Открыв дверь, Варвара пропустила Татьяну вперёд. Миновав сумрачные сени, женщина шагнула в большую светлую комнату. За обеденным столом на длинной крепкой лавке сидел крупный бородатый мужчина. С другой стороны, болтая ногами, уселся Митрий, явно настроившийся погреть уши, слушая пришлую незнакомку. Он отлично знал, что к Власию только местные обращались с обычной хворобой. А ежель кто издалека жаловал, стало быть, что-то посурьёзней стряслось.

– Откуда путь держишь? – пробасил Власий.

– Ох, издалека, родимый, беда у меня стряслась, – произнесла женщина и, не дожидаясь приглашения, устало рухнула на стоящий рядом стул.

– Знамо что беда, – усмехнулся Влас, – ко мне с занозой не приходят. Ну, вещай о беде своей.

И рассказала Татьяна, что дочка её, Ксанка, ни с того ни с сего занеможила. Название болезни еле выговорила.

– А теперь и вовсе в себя не приходит, – закончила женщина и залилась слезами.

– Как не приходит? – не понял ведьмак.

– А так, – всхлипнула Татьяна и продолжила: – С каждым разом после припадка всё дольше в себя приходила. А в последний раз, как упала, пена ртом пошла, выгнулась кровиночка моя, словно кто невидимый её заломить пытался, да и замерла. Ни к вечеру, ни на следующее утро глаза не открыла. Вроде и дышит, да едва заметно. И деревянная вся да холодная. Как нежива-а-а-я, – протяжно заголосила тётка, закрыв лицо натруженными ладонями.

– Ну, будя, – сказал Влас, подойдя к ней ближе и положив руку на плечо. – Отдохни покамест с дороги, а мне покумекать надобно.

И, наказав Варваре поухаживать за гостьей, ушёл в свою комнату.

Закрыв за собой дверь, Влас уже привычным движением задёрнул занавески и создал в комнате полумрак. Затеплив свечу, бросил щепоть сухой травы в колыхающийся огонёк. Тот сразу же затрещал, и в помещении запахло полынью. Развернувшись, Влас подошёл к изображённому прямо на стене Древу. Нарисованное чьими-то умелыми руками, оно выглядело немного странно. Небольшой ствол с кроной и огромные, мощные корни расползались почти на половину стены небольшой комнаты. Концы некоторых корней заканчивались привинченными к стене окружностями, на которых стояли оплавившиеся свечи. В центре ствола тоже была такая окружность, но побольше диаметром, и свечка, стоявшая на ней, была толще. Её Влас и затеплил.

"Благословите, деды рОдные", – прошептал ведьмак и, закрыв глаза, сел напротив Древа.

***

Татьяна прихлёбывала ароматный чай и слушала без устали болтающую Варвару. Дверь в комнату Власа открылась, и девочка замолчала. Две пары глаз уставились на мужчину.

– Плохо дело, – безо всякой прелюдии произнёс Влас. – Не вижу душу её на нашей земле, не здесь она, разве что телом только.

Прикрыв лицо руками, Татьяна тихонько завыла.

– Не реви ты, – обратился к ней Влас. – Надобно дойти до тебя да проверить кой-чего. Посмотреть на твою Ксанку.

Ведьмак бросил короткий взгляд на Варвару. Этого девочке хватило, чтоб она начала сборы.

– Курочек не забудь покормить, – напутствовала Варька брата. Тот супился, потому что Влас не разрешил Митрию с ними идти. Оставил в доме по хозяйству за старшего.

– Без соплей знаю, – огрызнулся брат и отвернулся.

– Ну, Митенька, ну, не обижайся, я тебе потом всё-всё расскажу, – пыталась загладить вину перед братом Варька. Завидев выходящего из дома Власа, девочка дала ещё пару указаний Митьке и, поцеловав его в макушку, пошла за ведьмаком.

Димитрий проводил сестру долгим тревожным взглядом. Он всегда так смотрел, когда девочка уходила с Власом к какому-нибудь горемыке, чтоб оказать помощь.

"Далось ей это ведьмовство, – думал Митька, – опасно же". Впрочем, послушать Варварины рассказы про очередное их с Власом дело он был охоч. Постояв ещё с пару минут, до тех пор, пока силуэт сестры не скрылся вдали, Митька вздохнул и поплёлся кормить курей.

***

Бледная девочка, лет десяти, лежала на кровати и едва заметно, но всё же дышала. Варя стояла у изножья, и её сердце сжималось от жалости. Синие венки проступили на худеньком личике. Глаза под закрытыми веками неестественно быстро бегали туда-сюда. Влас сидел рядом с Ксанкой, держа её холодную руку в своей руке.

– Видишь, в чём дело? – обратился ведьмак к Варваре.

– Вижу, – коротко бросила Варька. А видела она, как одну голубую нить, выходившую из тела девочки, оплели нити чёрные, что ручейком уходили вниз. Через дощатый пол, через подвал, устремляясь совсем в другой мир.

– На базар, говоришь, ездила? – спросил Влас, повернувшись к Татьяне.

– На базар, – закивала та, – а при чём тут это?

– А при том, – вздохнул ведьмак, – угостили там твою Ксанку. Да заменой сделали.

– Как это? – не поняла женщина.

– Просто. Отливали недуг с кого-то да мёдом обмазывали, чтоб болезнь на него липла. А потом мёд в дело пустили, чтоб здоровый человек его съел. А дальше – ещё проще. Со здорового сила к Смертушке в залог больного потекла. Один поправляется, другой чахнет. Крепка, видать, на вид твоя девка была, раз посчитали, что здоровья хватит, чтоб недужному поправиться. Ну, или, как грится, дашь на дашь. Мобыть, ребятёнка и отливали.

Татьяна стояла, как обухом по голове шибанутая. Вспомнила, как её краснощёкая Ксанка подлетела к ней радостная, леденец красный в руках держа. Петушком сахарным её старушка угостила. И невдомёк матери было, с чего бы. А оно вон как вышло.

– Как же это? – только и вымолвила она и осела на стул. – Ребёнок ведь.

– Ну, – хмыкнул ведьмак, – тут, понимаешь, как залог удачи. Молодая, здоровая, к старикам-то чего цепляться, не ровен час, сам к Смертушке отойдёт. Со взрослым ещё сложнее, а дитя что? Сунул гостинку, а он и рад стараться, вопросов не задаёт.

Женщина даже моргать перестала. Смотрит на Власа, как на неведомого зверя, и словам его верить не хочется.

– Как же теперь? – сбросив оцепенение, прошептала она.

– Есть способ, – ответил Влас. – Но не мне за него браться. Стар я для этого, не выберусь. Ежель спомощница моя согласится. Но прежде мне с ней сурьёзно переговорить надобно. Дело опасное.

Татьяна умоляюще взглянула на Варвару и со слезами на глазах вышла из комнаты, оставив ведьмака с ученицей одних.

– Ты, Варя, слушай да кумекай, – начал Власий. – Ежель решишь, что не стоит рисковать, суда тебе не будет. Вертаемся домой и живём как прежде, не судьба, знать, девке землю топтать. А коль решишься, тут подготовку и начнём.

– Сказывай, что опасного тут? – попросила Варвара.

– Тело Ксанки тут, да призрак уж на той стороне. Чью-то чужую, чёрную нить, Недолей предопределённую, вплели в судьбу девочки насильно. Изменить то можно, да только для этого на той стороне нужно вложить призраку в руки науз белый, который я 12 пятниц Макоши вяжу. Развязать тот науз если, то Великой Матери белая нить судьбу, Недолей начертанную, изменит и укажет из Навьего мира дорогу в Явь. А уж тут я на подхвате. Опасность тут что ни на есть прямая. Вход в Навь найти не сложно, сложнее там душу нужную сыскать. А помочь в этом только Ягиня может. Только она одной ногой там, другой тут находится. Вопрос – решишься ли к ней пойти?

– Ягиня? – опешила Варька. – Так то ж сказки, про Бабу-ягу-то.

Конечно, с тех пор как Варька к ведьмаку в ученицы постучалась, она на многое стала по-другому смотреть, во многое поверила. И русалок видала, и с суседко беседы вела. Один раз даже Бая в лесу видела, не говоря уж про косматого Лешака. Но Баба-яга?!

– А неужто она и впрямь съесть может? – с недоверием посмотрела на ведьмака Варька. – Не верится что-то.

– Ну, съесть не съесть, сказки-то, всё ж таки, сочинялись не просто так, а чтоб шальных отпугнуть по лесам шастать. Но завести в Навь может да не выпустить.

Варвара задумалась. Виданное ли дело, Баба-яга. Где-то внутри ещё шевелился червячок недоверия, а потому любопытство взяло верх, и Варя решительно произнесла:

– Согласная я!

Полночи Власий давал ученице наставления. Учил, как себя в Нави вести. Затем пошёл к Татьяне и протянул ей шкатулку, наказав, чтоб она всю ночь в неё колыбельную пела, ту, что маленькой Ксанке перед сном всегда напевала.

Поутру, ещё раз всё повторив, в узел сложив то, что могло девочке понадобиться, а главное, шкатулку не забыв, благословил Влас Варьку в путь.

До самого леса проводила Татьяна Варвару. Груз вины залёг на сердце женщины. Знамо ли дело, чужого ребёнка в чащобу отправлять. Да к кому! К Нюрке Костянихе! К дрянной старухе, что из вредности и злобы своей с деревни ушла да избу себе в лесу построила. Не сразу Нюрка Костянихой-то стала зваться. А опосля того, как в молодости хвороба на неё напала неизвестная. Повезла её мать к знахарке в дальнюю даль, почитай, год её в деревне не видели, уж и забывать стали. А она возьми да и вернись. Кто увидал, те ахнули. Нога одна иссохла совсем. Как будто мышцы изнутри срезали да кожей кость обмотали. Глаз один бельмом заволокло. А мать её и вовсе не вернулась тогда. Да только никто спросить не решился, что да как. Злобная она стала. Одним глазом зыркнет так, что кровь стыла. Правда, дар у ей открылся. Знахарствовать помаленьку начала. Только-ть из-за злобы её не ходили к ней. Вот она в один день и решила вообще с деревни уйти, больно уж люди её раздражали.

Татьяна как узнала, что Власий Варьку к Костянихе посылает, даже противиться начала, мол, плохая это задумка. Да спросила, почему ведьмак сам в лес не идёт. Получив ответ, что в его возрасте из Нави его попросту могут не выпустить, женщина опять заплакала. И своя дочь помирает, и чужую девочку загубит, а ну как не выберется та из леса или Костяниха зло сотворит?

Варвара, как могла, успокаивала Татьяну. Тем более она теперь и сама подуспокоилась. Пошутил, выходит, Власий, ни к какой Бабе-яге он её не посылает, а к обычной ведьме деревенской. А уж их Варька не боялась, сама ведь не промах, да и дядька Влас такие слова над ней читает, что ни одна ведьма зло причинить не смогла бы.

Доведя девочку до леса, Татьяна поначалу порывалась отправиться с ней, вдвоём всё ж сподручнее. Но Варя была непреклонна. Ей ведьмак дело поручил, ей и исполнять. Женщине только и оставалось провожать девочку взглядом до тех пор, пока та не скрылась за деревьями, да перекрестить в спину украдкой.

***

Хоть и поняла по разговору Варя, что к Костянихе мало кто с деревни хаживает, да только тропка едва заметная в чащу всё ж вела. По ней Варвара спешно и бежала. На дом Костянихи наткнулась словно невзначай. Не на поляне стоял он, а прям посередь бурелома. Заваленные деревья, словно забор, который строил великан, валялись вокруг небольшой, приземистой избы.

"Ну, раз курьих ног нету, знать, точно не бабка-ёжка", – усмехнулась про себя Варька и полезла напрямик через наваленные брёвна. У самой двери остановилась и огляделась. Не было тут огородика разбитого, благодаря которому старуха могла бы зимой выживать. Утварь никакая не валялась. Ни одного следа, говорившего о живущей тут хозяйке, не смогла Варвара сыскать.

Поднялась девочка на крыльцо, занесла руку, чтоб постучать, как дверь вдруг внезапно распахнулась, и из темноты проёма резко появилось страшное лицо старухи. От неожиданности Варька отпрянула и, сделав шаг назад, завалилась на пятую точку.

"Их-хи-хи", – тут же прозвучал скрипучий смех, и на свет из избы вышла старуха.

Девочка внимательно рассматривала ведьму. Жидкие седые волосёнки неопрятными клоками свисали до плеч. Крючковатый нос, казалось, касался верхней губы. Один глаз старухи был совсем белый, зато второй был просто неестественной синевы. Он выделялся драгоценным камнем, по ошибке оказавшимся на безобразном лице старухи.

Костяниха улыбалась, растянув тонкие губы почти до ушей, отчего лицо казалось ещё ужаснее.

– Насмотрелась? – обратилась бабка к Варваре. – Теперь сказывай, зачем пришла.

Поборов оцепенение, девочка поднялась с земли и отряхнулась.