Ведьмак подошёл к окну и тихонько постучал по стеклу. В глубине комнаты затеплился огонёк, и в окне показалось лицо Капы. Увидев поздних гостей, женщина удивленно уставилась на них.

– Поговорить надобно, – буркнул Власий и отошёл от окна. Спустя минуту скрипнул засов, и в дверях появилась Капитолина.

– Власий? – вопросительно произнесла она. – Что-то случилось?

– Случилось, солдатка, – мрачно ответил Влас, отодвигая женщину и без спроса входя в дом.

– Не много ль берешь на себя, колдун? – подбоченившись, с вызовом спросила Капитолина.

– Не больше твоего, Капа, – произнёс в ответ Власий. – Сказывай, пошто младенца сгубила?

Даже сумрак избы не смог скрыть вмиг побледневшее лицо женщины. Власий смотрел на неё, буравя взглядом.

– Душно, – вдруг прошептала Капа, с силой оттягивая ворот платья. – Душно как, – произнесла ещё раз она и рухнула на пол.

***

– Видит Бог, ежель народился бы живым, супротив мира пошла бы, а вырастила, не побоялась, – лёжа на кровати с закрытыми глазами, еле слышно говорила Капитолина.

История Капы оказалась стара, как мир. За Степана по любви вышла. Ладно жили, хата добротная, оба сильные да работящие. Одно омрачало – ребёночка Бог не давал. Ну и как водится, в таких вещах всегда баба виновата. Мол, она неплодна, порченая жёнка Стёпке досталась. Только Степан на козни да россказни внимания не обращал. Тоже любил свою Капушку. Так и жили, пока война не грянула. Ушёл Степан, Капе оставалось только ждать мужа.

Шло время, в один из дней собралась Капитолина в соседнее большое село, по делам. Задержалась допоздна, домой в ночи уж возвращалась. Там они её и встретили. Двое. Морды бородами по самые глаза заросли, волосья не мытые, не чесанные и глаза по-звериному смотрят. Зря кричала Капитолина. Ночью, да в лесу, кто ж услышит.

Очнулась под утро, от росы продрогла. Еле с земли поднялась. Ноги под юбкой в крови, рубашка на груди разорвана. Кое-как себя в порядок привела и задами до дома поползла, чтоб ненароком кого в таком виде не повстречать. Об одном молилась, чтоб никем незамеченной осталась. Дома в кровать повалилась и почитай сутки без сознания провалялась. А как получшело, так и забыть постаралась. Как страшный сон.

Спустя три месяца поняла, что затяжелела. Вот тогда-то её в холодный пот и бросило, чуть с ума не сошла. Полдня посередь комнаты простояла, как дурная. Много чего она в те ночи передумала. И про то, что не её вина была в том, что детей они со Стёпушкой не нажили. И про то, что не сможет мужу в глаза посмотреть. Он на войне, а она… Поверит ли, что снасильничали над ней? Или кумушки соседские домыслами накормят. Поначалу твёрдо решила – не будет ребёнка! А как к концу четвертого месяца малыш зашевелился, так все сомнения отбросила. Мой он! И пущай, что не от мужа. Пущай не в любви, а во злобе людской зачатый. Мой! Сама выращу, супротив мира пойду!

Платья себе перекроила, чтоб пошире да живот соседям в глаза не бросался. Тем более что всю жизнь Капа крупной да дородной была. Только не суждено было Капе материнское счастье изведать. Ближе к седьмому месяцу занедужила, кровью пошла да в одну ночь и разрешилась. Сизо-красного цвета тельце исторгла утроба. А он уж и не дышал. До утра Капа волчицей раненой провыла. А поутру достала чистые тряпки, завернула тельце да и прикопала в конце огорода, под старой березкой. Вот и решились махом все проблемы, ни срама тебе постыдного, не оправданий перед мужем, не пересудов кумушкиных. Всё землей покрыто да травой порастёт.

– Разве ж я знала, что такое случиться может? – закончила свой грустный рассказ Капитолина. – Скажи, ведьмак, а игоши эти, они боль или холод чувствуют?

– Нет, Капа, – спокойно ответил Влас, – тоску только, по дому, по матери. Оттого и озлобляются, что найти не могут. Пакостят да место своё в мире ищут. Вот что, Капитолина, дело это надо до конца довести. А то изведет игоша Матвейку, тогда уж на твоей совести смерть ребёнка будет. За молву людскую ты не бойся. Всё сделаю, чтоб быльём твоя исповедь поросла. И завтра к вечеру жду тебя в доме Натальи. Одно только скажи, мальчонка иль девка?

– Мальчик, – ответила женщина и заплакала, прикрыв ладонями лицо.

Тяжело поднялся Власий и, коротко махнув Варьке головой, вышел, прикрыв за собой дверь.

Уже подходя к своему дому, он обратился к Варваре:

– Беги к Наталье да скажи, что всё получилось у нас. И завтра к вечеру пусть ждёт гостей.

Наталья, как услыхала, что ей ведьмак передал, даже расплакалась от радости. Вторую ночь они с Татьяной поочередно спали, держа Матвейку на руках, чтоб не дай бог игоша зла не причинил маленькому.

Утро за хлопотами пробежало, день за отдыхом прошел. Настал вечер. Власий с Варькой заранее к Наталье в дом пришли. Спустя полчаса пришла и Капитолина. Вошла в дом, глаза поднять не смеет.

– Полно, Капа, – миролюбиво встретила её Наталья, и обняла. – Всяко разно в жизни бывает.

Капитолина с благодарностью посмотрела на Наталью.

– Ну, бабоньки, – хлопнул себя ведьмак по ляжкам, – слухайте сюда. Ты, Наталья, приготовь нам три столовых прибора, а сама с дочкой и внуком в спальню идите, нечего вам тут делать. Ты, Варька, на печку лезь да смотри в оба. Уроком тебе будет. А ты, Капа, пока о главном подумай, хоть и больно тебе, только нельзя ребятёнку без имени. Оттого он игошей и сделался, что не по-людски с ним. А как появится, так ты его перекрести и назови по имени.

Наталья поставила на стол просимое и ушла в дальнюю комнату, к дочери. Варвара притулилась на печке.

Ночь раскрашивала небосклон чёрными красками. В темноте и тишине сидели за столом Власий и Капитолина. Ближе к ведьминому часу (3 часа ночи. прим.авт.) затеплил Влас свечу. Перед собой и Капой поставил тарелку с ложкой, а третий прибор с угла стола пристроил.

– Знаешь, Капа, колыбельную? – обратился к женщине ведьмак. Та в ответ кивнула.

– Запевай потихоньку.

Капитолина немного помолчала, вспоминая слова, и затянула:

Ба́ю ба́ю ба́ю спать,

Нощь настала почива́ть,

Сла́док мамин голосо́к,

Спи спокойно, мой сыно́к.

В зы́бке кроха почива́й,

Свои глазки закрыва́й.

Небо звёздами горит,

Мало чадо в зы́бке спи́т.

Млеко по́ небу текёт,

Мама пе́сенку поёт,

Убаю́кала бай бай,

Милый сыне засыпа́й…

По щекам женщины текли слезы, комок, подступивший к горлу, мешал тянуть слова. Варька, сидевшая на печи, спрятала лицо в подол и тоже беззвучно заплакала.

Где-то в углу раздалось шуршание. Варвара наскоро вытерла глаза от слез и уставилась в сторону звука. Игоша закопошился, подползая ближе к сидящим за столом Власу и Капитолине.

Девочка вновь с ужасом смотрела на сморщенное сине-красное лицо, жидкие волосенки и провалы черных глазниц. Сейчас игоша не улыбался, чему девочка порадовалась, вспомнив жуткий, растянутый от уха до уха оскал.

"Приходи, дитяти, место занимати.

Место лучшее, тебе выделенное.

Полноправное, Богом данное.

Всё тебе и память в устах, и крест в стопах", – произнёс Власий.

Выполз игоша на середину комнаты и застыл.

Огонь свечи едва освещал его. Но и того, что увидела несчастная мать, хватило, чтоб Капитолина бросилась перед ним на колени и, зарыдав в голос, крикнула:

– Прости ты меня, миленький мой, прости, родной, прости свою мать нерадивую, Васенька.

И, подавшись вперёд, женщина перекрестила его. Резкий порыв невесть откуда взявшегося сквозняка затушил пламя свечи, погрузив комнату во мрак. Власий вынул из кармана коробок спичек и вновь запалил свечу. Капа так и осталась сидеть на коленях. А перед ней на полу лежала пропитанная кровью и грязью тряпица, в которую она той страшной ночью завернула тельце своего мёртвого сына.

– Ну вот и всё, – тяжело выдохнул Власий. – Осталось исполнить сказанное. Пойдем, Капа, – обратился он к женщине, – покажешь, где сына схоронила, поставим ему крест в ноги.

– Так не крещённый же, – подняв заплаканное лицо к ведьмаку, произнесла Капа.

– А ты не майся этой мыслью, Капитолина, неужто Господь во грех вменит, что душе мытарствующей через крест покой дадим…

***

– И не страшно тебе было на печи одной сидеть? – спросил Митька сестру, когда та закончила рассказывать.

– Страшно, конечно, но и жальше тоже, – отвечала ему Варвара. – И тётку Капу, и малыша несчастного. Оно вон как, оказывается, бывает, кажную душу в Роду признавать надо, ежели не хочешь, чтоб она сама о себе напомнила…

***

– Ну, здравствуй, Капа, – пробасил Власий, усаживаясь на предложенный стул. – Как дела твои, бабонька?

Спросил, а сам взгляд на печку, почти под потолок, бросил. Там в углу сидел полупрозрачный малец. Белые короткие волосенки торчали в стороны, как пух одуванчика. Ярко-синие, ларузитовые глаза поблескивали, внимательно смотря на гостя.

– Благодарствую, Власий, – с теплотой улыбнулась Капа, проследив за взглядом колдуна.

– Ощущаешь его? – махнул в сторону домовенка Влас.

– Как родного, чувствую, – вновь улыбнулась Капитолина. – Особенно вечерами, как приляжешь на кровать, он тут как тут. По голове гладит, как кот мурлычет. А давеча вообще с косичкой в волосах проснулась.

– С косичкой это хорошо, – поднявшись, произнес Власий, – знать, переродился игоша, простил. Оно ведь как. Игоши одного добиваются, чтоб приняли да имя дали. Тогда он в благодарность духом домашним становится. Суседкой. Добре за хозяйством следить станет.

– Очень я тебе, Власий, благодарна, – провожая ведьмака, произнесла женщина. – Камень с души упал. И так доля черна, а ещё и это тянуло.

– Камень-то упал да место освободил. Вот и заполни его теперь светлой памятью. Да почаще суседке пряничек свежий подкладывай, – хитро улыбнулся Влас и пошел восвояси.

Глава 3

Первый раз Ксанка потеряла сознание спустя две недели после того, как они с мамкой вернулись с базара. Прям посреди комнаты упала. Выгнулась, пена ртом пошла, радужки глаз глубоко закатились, представив взору перепуганной матери лишь белки с красноватыми прожилками. После припадка пару часов без сил лежала. Старый фельдшер прикатил тем же вечером на телеге, запряжённой такой же старой и уставшей кобылой.

– Эпилепсия, – безучастно констатировал он.

– Эписли чего? – с недоверием посмотрела на старика мать Ксанки.

– Падучая по-простому, – повторно вынес вердикт он.

– О-о-оххх… – горько выдохнула женщина и закрыла лицо фартуком.

Мать ездила по знахаркам, а приступы меж тем случались всё чаще и чаще. И отходила после них Ксанка всё сложнее.

***

– Постой, мальчик, – обратилась к пробегающему мимо пацанёнку незнакомая женщина. – Говорят, в вашей деревне знахарь есть? Не знаешь ли, где живёт?

– Как не знать, – ответил малец и, обернувшись к галдящей ватаге своих друзей, от которых только что убегал, крикнул: – Митька, подь сюды, тут до дядьки Власия пришли.

От толпы мальчишек отделился один и подбежал к ним.

– Здравствуй, Митя, – улыбнулась незнакомка.

– Вообще-то меня Димитрием кличут, – серьёзно ответил парнишка, – Митькой только свои. Вам дядька Власий нужен?

– Знахарь местный, – кивнула женщина в ответ.

– Пойдёмте, до дому сведу, – сказал Митрий и, не дожидаясь, двинулся вглубь деревни.

Через пять минут они стояли у калитки добротного деревянного дома. Во дворе, поставив таз со стираным бельём на высокий пень, хлопотала юная девушка. Заметив брата с незнакомкой, она вытерла руки о передник и подошла к ним. Открыв калитку, Варвара вопросительно посмотрела на женщину.

– Вот, до дядьки Власа пришли, – буркнул Митрий и, нырнув под рукой сестры, побежал к крыльцу.

– Проходите, – улыбнувшись, произнесла девушка. – Меня Варварой звать.

– А я Татьяна, – отозвалась женщина и направилась за Варькой к дому.