После третьей ложки я поняла, что больше в себя небесной пищи затолкать не смогу, хотя есть очень хотелось.

– А соли нет? – поинтересовалась я у стрелка, сидевшего по соседству слева, который уже успел сбегать к котлу за добавкой.

Он удивленно воззрился на меня.

– Соль?

– Ну да, соль.

Я изобразила, что сыплю себе что-то на язык, а после скривилась.

– Не знаю, что тебе надо, – покачал головой стрелок. – Хотя… Может, ты просишь горький камень, который любят лизать олени?

Я быстро кивнула. Рогатые обитатели леса соль любят, это я точно знала.

Парень пожал плечами, вытащил из привязанного к поясу мешочка гладкий сероватый камешек и, протянув его мне, пояснил:

– Их привозят торговцы с побережья для продажи охотникам. Правда, люди редко покупают эти камни, хотя стоят они недорого, – в королевских лесах охота на оленей запрещена под страхом смерти. А кому охота объяснять стражникам, зачем ты носишь с собой приманку для красного зверя?

Парень говорил быстро, и я понимала далеко не все, чисто логически просчитывая смысл незнакомых слов. Но в целом было ясно, что он пытался до меня донести. Ладно. Еще немного поварюсь в непривычной языковой среде, а там уже будет полегче.

Видно было, что гладкий «камень» олени лизали часто и увлеченно – стало быть, королевский запрет на элитную охоту этим лесным охотникам был по барабану. Почему – пока непонятно.

Я достала маникюрный набор и грубой пилкой сточила въевшуюся грязь с одной стороны «камня». Процесс особого труда не составил – соль, она соль и есть, даже слипшаяся в твердый комок. Проделав эту нехитрую операцию, я наточила уже белой соли себе в суп, размешала его ложкой, попробовала…

Годится!

И, вернув «камень» парню, принялась наворачивать варево, вкус которого заиграл новыми оттенками, перестав быть похожим на картон, размоченный в воде.

При этом я краем глаза заметила, что за моими манипуляциями наблюдают еще несколько человек. Один из них, сидевший справа от меня, не выдержал и фыркнул:

– Всегда знал, что девушки пугливы, как оленихи. Но никогда не думал, что им, как и оленихам, может нравиться звериное лакомство.

– Сам ты олень, – проворчала я.

И протянула ему свою миску.

– На, попробуй.

Тот хмыкнул.

– Ну уж нет, спасибо. Как-нибудь обойдусь без каменных крошек в брюхе.

– Просто ты боишься, что от оленьего камня у тебя вырастут рога, – хохотнул Тук. – Почаще навещай свою жену в деревне, Скателок, а то они могут появиться и без камня.

– Если б ты не был монахом, мой меч давно бы навестил твои кишки в толстом брюхе, – беззлобно ухмыльнулся парень – видимо, в этой шайке давно прижилось соревнование на тему, кто кого круче подколет. – Ладно, лесная ведьма, дай-ка я попробую твой суп, чтобы доказать кое-кому, что Скателоку не страшны ни гнев самого короля Англии, ни еда, приправленная оленьим камнем.

Он забрал мою тарелку, заранее скривился, отправил в рот полную ложку… и замер, уставившись в одну точку.

– Эй, Скат, – окликнул его Робин. – С тобой все в порядке? Не пора слать твоей жене весть о том, что ее муж умер, превратившись в памятник самому себе?

– Зато хоронить будет удобно, – заметил Тук. – Закопал по пояс – и нормально. Только с глазами нужно что-то сделать. А то они сейчас как у ключника, которого я напоследок перед уходом из Фаунтинской обители приласкал дубиной по макушке.

Но тут Скателок пришел в себя и заорал на всю поляну:

– Клянусь небесами, я не ел ничего вкуснее с той поры, как появился на свет!

И принялся наворачивать мой суп так, словно и правда не ел ничего с той минуты, как родился.

Скателок трескал похлебку, стуча ложкой по тарелке и чавкая, словно счастливый поросенок. Остальные стрелки переводили удивленные взгляды с него на меня и обратно. А я сидела и думала о том, что все эти имена мне знакомы.

Маленький Джон.

Тук.

Скателок.

И конечно Робин, которого Агнес назвала Капюшоном, а я на автомате так это слово и перевела у себя в голове…

Только у нас в России этот человек был широко известен в узких кругах любителей истории под другим прозвищем, исковерканным нашим произношением.

А именно – Робин Гуд.

Средневековый благородный разбойник, попортивший немало крови дворянской знати того времени. И проливший той крови тоже преизрядно. С точки зрения простого народа – герой. А по мнению местной власти – матерый преступник, главарь организованной преступной группировки. Как говорится, правда у каждого своя…

Тем временем, глядя на восторженное лицо Скателока, другие разбойники принялись доставать из мешочков, болтавшихся на поясе, свои приманки для оленей. И, не особенно заморачиваясь тем, насколько грязная их слежавшаяся соль, стали крошить ее ножами в свои тарелки.

– А девчонка-то наш человек, – ухмыльнулся Тук. – Посмеялась над всеми, а Скателок ей подыграл, чтоб не выглядеть дураком. Представляю, какие сейчас у всех будут рожи, когда они нажрутся горького оленьего камня.

– Не думаю, – покачал головой Робин. – Девушка странная, посмотри на ее одежду и неприбранные волосы. А еще я заметил у нее маленький сундучок с инструментами. Никогда ничего подобного не видел.

– Может, ты и прав, – задумчиво произнес беглый монах, обводя взглядом лесных стрелков, которые начали есть свои подсоленные супы с нескрываемым энтузиазмом. – Одежда у нее и правда удивительная. И рост тоже. Таких высоких женщин я никогда не видел.

Они говорили негромко и быстро, но я все равно улавливала обрывки их разговора, в голове додумывая остальное. Похоже, глазастый Робин Гуд умеет не только метко стрелять, но и подмечать мелочи. А мне на будущее урок – поменьше выпячивать свои знания, а то, чего доброго, отправят на костер как ведьму.

Помнится, у них в Средневековье было очень модно сжигать симпатичных девушек по причине отсутствия других развлечений. Потому, говорят, в Европе до сих пор дамы страшные с виду в основной своей массе – красивую – то, наверно, всяко интереснее казнить, эмоций у народа больше. Кому-то жалко несчастную, кто-то злорадствует. Это страхотушку сожгли и забыли, а тут разговоров, поди, на месяц, до следующего сожжения. Вот всех красавиц и спалили…

От таких мыслей мне стало как-то неуютно. Захотелось домой прям до слез. И пальцы заныли – соскучились по смартфону. Думаю, здесь для меня самое страшное будет не перспектива костра, а ломка по телефону. Сейчас бы уткнуться в информационный поток, полистать ленту, отключить мозг от всего вот этого…

В носу предательски защипало, на глаза навернулись слезы. Как же я теперь тут жить-то буду без смарта, горячей воды, лифтов? Канализации, наконец. Туалетной бумаги… Под кустик с лопухом, как в деревенском детстве? Блин, а они ж тут еще и не мылись вообще… И трусов пока не изобрели, не говоря уж о прокладках и тампонах… Мамочки, за что ж мне все это?

Осознание кошмара происходящего давило сверху медленно, но верно, накрывая меня словно могильной плитой. Я одна в мире дикарей, не знающих, что такое соль и сострадание к ближнему… И от цивилизации у меня остался только мой маникюрный набор и шмот, от которого желательно избавиться, чтоб не выглядеть белой вороной.

Внезапно мне стало до боли жаль мою курточку, джинсы, кроссовки и все, что под ними, с чем обязательно придется расстаться, дабы не вызывать подозрения. Тут же даже носков нет, и лифчиков, наверно, тоже… Ну, с моим полторашным размером это, конечно, не предмет первой необходимости, но я как-то к нему привыкла…

Очень захотелось заскулить, забиться куда-нибудь в щель, свернуться в позу эмбриона, закрыть глаза и переждать приступ паники.

Но и это сделать мне не дали.

– Эй, как тебя? Янка? – крикнул Робин. – Подойди.

Желание скулить отпало, зато сильно захотелось послать черноволосого предводителя разбойников в известное место за такое обращение. Моторчик ярости бешено заработал в моей груди, моментально нагнав в кровь адреналина…

И заглох.

Потому что я вспомнила, где нахожусь. А именно – в том времени, когда права женщин недалеко ушли от прав лошадей, которым самой природой предписано работать и помалкивать. В свое время историчка хорошо донесла до нас этот милый нюанс Средневековья…

А Робин, хоть и был, согласно легендам, весь такой из себя благородный, оставался сыном своего времени. И, пожалуй, если я сейчас выскажу ему все, что захотелось, ему, несмотря на благородство, придется всадить в меня нож, которым он только что резал оленину. Чисто чтобы не потерять лицо перед подчиненными. Стенька Разин вон, согласно фольклору, ради своего авторитета определил любимую княжну в надлежащую волну. А я этому бродяге даже не любовница – так, пустое место.

В общем, прикинув все за и против, я мудро затолкала свой гнев себе обратно в глотку и пошла куда было сказано.

Робин Гуд внимательно осмотрел меня с ног до головы.

– Говоришь, ты с севера?

Я кивнула, не особенно при этом наврав, – Алтуфьево, где я снимала свою крохотную студию, самый север Москвы и есть.

– Не видел я у шотландцев таких одежд, – покачал головой Робин. – Ну да ладно, твое дело, не хочешь – не говори. Ты из саксов или из норманнов?

Это был вопрос на засыпку.

Я напрягла память, вспоминая школьные уроки. Так. Саксы – это вроде коренные жители Англии, а норманны – викинги, которые ту Англию завоевали. Позже они там все между собой перемешались, но в двенадцатом веке это была тема довольно больная для местного общества.

– Из саксов, – сказала я, гордо подняв голову.

– Сочувствую, – усмехнулся Робин. – Если это и так, несладко тебе придется. Из керлов или из вилланов?

Тут я поняла, что не очень хорошо слушала уроки истории… Потому просто промолчала, на всякий случай опустив голову, как ученица, готовящаяся получить двойку.

Оказалось, промолчала в тему.

– Значит, беглая рабыня, по случаю укравшая чью-то одежду, – подытожил Робин. – Так?

Кивать было проще, чем отвечать. Я кивнула.

– Хорошо, – проговорил Робин – и по тому, как он это сказал, я поняла, что он не поверил ни одному моему слову. – Значит, так. Мне не нравится, как мои парни смотрят на тебя, словно голодные волки на зайчиху. Поэтому сегодня ты будешь спать в моем шатре. А завтра…

Робин окинул взглядом лагерь.

– Завтра я придумаю, что с тобой делать дальше.

Прозвучало это не очень вдохновляюще, но делать было нечего. Повинуясь кивку головы предводителя разбойников, я пролезла через узкий вход в тесный шатер, обложенный сверху звериными шкурами, – после чего еще одна шкура, подвернутая над входом, упала от резкого движения руки Робина. Типа, это он дверь за мной закрыл.

Вряд ли кусок плохо выделанной оленьей шкуры смог бы отгородить меня от разбойников, но я надеялась на авторитет их вожака. Ну и даже если он полезет ко мне ночью – что ж, сопротивляться не буду. Лучше переспать с одним оборванцем, чем по тебе пройдется очередь из сорока его подчиненных, изголодавшихся по женскому телу.

Внутри шатра было душно, к тому же здесь до тошноты воняло сырыми шкурами и концентрированным ароматом давно не мытого человеческого тела. Сперва меня чуть не вывернуло съеденным супом, но потом я заставила себя дышать ртом – и тошнота отпустила, уступив место усталости.

Внезапно я обнаружила, что этот день вымотал меня до предела. И мне уже было совершенно наплевать, где я и что со мной случится дальше. Потому я просто свернулась калачиком на вонючей шкуре и моментально провалилась в сон.

Глава 5

Мне показалось, что не успела я закрыть глаза, как кто-то принялся трясти меня за плечо.

С трудом разлепив веки, я увидела волевое лицо с черной сальной прядью волос, выбившихся из-под зеленого капюшона.

– Вставай, – проговорил Робин Гуд. – Уже рассвет, и тебе больше нельзя здесь оставаться.