рука ложится в его открытую ладонь.

И только тогда я чувствую сомнение.

Неуверенно гляжу на Танатоса. Танатоса, который может перестать враждовать со мной, но никогда ни за что не остановит свое смертоносное шествие. Танатоса, который хочет, чтобы я сдалась полностью, а сам не желает уступить ни в чем.

– Нет, – выпаливаю я, одновременно отдергивая руку и отскакивая от него.

Сердце все еще колотится. Какие странные у нас отношения, и меняются они странно. Я больше уже не воспринимаю себя охотником, скорее, его добычей. Меня мучает безумный страх, что, если Смерть снова окажется рядом со мной, он на меня набросится.

– Не уходи, Лазария, – умоляющим голосом просит он.

И снова я колеблюсь, сама не понимаю почему. Я просто… не ожидала, что этот монстр сделает мне такое предложение. И не ожидала, что оно окажется для меня таким искусительным.

Не представляю, что сказать ему сейчас, поэтому только мотаю головой и отхожу подальше.

Смерть сощуривается.

– Запомни мои слова, кисмет: в последний раз я дал тебе выбор.

А потом он совершенно непринужденно, даже небрежно подзывает своего жеребца, вскакивает в седло – и был таков.

Глава 17

Остин, Техас