– Можешь сказать сестре, если тебе не нравятся кружева. Хотя, как по мне, тебе очень идет. Я видел портреты ученых мужей, и они выглядели так же аристократично. Мне кажется, что твоя сила в уме, а не в теле, поэтому вовсе не обязательно быть похожим на нас, Сван.

Я невольно улыбнулся. Он произнес это не задумываясь, лишь потому, что действительно так считал. Джеральд был бесхитростным и открытым человеком. Но одна фраза пробудила во мне осторожность и легкий страх. Я не особо скрывал свое умение читать, скорее умалчивал, предпочитая делать это в одиночестве, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Со стороны могло бы показаться, что мне просто нравится рассматривать изображения в книгах. Ведь откуда у беженца познания в грамоте? Сигурд говорил, что образованность среди обычных людей встречается нечасто. Скорее, это признак сословия, твоей принадлежности к знатному роду.

– Мне захотелось посмотреть на рисунки. – Я тут же прикусил изнутри щеку, понимая, что сам себя выдал этими словами, ведь меня ни о чем не спрашивали.

Джеральд приподнял густые брови.

– Так ты же обучен грамоте, зачем мне врешь? Я видел: когда матушка в прошлый раз читала нам книгу, ты потом долго рассматривал ее. Твои глаза бегали по строчкам, а не рисункам.

Я опустил голову, не зная, как лучше ответить.

– Зачем ты скрываешь?

– А разве мне положено уметь читать?

Джеральд сначала посмотрел куда-то в сторону, а потом прошел к креслу. Он присел возле него и, подняв с пола книгу, брошенную Мэйтландом, аккуратно стряхнул с нее пыль.

– Почему бы и нет.

Джер еще раз провел пальцами по переплету и, поднявшись на ноги, протянул мне книгу. Я осторожно взял ее и зачем-то прижал к груди.

– Спасибо, если хочешь, мы могли бы вместе изучать историю Триединства.

Я опять прикусил щеку, испугавшись своих слов. На этот раз соленый вкус крови разлился на языке, вызывая желание прополоскать рот и избавиться от него.

– Ты правда будешь заниматься вместе со мной? – Глаза Джеральда загорелись, выдавая его нетерпение и радость.

– Конечно, Джери.

Он опять нахмурился, и мне стало совестно. Имя слетело с языка неосознанно, без желания поддразнить или задеть его. После нашего разговора совсем не хотелось портить доброжелательное отношение Джеральда.

– Извини, я не буду так к тебе обращаться.

– Мне не обидно, но это сокращение звучит слишком мило, а я большой…

– Как медведь, – прервал его я, вспомнив, как леди Вальтерсон сама так назвала сына в нашу первую встречу.

Джеральд действительно напоминал медведя. Только не так, как могло показаться сначала. За его неуклюжестью скрывалась сила, а за хмуростью пряталась искренняя доброта. По спине пробежал холодок, словно на мгновение я оказался на той снежной поляне, где Первый Абьерн ревел от тоски.

– Это же герб нашего рода.

Я мотнул головой, отгоняя наваждение. Сигурд говорил, что Абьерны всегда рождались в роду Вальтерсонов, но первопричину никогда не упоминал, предпочитая не отвечать на вопросы.

– А почему ваш род носит такую эмблему?

Джеральд потер подбородок.

– Вроде бы наш предок выжил благодаря медведю. Но я не помню точно – заснул на моменте, когда наставник рассказывал.

Переливчатый смех наполнил библиотеку, и я не сразу понял, что сам послужил его источником. Такая значимая часть истории рода, а Джеральд просто взял и уснул. Нет, в нем точно не сидит Первый Абьерн, скорее Мэйтланд является его носителем. Он будущий глава рода, а я человек, которому суждено проиграть в борьбе с исполином-медведем, ведь я ни за что не отдам свою жизнь в обмен на его усмирение.

Из коридора послышались голоса, и Джеральд испуганно оглянулся на дверь.

– Извини, Сван, мне надо срочно бежать.

С этими словами он кинулся к выходу, но внезапно развернулся и сказал:

– Ты тоже прости меня за имя, если оно тебе не нравится. Я не со зла. Но сначала прочти эту историю до конца. – Джеральд указал на книгу в моих руках. – Мне кажется, что Сван очень тебе подходит.

Я растерянно кивнул и получил в ответ широкую улыбку. Только когда дверь захлопнулась, я заметил, что библиотека окрасилась в оранжевые тона. Лучи скользили по мягкому креслу, придавая яркой серо-голубой обивке сказочные цвета, и согревали своим светом все, до чего могли дотянуться. До ужина оставалось совсем немного времени, но противиться тяге узнать историю лебедя было невозможно. Не позволяя себе сомневаться, я осторожно забрался в кресло и, поджав под себя ноги, открыл книгу. С шершавых страниц на меня смотрел лебедь. Он стоял с опущенной головой, и из его глаз капали слезы.

Одним злосчастным днем, когда Небеса гневались и сверкали молниями, в семействе уток вылупился птенец лебедя. Скромный серый пушок покрывал его маленькое тельце, делая малыша неприметным. Но уткам не понравилось такое отличие, и за некрасивый окрас птенца прозвали гадким. Он рос без любви, с постоянным пониманием того, как не похож на остальных.

Когда птенец окреп, то решил покинуть свой дом и отправиться на поиски любящей семьи. Долго лебедь бродил по миру, считая себя гадкой уткой и не зная, кто он на самом деле, пока не набрел на стаю черных лебедей. Они радушно приняли его и проявили заботу, стараясь стать семьей. Никто из них не говорил, что он уродлив. Наоборот, когда оперение нового лебедя сменилось белоснежным, они посчитали его птицей, посланной богами, и дали ему имя Сван – "прекрасный лебедь".

Но Свана тянуло дальше. Не мог он успокоиться, видя различие между собой и сородичами. Хотел найти свою настоящую семью, поэтому снова отправился в путь.

Наконец Сван отыскал стаю таких же белых, как он, лебедей. Его заполнила безграничная радость, и он готов был поделиться со всеми своим счастьем.

Так прошли годы. И с каждым днем все тоскливее становилось Свану. Его тянуло обратно к черным лебедям, словно он оставил с ними важную частичку себя. Такие чувства пугали лебедя, ведь он же обрел то, о чем мечтал с рождения,– семью. Грусть его заметил вожак стаи и спросил: "Отчего ты так печален?" Сван поделился своими мыслями, и тогда ответил вожак: "Дом там, где твоя душа…"

Дальше последние несколько страниц были вырваны из книги. Я еще раз внимательно пролистал ее, но так и не нашел пропущенного финала. Что же решит Сван? Вернется ли он к черным лебедям или останется с белыми? Последнее мне казалось наиболее верным решением. Сван – белый лебедь и должен находиться среди своих же. Рука замерла над очередной страницей. Неужели и моя судьба – вернуться к Вегардам, ведь мой дом рядом с ними? Я бросился искать вырванные страницы на полках и под ними, но их нигде не было. Какой же финал ждал Свана? А какой ждал меня?

Боги в очередной раз доказали, что выбор только за ними.

* * *

С того дня моя жизнь наполнилась присутствием внешне угрюмого, но доброго Джеральда, с которым мы проводили вечера в библиотеке. Мы вместе учились: он – новым знаниям, а я – смеяться и не бояться завтрашнего дня. Наша дружба придавала мне сил и дарила надежду на счастливое будущее. Время в его компании пролетало незаметно, но мы всегда вели себя осмотрительно, чтобы не вызвать гнев лорда Бернайса или Мэйтланда.

А вскоре Небеса послали нам благословение: леди Вальтерсон носила под сердцем еще одного ребенка. И однажды замок оглушили крики очаровательной младшей сестры – Линнеи.

Годы бежали, и сила Вегардов осталась в прошлой жизни вместе с Эйлейвом. Юноша Сван спокойно и почти счастливо жил в семье Вальтерсонов, помогая всем, чем мог, но часто удостаивался презрительных взглядов Мэйтланда, которых со временем стало еще больше. Замужество старшей дочери Малин не заставило себя ждать. Лорд Бернайс заключил союз с влиятельным лордом Айварсом, и залогом стал брак между их старшими детьми.

Каждое событие давало маленькую трещинку в этой хрупкой семье. Малин стала замкнутой, сдержанной и нелюдимой. Она больше не выбирала мне изысканные наряды и не заплетала косу, подвязывая волосы шелковыми лентами. Малин превратилась в тусклую тень и вскоре покинула замок так тихо, как будто ее тут никогда и не было.

Я больше времени стал проводить с Линнеей и леди Вальтерсон, а Джеральд посвятил себя занятиям с наставником. Иногда я проходил мимо и видел, как он тренируется. Сила и мощь сквозили в каждом движении, отточенном годами упражнений с оружием. Джеральд становился все внушительнее, развивая свое тело, и достигал небывалых высот на пути меча. Теперь у меня язык не поворачивался называть его Джери. И когда я видел его на тренировочном поле, жуткая тоска по нашим вечерам в библиотеке сжимала все внутри. Мне не хватало его смеха и наших разговоров, у него же появились новые друзья. Я ощущал, как от макушки до кончиков пальцев на ногах расползается детское темное чувство одиночества. Но что-либо изменить было не в моих силах. У каждого второго сына Вальтерсонов был долг перед родом – служить королю верой и правдой. И каждый по достижении зрелости проходил обряд инициации. Только после него он мог считаться достойным принести клятву королю.

И вот наконец этот день пришел. Не было празднества или высокопарных речей, но я знал, что Джеральда увели в родовые хранилища, куда не допускался никто, кроме главы рода и двух сыновей.

Весь день я не мог найти себе места. Противное предчувствие отдавало горечью на языке, с каждым мгновением усиливая тревогу. Даже игры с малышкой Линнеей не смогли отвлечь от беспокойных мыслей. Дождавшись, когда няня заберет ее на вечерний сон, я отправился в библиотеку в поисках умиротворения среди книг.

Большое окно оказалось завешено шторой из тяжелой плотной ткани, через которую едва пробивались лучи заходящего солнца. Мне пришлось вернуться в коридор и прихватить с собой факел. Немного повозившись с освещением и разогнав сумрак в комнате, я пошел вдоль высоких шкафов в поисках полюбившихся книг. Только возвращение в уютные истории смогло бы на время заглушить обуявшую меня тревогу. Но все мысли разом покинули голову, когда перед глазами предстал Джеральд. Он сидел на полу между шкафами и смотрел в стену невидящим взором. Парадная строгая одежда на нем смялась и выглядела несуразно, совсем не подходя его внешности. Словно вольного зверя нарядили в человеческие тряпки и сковали цепями. Всем своим видом – от опущенных плеч до отсутствующего взгляда – он демонстрировал тоску и безысходность. Воздух потяжелел, затрудняя дыхание.

Поборов неуверенность, я наклонился к нему и спросил:

– Эй, Джер, ты чего? С тобой все в порядке?

Он резко поднял голову, будто очнувшись от глубоких раздумий, и провел ладонью по лицу, оставляя на нем кровавый след. Я испугался и схватил его за руку. Одного прикосновения хватило, чтобы моя кровь откликнулась и давно забытое чувство нахлынуло вновь. Внутри все кипело и бурлило, поднимая волну жара в теле. Перед глазами помутнело, но в следующий миг показалась та самая снежная поляна в лесу и ревущий медведь-исполин. Он опустился на передние лапы и, тряхнув головой, устремил взгляд прямо на меня. Тяжелой поступью, сотрясая землю и деревья, медведь двинулся в мою сторону.

А если возьмет верх кровь бурлящая и превратится человек в животное,

То придут они, защитники людей и дома своего, Вегарды.

Первый Абьерн, он знал, чья кровь течет во мне. Нет! Не надо! Я с усилием отпустил руку Джеральда и, отшатнувшись, упал на пол. Дыхание стало прерывистым, соленые капли пота стекали по лицу, оседая на губах. Или это были слезы? Давно забытый страх сковал все тело, не давая даже пошевелиться. Джер непонимающе посмотрел на меня и потом на окровавленную руку.

– Дерьмо. – Он впервые выругался при мне. – Прости, испугал. Это ничего, просто клятва на крови, обычай. Рана неглубокая. Я сейчас все смою и перевяжу.