Остальные его слова тонут в оглушительном шуме. Офицеры кидаются к закрытой закусочной, вывеска которой выцвела от времени, а от логотипа остался только силуэт. Чтобы добраться туда, парням приходится врезаться в обезумевшее стадо, но все же им удается спрятаться за полуразрушенной постройкой.

Я должна бы почувствовать злорадство, но вместо этого у меня сжимается сердце, ведь я знаю, что за этим последует.

Смерть.

Когда стадо удаляется, я ощущаю зловещую тишину.

Боже мой.

Я снова пытаюсь освободиться от наручников – бесполезно.

Вспоминаю обещание всадника, что он придет за мной, и меня пробирает дрожь.

Тогда я закрываю глаза и стараюсь думать о том, как мне выбраться из этой западни. Можно просто остаться здесь, у столба, спиной к дороге. Надеюсь, если Смерть не увидит моего лица, он проскачет мимо, не обратив внимание.

Но тогда Остину крышка, а если никого не останется в живых, я обречена вечно торчать здесь, у столба на привязи. От такого кошмара у меня сжимается желудок.

Если уж я не могу спрятаться от всадника… значит, нужно вернуться на дорогу и предложить себя Смерти как некое извращенное жертвоприношение.

Собственно, это и предлагал шеф Дэвенпорт.

Я кривлюсь, но все равно ковыляю обратно на середину дороги, таща за собой веревку. Как раз успев добраться до места, я вдруг слышу в тишине голоса полицейских.

Меня охватывает ужас. Они возвращаются? Неужели обезумевшее стадо животных не убедило их в приближении всадника?

Я оглядываюсь на них через плечо.

– Бегите! – хочу я крикнуть, но кляп не дает мне этого сделать.

– Что это на нее нашло? – говорит один из офицеров.

Неужели это не очевидно?

И в отчаянии я ору:

– Бегите! Убегайте! Бегите!

Они стоят, переглядываясь непонимающе и немного испуганно. Шеф Дэвенпорт сверлит меня глазами – похоже, впервые он начинает задумываться о том, что его затея была не из лучших. Наконец один из копов подает голос:

– Может… может быть… нам пора мотать отсюда?

Цок, цок, цок…

Слишком поздно. Поздно, поздно, поздно…

Я смотрю вперед, переполненная ужасом. Издали вижу всадника со сложенными за спиной крыльями.

– Господи помилуй, – потрясенно выдыхает один из полицейских.

Смерть издали замечает меня, но вдруг резко останавливает коня, видимо, из-за моего кляпа, веревки на шее и наручников на запястьях и щиколотках.

На моем лице его глаза задерживаются, с каждой проходящей секундой всадник становится все более напряженным и решительным.

Он щелкает языком, и конь начинает двигаться рысью, тоже глядя на меня.

Цок-цок, цок-цок…

Я не успеваю стереть с лица страх и тревогу – Танатос стремительно преодолевает расстояние между нами. Я дрожу всем телом, и не только от холода. Не могу представить, чего мне ждать от этой встречи.

Смерть останавливает коня передо мной. Несколько долгих секунд мы стоим молча и только смотрим друг на друга.

– Будь я проклят, – слышу я издали приглушенный голос Дэвенпорта. – Она говорила правду.

Он едва успевает договорить, когда слышатся несколько глухих ударов. Сколько раз я уже слышала этот звук. Падающие на землю тела. Шеф полиции и его копы были паршивыми ублюдками, но мне все равно горько от того, что они – как, скорее всего, и остальные жители города – мертвы.

– Наконец-то, – произносит Танатос, разряжая ситуацию.

Даже понимая, что нужно, чтобы всадник освободил меня, при его приближении я все равно отступаю – прыгаю назад на скованных ногах.

– Куда же ты надеешься убежать, кисмет? – интересуется он. – Веревка, как я вижу, не так уж длинна.

Но я все равно отодвигаюсь от него.

– Твои дорогие друзья, люди, ополчились против тебя? – продолжает всадник. Схватив веревку, он подтягивает меня к себе. Когда я оказываюсь в пределах досягаемости, Смерть берется за кляп и легко разрывает ткань.

– Или это было задумано как засада? – Он заглядывает в мои глаза.

Я судорожно пытаюсь отдышаться.

– Если ты попытаешься воспользоваться моим положением, – предостерегаю севшим голосом, – я заставлю тебя об этом горько пожалеть.

Уголок его рта чуть приподнимается.

– Серьезно?

Он спешивается. Подержав в руках стальной наручник, он разламывает его, высвобождая мое запястье. Потом точно так же берется за второй и тоже легко ломает и отшвыривает железо в сторону. Демонстрация его нечеловеческой силы заставляет меня испуганно ахнуть.

Я все время забываю, что мы с ним не равны, по крайней мере в том, что касается грубой силы.

Разобравшись с наручниками, он принимается за оковы на моих ногах.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

Он смотрит на меня – Смерть на коленях у моих ног… Ох, ну почему он кажется мне таким манящим?

– Освобождаю тебя. – И, как бы в подтверждение своих слов, отбрасывает далеко в сторону очередной браслет.

– Почему?

– Ты предпочитаешь, чтобы я просто оставил тебя вот так? – удивляется он, взявшись за последний наручник. Металл под его руками трескается и разваливается с надсадным скрежетом.

Всадник поднимается. Теперь он опять возвышается надо мной.

– Значит, ты меня отпустишь? – осторожно интересуюсь я.

Он бросает на меня неожиданно чувственный взгляд, который пробирает меня до самой глубины души.

– Уверен, ты не забыла моих прощальных слов.

Значит, Танатос и в самом деле собирается забрать меня с собой. Я не совсем представляю, как это будет, но понимаю, что больше не смогу предупреждать города о его приближении. И пусть я страшно от всего этого устала, сдаваться пока не собираюсь.

– Мне жаль, что они так поступили с тобой, – искренне говорит он.

Я тяжело вздыхаю.

– Может, они на меня и ополчились, но не причинили мне большого вреда.

В отличие от тебя. Не будем забывать, кто в этой ситуации настоящий злодей.

Заглянув мне в глаза, всадник явно понимает, о чем я думаю. Я чувствую, я уверена, что он все осознает, но не слышу от него ни оправданий, ни извинений.

Смерть протягивает руку к ошейнику, небрежно мазнув костяшками пальцев по моему подбородку, и я понимаю: он считает, что момент настал. Время взять меня. Я уже вижу триумф в его глазах.

Он разрывает оковы – я свободна.

И тогда я молниеносно впечатываю основание ладони ему в нос, в точности как показала мне полицейская дюжину городов тому назад.

Голова Смерти запрокидывается, а я, воспользовавшись тем, что он на миг растерялся, разворачиваюсь и бегу. Со спринтерской скоростью я несусь к полицейским, лежащим ярдах в сорока от нас, на самой обочине шоссе. Наверняка у них найдется оружие, которым я смогу защитить себя.

Хлоп, хлоп, хлоп.

Это оглушительно хлопают крылья поднимающегося в воздух Танатоса.

Не смотреть назад. Меня так и подмывает оглянуться, но я понимаю, что всадник летит ко мне, и любой неверный шаг может обернуться поимкой вместо побега.

Узнаю тело офицера Джонса, распростертое на траве. На поясном ремне у него пара кортиков… успеть бы только их снять.

Я бегу, перебирая ногами так быстро, как только могу, стараясь не думать о том, что Смерть все громче хлопает крыльями, подлетая ближе. Остается всего каких-то двадцать футов. Пятнадцать. Десять.

Танатос уже совсем близко, и при каждом взмахе его крыльев у меня на голове шевелятся волосы.

Пять футов.

Он меня нагоняет, и я чувствую касание его пальцев. Последние футы я скольжу по траве, как в бейсболе, когда стараешься быстрее оказаться на базе. Офицер Джонс прямо передо мной, до его оружия рукой подать. И мне удается сдернуть эти два кортика, когда Танатос обеими руками обхватывает меня сзади и тянет назад, прижимая к груди.

– Как я ждал этого мгновения, – шепчет Смерть мне на ухо.

В следующий миг он подпрыгивает и отрывается от земли, сжимая меня в объятиях.

Господь всемогущий!

Я брыкаюсь, но пинаю один только воздух. Мы летим над автострадой.

– Танатос, поставь меня за землю. – Я почти кричу от панического ужаса.

– Слишком поздно, кисмет.

Это он зря, никогда не бывает слишком поздно.

Я, насколько могу, выкручиваюсь в руках Смерти и машу новоприобретенными кортиками.

Не медля ни секунды, всадник перехватывает мою правую руку и, вырвав нож, отбрасывает его в сторону.

Слышно, как клинок, звякнув обо что-то, приземляется под нами. Но смотреть некогда, так как всадник уже нацелился на мой второй кортик. Он у меня в более слабой руке, и это не позволяет нанести сильный удар. Зато и Смерти труднее до него дотянуться.

– Отпусти… меня… – Я толкаюсь и лягаюсь, а он поднимается все выше. Даже не глядя, я знаю, что2 там внизу: мертвые тела. Много, много тел.

Пока мы деремся в воздухе, раздается скрежет и стон оседающих зданий, одно за другим, одно за другим. Блестящий город Остин разом превращается в руины.

– Не отпущу, – твердо заявляет Танатос. – Ты ведь тоже не намерена прекращать борьбу.

– Ты не можешь вот так меня похитить!

– И это говорит женщина, которая первой взяла меня в плен.

Мы сейчас уже примерно в сотне футов над землей и продолжаем подниматься.

Танатос все еще пытается выхватить у меня кортик.

– Довольно, Лазария. Мы слишком высоко, чтобы сражаться.

Я не собираюсь драться с всадником на такой высоте, но и отдавать ему свое единственное оружие тоже не намерена. Если лишусь его, окажусь полностью во власти Танатоса.

А такое мне не по нутру.

Вот я и вскидываю руку, отводя ее как можно дальше, чтобы он не достал. Только когда кортик втыкается с размаху в мягкую плоть и слышится болезненный стон Смерти, я осознаю свою ошибку. В панике я не просто взмахнула рукой – я ранила его, ранила по-настоящему.

Не могу понять, насколько серьезно ранение, но тут рука всадника, которой он меня держал, слабеет. Не успев охнуть, я падаю.

– Нет. – Он пытается поймать меня снова, но стоит его рукам нашарить мои запястья, как я снова выскальзываю.

И теперь уже окончательно камнем падаю с высоты.

Ветер уносит вырвавшийся из моей глотки вопль. Почему я просто не выронила кортик? Вечно мне надо сражаться до победного конца – ну так вот он, конец, только не победный. Нарвалась, наконец.

Всадник снижается, мое тело в воздухе переворачивается, и я, наконец, вижу его.

Смерть решительно ныряет ко мне. Он тянет руку, хотя летит несколькими футами выше.

– Лазария! – трудно расслышать его сквозь вой ветра. – Хватай мою руку!

И на этот раз я стараюсь изо всех сил.

Он догоняет меня, и я тянусь что есть мочи. Дистанция между нами сокращается, и я касаюсь кончиками пальцев его ладони.

Так близко.

Вижу, как Смерть глядит на что-то подо мною, и глаза его расширяются.

Господи боже мой!!!

Я не хочу умирать! Не так! Какая же я дура с этим кортиком, ни о чем не думала! Я не хочу такого конца!

– Лазария!

Я вцепляюсь в его руку.

– Танатос!

Не хочу умирать! Не хочу…

Моя голова во что-то врезается, и все погружается во мрак.

Глава 18

Медленно прихожу в себя, с трудом разлепляя веки. Смотрю вверх, в небо из какого-то разрушенного дома. Потолок наполовину обвалился, и судя по тому, как выгнута моя спина, лежу я на его остатках.

Попытка встать – и я задыхаюсь от пронзившей меня чудовищной боли.

Я смотрю вниз, на свой живот. Над самым пупком прямо вверх торчит толстый железный штырь. Снова задыхаюсь, но теперь больше от ужаса, чем от чего-то другого.

Я наколота на него, как бабочка на булавку.

Шевелю руками – они вроде как в основном зажили, только сплошь покрыты синяками, – пытаюсь оттолкнуться…

И ору от нового приступа раздирающей боли. Без сил я откидываюсь на спину. Тяжело дыша, безнадежно таращусь в синее небо надо мной.

Господи иисусе.

Я не могу умереть, и я влипла.

______

Если ад существует, это он самый и есть.